—Но…?
—Но предложенную тобою стратегию ведения разговора не потянул и взял паузу.
—А что с промежуточными итогами?
—Практически «твои».
—То есть, трехсторонние переговоры после коронации?— на всякий случай уточнила Даша, дождалась подтверждающего кивка и уставилась на экран комма: — Двадцать второго?
—Двадцать четвертого, в среду. Здесь же.
—Отлично!— удовлетворенно заявила она, влезла в Сеть и добавила: — За восемь суток обернемся. Даже с учетом того, что погода будет не ахти.
—Ма-ам…— начал, было, Долгорукий, но был перебит в самом начале предложения:
—Нет, сынок, не останусь. Я, вроде как, мертва, оживать не планирую и хочу, наконец, избавиться от силиконовых накладок и косметики. А доверять дворцовым целителям, как ты, наверное, догадываешься, больше не хочу.
—Я понимаю, просто…
—…тебя не радует перспектива брать на себя ответственность за казнь несостоявшегося братоубийцы и его сообщников?— холодно усмехнулась она.
Великий князь покосился на нас с Язвой, немного поколебался и… не стал кривить душой:
—Да, больше всего напрягает именно это. Но в то же время хочется, чтобы хоть кто-то искренне порадовался моему восшествию на трон!
Она встала с кресла, подошла к сыну, села перед ним на корточки, оперлась локтями на его колени и уставилась в глаза:
—Да, искренних поздравлений будет немного, так что три наших среди них точно не затеряются. Но ты ведь знал, что власть меняет окружение не в лучшую сторону, верно?
Мужчина поиграл желваками и нехотя кивнул:
—Знал. Но, анализируя поведение прихлебателей отца и окружение всех членов рода, включая тебя, всегда помнил о тех, кого близость к трону так и не развратила. К примеру, моего Бера или твою Язву. Да и ты, откровенно говоря, уникум, раз, имея возможность узурпировать власть… Хотя для тебя всегда на первом месте стояло Слово.
—Так и есть…— подтвердила Даша и посмотрела на меня: — Поэтому теперь я живу Баламутом. И уничтожу любого, кто попробует ему навредить!
Ярости, вложенной ею в последнее утверждение, оказалось настолько много, что Владислав Мстиславович в защитном жесте выставил перед собой обе ладони:
—Мам, ты чего?! Забыла, что я поклялся Силой воздать Ратибо-…
—Вспомнила про Ларионовых, Мавриных, Новицких и Островских!— злобно процедила она, но я был готов поставить голову против пустой банки из-под энергетика, что это предупреждение предназначалось именно ему. И Великий Князь это понял. Но вместо того, чтобы обидеться или оскорбиться, виновато вздохнул:
—Я не лучший сын на свете, и у тебя есть все основания считать меня черствым сухарем, помешанным на служении Империи, но… это служение не мешает тебя искренне любить. И я клянусь Силой, что никогда не сделаю ничего плохого ни тебе, ни тем, кто тебе по-настоящему дорог!
Бестия коротко кивнула в знак того, что принимает клятву, на пару мгновений ушла в себя, а затем посмотрела на нас и криво усмехнулась:
—Посчитала тех, кто мне по-настоящему дорог. Хватило пальцев одной руки. Негусто для Императрицы, не находите?
Глава 11
15 августа 2112г.
…Из кабинета Долгорукого я вышел генеральным инспектором Е.И.В. Канцелярии по работе с засечниками и, по совместительству, начальником одноименного отдела в чине тайного советника. Язва, де-юре уволенная из Конвоя, оказалась в моем подчинении на должности старшего инспектора и стала действительным статским советником, а «Мария Александровна Завадская», соответственно, инспектором и статским советником. Разумом я понимал, что все это — всего лишь попытка Владислава Мстиславовича хоть как-то защитить свою матушку от проблем в выбранном ею варианте жизни, но где-то в глубине души все-таки напрягался. Ибо в моих представлениях третий класс в табели о рангах никак не сочетался с моим возрастом.
Нет, внешне я своего обалдения не показывал: спокойно загрузился в «Тигр» и доехал до «Скифа», обсуждал с напарницами какую-то ерунду весь перелет до абаканского аэропорта и «толком не заметил», как перебрался в арендованный «Mauersegler». Зато после того, как самолетик разогнался по взлетке и набрал высоту, а стюардесса, накрывшая на стол, покинула наш салон, позволил себе расслабиться и вопросительно уставился на Бестию.
—Держался достойно…— заявила она, отрезав кусочек жареной форели и с завистью посмотрев на Язву, уже начавшую есть.— Причем как во время переговоров с Лю Фанем, так и при общении со Славой. Да, моментами чуть перегибал с равнодушием, но не сильно.
—Я старался. Но в данном случае спрашиваю о другом: тебя не смущает сочетание моего возраста и чина?
Она отрицательно помотала головой, попробовала рыбу и аж прикрыла глаза от гастрономического наслаждения. Потом отрезала второй кусочек и, наконец, объяснила, что имела в виду:
—Новые вкладки в наших идентификаторах — не более, чем защита от дуроломов, коих в России традиционно предостаточно, плюс определенный уровень возможностей, упрощающих жизнь, прежде всего, мне. К слову, я почти уверена, что это решение — своего рода просьба присматривать за мной как можно внимательнее…
—Я пришла к тому же выводу…— неожиданно заявила Лариса.— А еще поняла, что твой сын, наконец, вырос.
—Так и есть…— криво усмехнулась Даша.— Он перестал считать мир игрой и переставлять солдатиков из клетки в клетку, начал видеть в фигурах живых людей и научился заботиться не только о себе. Но радоваться этим достижениям пока повременю. Чтобы не разочароваться, если все вернется на круги своя.
—Зря: на мой взгляд, этот порыв стоит поддержать…— заявила Шахова, заметила, что наша венценосная подруга потемнела взглядом, но все-таки закончила свою мысль: — На кого, кроме тебя, он может реально опереться? На Забаву, которая любит одну себя? Или на родственничков Мстислава, озабоченных войной за место у трона? Да, любви от него ты не чувствовала. Но он начал меняться. Причем в лучшую сторону. А значит, нуждается хоть в какой-то моральной поддержке!
Тут Долгорукая поиграла желвакам и очередной раз приятно удивила:
—Ты права, Лар. А во мне говорят старые обиды. Спасибо, солнце: без тебя я бы этого не поняла. И… прости, что разозлилась.
—Прощу. После того, как ты компенсируешь мне моральный ущерб тем кусочком форели, который насажен на вилку!
—То есть, самым вкусным?— притворно ужаснулась Бестия.
—Ага!
Даша грустно посмотрела на «компенсацию» и… протянула ее Ларе: — Ешь, для тебя не жалко!
Трудно сказать, почему, но этот диалог отбил всякое желание говорить о чем-либо серьезном и «помог» уйти в себя сначала Шаховой, а потом и нам с Долгорукой. Но меланхоличное молчание нисколько не напрягало: после того, как с ужином было покончено, мы самостоятельно сдвинули кресла, легли, привалились друг к другу и потерялись в спокойных, светлых и очень комфортных грезах. Причем не на час-полтора, а на все оставшееся время перелета! Поэтому изменение давления в салоне застало врасплох, а первый же взгляд на информационное табло заставил переглянуться.
