—Ты знаешь, что делать.
—Да, но…
—Тань, мама поймет. Более того, похвалит, ибо на моем месте сделала бы то же самое. Так что вперед!
Женщина закусила губу, решительно влезла в колечко, вытащила спас-комплект, нашла в нем шило, деловито проколола обе мочки, залечила ранки крошечным накопителем с Жизнью и убрала ненужные вещи обратно. Потом включила на комме программу «Зеркало», изучила отражение и едва заметно поморщилась:
—Рубины в белом золоте фантастически красивы, но к этому наряду не подходят: белого нем хватает, а с красным никак. Теоретически можно было бы подкрасить губки, но помадой я не пользуюсь.
—Забей!— отмахнулся я, но она ушла в себя, а через пару минут весело хохотнула и занялась рукоделием. В смысле, извлекла из кольца ярко-красные трусики и новенькую белую футболку, приложила первые под небольшое декольте, вооружилась маникюрными ножницами, вырезала треугольник и приметала к уже имеющимся швам. Затем переоделась, поменяв платьице на «доработанный» верх и веселенькую плиссированную юбочку, оглядела себя в «Зеркале» и всем корпусом повернулась ко мне: — Ну, что скажешь?
—Здорово!— ничуть не кривя душой, ответил я.— Цвет один к одному. Правда, солнце слишком яркое, и сквозь эту футболку чуть-чуть просвечивают соски.
—Армейское белье сюда не подойдет, гражданское я не ношу, тебе нравлюсь и такой, а на остальных плевать!— заявила она, откинулась на спинку кресла и потянулась к экрану ИРЦ. Судя по всему, решив прибавить громкость и послушать песню, звучавшую по радио.
—Не торопись, мне надо сделать важный звонок…— попросил я и набрал Тверитинова.
Пока описывал проблему, формулировал свои потребности, ждал, пока Виталий Михайлович найдет всю необходимую информацию, и получал на удивление интересные ответы, она анализировала происходящее. А после того, как я договорился с ротмистром о времени встречи и оборвал звонок, поймала мой взгляд и решила убедиться, что правильно поняла самый важный нюанс:
—Он нужен в качестве представителя власти, верно?
—Ну да!— кивнул я и счел необходимым описать ситуацию так, как видел со своей колокольни: — Таких личностей, как Перова и ее покровитель, надо останавливать сразу. Причем так, чтобы одна мысль о новой встрече вызывала панический ужас. А с двадцати ноль-ноль и на пять-шесть следующих суток нам будет не до них. Вот я и тороплюсь.
—Какую роль должна буду играть я?
—Сейчас расскажу!— пообещал я. И рассказал. Причем в альтернативном варианте, то есть, рассмешив Свайку первой же фразой и не дав возможности успокоиться. Не изменил этому принципу и после того, как объяснил все, что хотел увидеть в ее исполнении, и добился понимания — «признался», что хотел поискать в Нерчинске магазин, торгующий холодным оружием, и пополнить коллекцию, зацепил за живое куда большую фанатку колюще-режущего инструмента, чем я, и всю оставшуюся дорогу с пеной у рта обсуждал картинки, появляющиеся в ее поисковике.
К сожалению, в тот момент, когда за очередным поворотом трассы вдруг нарисовались окраины Савватеевки, нам пришлось прервать обсуждение характеристик очередного тактического ножа и заняться делом. Татьяна ушла в себя и начала настраиваться на работу, а я отправил на комм Тверитинова плюсик, получил текущую геолокацию ротмистра, скорректировал курс и от силы минут через семь-восемь вырулил на Березовую. А там подкатил к внедорожнику мага, припарковался, выбрался из машины, пожал руку Виталию Михайловичу и «вежливо постучался» к Перовым. То есть, вгляделся в особняк чувством леса, взял под контроль силуэты, находящиеся на втором этаже, а затем нашел взглядом ближайшее открытое окно и отправил в него плетение щелчка, напитанное Силой под вторую ступень подмастерья. И… перестарался — слишком сильная ударная волна вынесла стекла в нескольких смежных комнатах!
Как действовать в таких ситуациях, я знал чисто теоретически, поэтому повернулся к Тверитинову и озвучил официальное согласие оплатить весь материальный ущерб, причиненный этим конкретным заклинанием. А секунд через пятнадцать-двадцать, когда в пострадавших окнах начали появляться обитатели дома, узрел лицо, которое видел только на фотографии, и сорвался с места.
Двухметровую кованую ограду перемахнул за считанные мгновения, как следует разогнался, взлетел по стене к нужному подоконнику и мощным рывком выдернул хозяина поместья на себя.
Пока «падал» к ухоженной клумбе, поросшей веселенькими цветочками, успел подкрутить грузное тело «жертвы» так, чтобы оно грохнулось не на голову, а на спину. А потом присел на корточки возле оглушенного мужчины и заговорил, через каждые два-три слова отвешивая ему по пощечине:
—Константин Константинович… ваша охамевшая родственница… имела наглость… смертельно оскорбить меня и мою подругу… Я, Ратибор Игоревич Елисеев… с женщинами не воюю… Даже с такими подлыми… как эта… Поэтому высказываю претензии… вам. Ибо вы… совсем не занимались ее воспитанием… а значит, несете ответственность… за все ее поступки и проступки!
Не знаю, каким образом ротмистр организовал «съезд дворянства» на одной отдельно взятой улице Савватеевки, но в тот момент, когда я четвертый раз приложился к физиономии одного из самых влиятельных аристократов городка, на проезжей части с визгом резины остановилась первая машина, на седьмом ударе — вторая, а на двенадцатом — еще две. Мало того, аккурат к завершению «вступления» с той стороны ограды послышался гулкий бас начальника полиции:
—Виталий Михайлович, мое вам почтение! А что тут, собственно, происходит?
—Добрый день, Аристарх Иннокентьевич. Искренне рад вас видеть в добром здравии. В принципе, ничего особенного — процесс опосредованного воспитания дворянки из рода Перовых.
—Настолько унизительный?
—А что делать, если гордость имеется далеко не у всех?
Презрения, прозвучавшего в последней фразе ротмистра, хватило бы пробуждение гордости в дюжине самых затюканных холопов, и Константин Константинович, прекрасно знавший, что молчание вкупе с бездействием приведут его к социальному самоубийству, все-таки вызвал меня на поединок.
Я, собственно, этого и добивался, поэтому оставил его в покое, встал и церемонно озвучил свои условия:
—Я, Ратибор Игоревич Елисеев, принимаю ваш вызов. Деремся здесь и сейчас, Силой и Сталью, до смерти и без подмен.
—Но у меня нет секунданта…— злобно сверкнув глазами, сообщил Перов и заставил меня равнодушно пожать плечами:
—Ничего страшного — за оградой вашего поместья собрался весь цвет высшего света Савватеевки, так что кого-нибудь да подберете.
—И еще: Елизавета Андреевна не является моей родственницей.
—Может быть. Но она проживает в вашем особняке уже не первый год, представляется именно так, как я сказал, и выведена в высший свет не кем-нибудь, а вами. Но и это еще не все: высказывая вам претензии, я намеренно не называл ни имени, ни отчества особы, оскорбившей меня и мою подругу, однако вы с полуслова поняли, о ком идет речь, следовательно, знали, что она способна на что-нибудь в этом духе, но не приняли никаких мер.
