Каюсь, я счел последнее утверждение домыслом сплетников «Девятки». Ан нет, чуть позже, связавшись с государыней, чтобы сообщить об изменении в планах и новой дате выхода за Стену, сразу после приветствия услышал монолог, подтвердивший слова Алевтины:
—Здравствуйте, Ратибор Игоревич! Если вы набрали меня для того, чтобы поблагодарить за помощь и, заодно, отказаться от средств, которые вот-вот поступят на ваш счет, то, право, не стоило. Безопасники, занимавшиеся этой проблемой, приложили к докладу нарезку из фрагментов аудиозаписей, скопированных из соответствующих архивов форта номер девять. Так вот, та часть, которая позволила приобщиться к «творчеству» этой вашей Мегеры, вызвала во мне всего лишь омерзение и желание отмыть… даже не руки, а душу. Зато разговор этой злоязыкой твари с главой рода Смирновых — лютую ярость: требуя за полюбовное решение «проблемы» двадцать процентов от суммы, находившейся на счету Татьяны Ивановны в день ее гибели, бездушная и циничная сука не постеснялась заявить, что половина денег пойдет на благое дело — на помощь несчастным сиротинушкам! Вот я и поддержала этот почин. Только перечислила подразумеваемую сумму со счета ее мужа. А вторые «десять процентов» компенсируют моральный ущерб вам. Как только доберутся до вашего счета через цепочку «прокладок».
В деньгах я не нуждался, но отказываться от суммы, изъятой в процессе справедливого воздаяния, однозначно не собирался, поэтому описал свою позицию по этому вопросу, поблагодарил Императрицу за помощь, не забыв подчеркнуть, что счел эту самую помощь справедливой, а потом объяснил настоящие причины звонка.
Судя по изменению тона голоса, женщину начало потряхивать. Но она задала десяток уточняющих вопросов, пришла к тому же решению, что и я, пожелала нам удачи и попросила передать Ярине, что она в нее верит. Я передал Рине комм и ушел в ванную, ибо остался единственным, кто не ополоснулся перед сном. А когда вернулся обратно, обнаружил, что Великая Княжна лежит на диване, со свободной половины кровати откинуто одеяло, а Шахова, занимающая вторую, ехидно улыбается.
—Ну, и как это называется?— притворно нахмурился я.
—Следственный эксперимент!— весело ответила Долгорукая: — Я, особа, ни разу в жизни не пробовавшая спать на не предусмотренных для этого дела предметах мебели, пытаюсь восполнить пробелы в жизненном опыте. А твоя любимая женщина готовится получить толику недостающего внимания…
Глава 17
8 июля 2112г.
…Будильник комма, предусмотрительно выставленный на минималку, завибрировал в половине первого ночи, и я, открыв глаза, сообразил, что лежу на боку, сграбастав Ларису Яковлевну в объятия и подперев ее задницу ногой, согнутой в колене! Нет, осторожно разогнуть и убрать нижнюю конечность с правого бедра «любящей женщины» было вполне реально. Но толку, если моя левая рука, уютно устроившаяся между полушарий груди Шаховой, была зафиксирована мертвым захватом напарницы?
«Засмеет. Как пить дать засмеет…» — мысленно предсказал я, привычно дотянулся щупом до первой попавшейся жилы Язвы, а затем коснулся губами ушка, спрятавшегося под густыми прядями, и еле слышно выдохнул: — Ла-ар, просыпайся, мне надо с тобой поговорить.
Как только напарница вывалилась из царства снов и определилась со своим положением в пространстве, как ее эмоции затопило таким чистым и ничем не замутненным счастьем, что мне слегка поплохело. Впрочем, я все равно пожелал женщине доброй ночи и озвучил важную просьбу:
—Солнце, отключи Ярину наркозом, ладно? Этот разговор не для нее.
«Солнце» разжало пальцы, переплетенные с моими, выскользнуло из объятий, откинуло в сторону свою половину одеяла, бесшумно встало и на цыпочках рвануло к дивану. А секунд через пятнадцать вернулось обратно, снова вжалось в меня спиной и выставило шуточный ультиматум:
—Верни все взад, а то замучаю подколами — мне было о-о-очень уютно! Впрочем, ты ведь почувствовал, верно?
—Верно…— признался я и заторопился сменить тему: — Лар, какими бы причинами не руководствовалась государыня, помогая нам с тобой, уже оказанной помощи настолько много, что нет слов. Волчий скок, подаренный ее дочери, был первым и не особо «убедительным» шагом, а теперь я собрался сделать второй — помочь Ярине обрести сродство, реально нужное именно ей. Но есть проблема: я в принципе не представляю, какие сродства считаются достаточно престижными, и не могу задать Долгорукой прямой вопрос, так как не хочу светить эту способность.
—А ты способен еще и на это?— ошалело выдохнула Шахова.
Я мрачно усмехнулся и сказал чистую правду:
—На самом деле я умею именно это. А все остальное — следствие моей глупости…
Женщина активировала сумеречное зрение, выгнулась дугой и поймала мой взгляд:
—Расскажешь?
Она уже столько времени жила мной и моими чаяниями, что отказать я не смог:
—Я начал чувствовать зародыш ядра года в четыре, почему-то решил, что он живой, и стал с ним общаться. Практически каждый вечер, перед сном. Рассказывал — само собой, мысленно — о своих радостях и печалях, спрашивал мнение и так далее. Где-то через год эти медитации пробудили внутреннее зрение, а через полтора ядро начало «отзываться». Сначала даря какие-то невнятные ощущения, а затем играя оттенками розового. Последнее вызвало во мне такой дикий энтузиазм, что «беседы» существенно удлинились. Где-то в шесть с половиной цвет ядра начал меняться. Вернее, розовый шар стал разноцветным, и я месяца два тихо плавился от радости. А в один прекрасный день заметил, что одни цвета заметно тусклее других, и расстроился. Поэтому начал «уговаривать» ядро не болеть. И доуговаривался — к седьмому дню рождения все сектора моего шара засветились одинаково ярко. Я, конечно, возгордился и удвоил время подобных медитаций, из-за чего всего за пару месяцев допрыгался до инициации.
—Ты инициировался в семь лет?!!!— ужаснулась женщина, которая, как, впрочем, и любой другой одаренный-«внешник», была абсолютно уверена, что инициации, начинающиеся раньше четырнадцати, то есть, до завершения формирования энергетической системы, гарантированно заканчиваются смертью, а с пятнадцати до шестнадцати, с достаточно большой долей вероятности — проблемами с энергетикой. Но объяснять свое видение этого вопроса мне было лениво, и я обошелся предельно коротким ответом на этот вопрос. После чего продолжил описывать не такое уж и далекое прошлое:
—Ага. И пережил инициацию на удивление легко. Хотя правильнее было бы употребить словосочетание «инициировал себя». Но в тот момент матушка грузила меня чистой физухой, так что о магии я толком ничего не знал, вот и «вытянул» не два-три сродства, но до упора, а сразу все и понемногу.
—То есть, о том, что считаешь ядро живым, ты так никому и не рассказал?
—Я пробовал…— криво усмехнулся я.— В четыре года. Вроде, двоим взрослым, но их лица в памяти не сохранились. Помню лишь, что они подняли меня на смех и так сильно обидели, что я зарекся выдавать эту тайну кому бы то ни было.
