— Если вам удастся улучшить их поведение в детской, оно улучшится и за ее пределами.
— Чушь!
Грейли застыл. Его голос упал почти до шепота.
— Я не собираюсь обсуждать это с вами. У меня и так хватает дел. — Он развернулся на каблуках и шагнул через порог.
— Подождите, не будьте таким упрямым. — Анна вошла в темный холл, но внезапно кто-то взял ее за локоть.
Она обернулась. Сэр Финеас улыбнулся, как бы извиняясь.
— Это, конечно, не мое дело, но тебе не стоило поучать его перед слугами, — прошептал он.
Анна посмотрела поверх его плеча на лакея и экономку и покраснела. Отвернувшись, она громко сказала:
— Да, я тоже устала. Экономка засуетилась.
— Ах, мисс, пойдемте, пойдемте. Наверное, вы не только устали, но и проголодались. Его светлость, наверное, забыл покормить вас в дороге. — Она услужливо семенила впереди.
К удивлению Анны, внутри дом был столь же великолепен, сколь непригляден снаружи. Мраморный пол, панели из красного дерева, немного сумрачный холл и ведущая наверх широкая парадная лестница были выше всяких похвал. Единственным диссонансом в этом аккорде великолепия были стоящие с каждой стороны лестницы две фигуры в средневековых доспехах. Анна прикоснулась к одному из чудовищ, красноречиво посмотрев на экономку.
— Граф коллекционер?
— О! Его светлость просто обожает их, хоть я не раз ему говорила, что холл не место для этих железяк. — Миссис Стиббонс повернулась к дворецкому: — Его светлость желает, чтобы мы показали сэру Финеасу и мисс Тракстон их комнаты.
Дженкинс поклонился.
— Мисс Тракстон, наверное, захочет также осмотреть детскую?
— Да зачем ей это? — всплеснула руками миссис Стиббонс.
— Потому что она, я полагаю, наша новая гувернантка. Экономка оглядела Анну с ног до головы, будто впервые увидев ее.
— Да поможет вам Бог, мисс. Не хотите ли прилечь с дороги?
Анна улыбнулась, видя, что Дженкинса покоробила прямота экономки. Став гувернанткой, она научилась ценить слуг, которые зачастую знали о своих господах больше положенного.
— Благодарю, но я повременю с отдыхом. Я надеюсь поговорить с его светлостью.
Дворецкий поклонился.
— Да, мисс. Пройдемте в Голубую. — Он повернулся, подошел к одной из многочисленных дверей и, открыв ее, сделал приглашающий жест. — Я скажу, чтобы вам принесли чай.
— И лепешек! — добавила миссис Стиббонс. Она проницательно посмотрела на сэра Тракстона: — Вы, дорогой господин, выглядите прямо как кляча на живодерне, уж простите мне мою прямоту. Не желаете отдохнуть перед обедом? Я принесу его в вашу комнату.
Сэр Финеас даже выпрямился от восторга.
— Это было бы очень любезно с вашей стороны. — Он взглянул на внучку. — Полегче с Грейли. Бедняга явно не в себе. — Улыбнувшись, он заковылял вверх по лестнице за болтавшей без умолку миссис Стиббонс.
Анна тем временем вошла в Голубую, дверь которой услужливо распахнул перед ней Дженкинс, и огляделась. Ярко освещенная множеством узких окон, с мраморным камином и панелями из красного дерева, цвет которых гармонировал с темно-красными тонами обюссонского ковра, гостиная производила приятное впечатление, хотя и оставляла некоторое ощущение незавершенности. Наверное, из-за мебели: стулья и скамьи принадлежали к различным эпохам и не вполне сочетались друг с другом, хотя и те и другие выглядели очень старинными.
С задумчивым видом Анна провела пальцами по краю инкрустированного слоновой костью столика и улыбнулась. Ее всегда возбуждала возможность испытать себя. К тому же дети нравились ей гораздо больше взрослых — по крайней мере тех, которых она знала. Дети есть дети. Их прямота, глубоко ранящая подчас, их капризность и своеволие — где бы и с кем бы они ни были, неуемное стремление к приключениям, так мешающее учебе, и крайнее нетерпение были ей хорошо знакомы.
Кроме того, поскольку ей доставались только самые строптивые дети, Анне приходилось подолгу находиться с ними, чтобы выяснить причины их неуправляемости. Ей это даже стало доставлять удовольствие, ибо она быстро обнаружила, что поведение ее подопечных в точности отражает взаимоотношения в семье. Чтобы унять бешено скачущие мысли, Анна попыталась представить себе своих будущих воспитанников. Что заставляет их так себя вести? Подойдя к стоящему у камина креслу с высокой спинкой, она положила руку на его подлокотник, провела пальцами по искусной гравировке в виде плюща и задумалась: «Что же я скажу Грейли? „ Ей потребуется его поддержка, и неизвестно еще, как он к этому отнесется. Анна вздохнула. «Если бы Сара была здесь! Уж она-то хорошо знает своего брата“. Пока что все было не так уж и плохо. Но было бы еще лучше, если бы ей удалось склонить Грейли к сотрудничеству.
«Если бы я умела колдовать», — улыбнулась Анна своим мыслям и погладила рукой потертый бархат обивки. Он был на удивление гладким и напомнил ей о бархате в голосе графа.
— Мисс Тракстон, — из задумчивости ее вывел голос графа, — Дженкинс сказал, что вы хотите поговорить со мной.
Изобразив на лице приветливое выражение, Анна повернулась к своему нанимателю — он был раздражен и одновременно огорчен.
Глава 7
Говорят, Грейли детально продумывает каждое свое начинание и никогда не занимается вещами, не приносящими выгоды.
Неудивительно, что он до сих пор не женат.
Леди Бристол — виконту Ивенстоку, танцуя контрданс в «Олмаксе».
Скрестив руки на широкой груди, Грейли стоял опираясь на косяк двери и пристально смотрел на Анну.
— Нравится? Я в прошлом месяце купил на частном аукционе.
— Кресло? — Анна вдруг поняла, что все еще поглаживает бархатную спинку. — Ах, да, замечательное кресло, — согласилась она.
— Любимое кресло Генриха Восьмого, которое он унаследовал от отца. Присядьте. Очень удобно.
Узнав, что на этом самом бархате восседал зад Его Величества, Анна отдернула руку в притворно-благоговейном трепете: «Приложиться таким образом?! « Она была слиш-ком хорошо воспитана. К тому же она подумала, что кресло ветхое и вряд ли выдержит ее. Ей не хотелось начинать свою работу в Грейли-Хаусе с поломки любимой мебели хозяина дома.
— Нет, благодарю вас.
— Садитесь же! — Грейли шагнул к ней. — Оно и двоих выдержит. Его делали в те времена, когда на первом месте была надежность, а только потом стиль.
Кресло и в самом деле выглядело прочным. Прочнее, по крайней мере, своих собратьев, украшающих ныне многочисленные салоны и гостиные Лондона. Анна посмотрела на графа, и их глаза встретились.
— Я боюсь сломать его, — призналась она.
— Сколько же вы весите? — недвусмысленно спросил граф Грейли.
— Мой вес не имеет никакого отношения к моим обязанностям, которые я хотела бы с вами оговорить. Похоже, вы не понимаете.