Мне становилось тяжело дышать. Силы заканчивались, мана тоже.
Все, что я сейчас хотел, это самый обычный нож в руке, которым я бы срезал челюсть этому говнюку, и мое яростное желание было услышано.
Сначала резкая боль в ладони, как будто ее проткнули раскаленным прутом, потом резкая боль в голове и груди, а затем…
Ладонь начала гореть. Не таким черновато прозрачным пламенем, как ото было с щитом или аурой, а смолянисто черным цветом. Плотным и не просвечивающим.
Сначала, в руке появилась ощущение чего-то тяжелого, что я сжал в пальцах на автомате, это была рукоять клинка, длинная, которая как бы говорила о себе, как о возможном двуручном орудии, а дальше — начало появляться лезвие.
Это было красиво.
Односторонне — острое серебряно-черно лезвие, с заостренным концом.
Клинок не был тяжелым, но и не был легким, такого оружия я никогда в своей жизни не видел.
Всплеск силы, который произошел от окончательного формирования оружия, заставил демона отпрянуть, что дало мне возможность перевести дух.
Легкость оружия придало мне некоторую уверенность. Сделав два коротких взмаха перед собой, я отметил, что клинок двигался так, словно был продолжением конечности, и сидел в кисти как влитой.
-— Ну что, сученышь, -— я сузил глаза и уставился на демона, -— Теперь и у меня есть чем резать тебя?
Мой голос был принят за команду атаки, и Сашка ринулся с места, двумя длинными шагами полностью сокращая дистанцию.
Взмах пятерни был парирован острой стороной клинка, а рев боли, который заставил мои барабанные перепонки и землю под ногами вибрировать, сулил благоприятный исход.
«Как же давно я не дрался…» -— проговорил я в своей голове и улыбнулся, принимая оборонительную стойку, вставляя клинок перед собой.
Атака — парировал, вторая атака — парировал и сделал выпад, отсекая три длинных когтя.
Демон ощетинился, оскалился и присел, не понимая, как добраться до меня.
Клинок — был мои основным оружием. Хоть этот, явно отличался от пятидесятикилограммового энергетического меча, но это означало лишь одно — к легкому весу и исполнению — нужно привыкнуть.
НА сей раз, ринулся, я.
Не издавая и звука, как это делал демон, а молча рванув с места, я сократил эти три метра, на которые от меня отдалился Саша, и рубанул по нему снизу, оставляя длинную, глубокую рану на серой коже.
Очередной рев и демон бросился бежать, оставив меня с удивленным выражением лица.
Хлопнув самого себя по лбу, простонал, мол: «дурак, это же не арена, он действительно свалить может», и ринулся за ним. Моя скорость была несопоставима с его длинными прыжками, и в голову не пришло ничего более умного, чем кинуть под ноги врага фаербол.
Размахнувшись, словно в руке был камень и бросив незримое вперед, раздался взрыв.
Черный сгусток огня, да-да, именно сгусток, который появился из бесформенного, незримого ничто, пролетел над головой демона и взорвался прямо перед ним, заставив того резко затормозить, оставляя за собой конкретные следы.
Вся фора, которая была у него, испарилась. Я стоял в двух метрах и хищно пялился в спину.
-— Дерись, трусливая шавка. Или, когда у твоего оппонента появляется оружие, под стать твоим коготочкам, ты ссышь, поджимаешь хвост и бежишь мамке под юбку?
Это сработало.
Какой-то кавакающе-стрекочащий звук раздался из глотки Александра, он медленно повернул свою голову и высунул сдвоенный язык.
-— Умрешь, -— прошипел он.
-— Ага, значит умеешь разговаривать, а не только тявкать? — удивился я.
-— Тебе нельзя сегодня умирать, ты еще нужен. — шипел он, -— Асмодей приказал, не убивать тебя.
«А это еще что за хрен?»
-— Нахер иди, -— гаркнул я, и сделал выпад вперед, выпуская острие перед собой.
Укол клинка в брюхо очень не понравился демону, особенно, когда я всадил клинок на треть в брюхо, и провернул его двумя руками. Он взревел, отшатнулся назад, высвобождаясь, как мясо с шампура, и наклонился, приняв атакующую позу.
-— С-с-сам, напросилСХАХЫВ, -— он не договорил.
Как мне показалось, это было лишь кратковременным проявлением разума. Третья стадия его вновь поглотила. И теперь не было никаких других целей в жизни, кроме одной — сожрать меня.
Из-под его атакующего рывка, где он прыгнул в мою сторону, оттолкнувшись от земли, выпуская перед собой когти, я вывернулся, и полоснул клинком по спине. А дальше…
Я просто вошел во вкус. Каждую атаку я либо парировал, либо изворачивался, доставая самые незащищенные места на спине или по бокам.
Запах крови, этого существа, был отвратительным. Что-то из смеси аммиака и серы.
Эта жижа, темного оттенка, цвет которого я не смог определить, была по всей земле, на клинке и на мне.
Я рубил со всех сторон, оставляя все больше и больше ран на теле демона. Но и тот, очевидно, тратил последние силы, чтобы защититься. Он больше не атаковал.
Последней точкой кипения, или же, последним шансом выжить, он воспользовался.
До противника было три метра, точнее, до его полусидящего тела, когда я начал сближаться, а он рванул с места.
Среагировал моментально. Красиво. Мощно.
Отталкиваясь от земли, правой рукой как бы, скинул под ноги фаербол, что придало мне еще больше «энергии» в прыжке, и в момент, когда демон был в полутора метрах под моими ногами, крутанулся, и погрузил клинок в позвоночник.
Характерный хруст, жалобный скулеж, поставил точку в этом бою. Больше он не двигался.
* * *
На кромку острова прибыли лишь спустя полтора часа, когда я, уже освежившись в озере, сидел на теле поверженного.
Восхищенные взгляды появились ни сразу. Сначала, множество испуганных ахов, охов, вдохов, а затем уже обращали внимание на меня.
Почти чистого. Ну, по крайней мере, не в крови этой тварюги.
Вспоминая эффект, который произошел с девкой под окнами общежития, я смысл с себя кровь демона — первым делом, чтобы не дай бог не занести какую заразу в свое тело. Кто знает, может и так уже попало?
-— Что… — лицо Германа Якоба было растерянным, когда ему что-то усердно высказывала Сергеевна, -— Знаю… Это Барятинский… Нужно вызвать Ивана Федоровича.
На еле различимый на таком расстоянии вопрос: «зачем?», он ответил:
-— На опознание тела.
Первым, кто подошел конкретно ко мне, а не к демону, был президент, в сопровождении неизвестного мне мужчины, в синей, военной форме, и странноватого вида орденами. Его лицо было изувечено длинными шрамами, повязка на глазу — давала понять о его отсутствии. Хромал он на правую ногу, собственно говоря, опирался на трость.
