Рука у собрата горячая, но мелкая была. Веселым показался тот случайный колдун. Чувствовалось как его сила изнутри раздирает, боль принося.
Первым встречным оказался строгий староста. На въезде в деревню зодчего поймал.
— Не глупи! Всю жизнь что ли бобылем ходить будешь! За видениями своими гоняешься, а хата годами пустая стоит! — начал отчитывать. — Слышал, что для одной вдовы, сестры — колдовской, мужа нового сыскивают. Я твою кандитатуру предложил. Ее староста проверку сейчас проводит.
Удивился колдун словам главного. Не думал он, что к колдовской девке так трепетно относиться будут. Обычно, их стараются из деревни убрать, отдав замуж за любого кто отважится. А тут, прям как к дочке старостовой относятся: с проверкой, отбором и подарками.
Ну что делать?
Каков приказ был, так и сотворил. Деньги водились, цацек дом полон: все мечтал как все хозяйке своей отдаст и та красоваться начнет. Дорога, на удивление, сама лошадей вела. Прибыл он в деревню немного раньше чем требовалось, но не он один таков был — кузнец молодой, удалой. Красавец уже нервно ножкой постукивал.
Не стал тянуть староста. Сразу на двор вдовий повел. И не понравилось колдуну, что здесь и ограда прямо стояла, и денник дровами заполнен, и крыльцо новое — недавно справлено. Видать, часто к вдовушке мужики ходят. Такую махину в одни рабочие руки невозможно содержать. А женщина, видать, ласки своей для помощников не жалеет.
А потом вышла вдова.
В темноте она была скрыта, но взгляд ее сияющий он бы из тысячи узнал. Встрепенулось застывшее сердечко в груди молодецкой. Слова все от языка отошли. Смотрит зодчий и все больше схожих черт между сном и явью находит.
— Моя! — тихо шепнул колдун, проходя на ее двор и не отрывая глаз от ее стана.
Услышал это кузнец, но только губы поджать смог. Сила такая была в этом признании, что плечи сдавило, а воздух отняло.
И только когда дверь терема отворилась. Когда глаза прошлого с глазами реального жениха встретились. Зеркало показало лик мужской.
— Радим! — всхлипнула я, роняя слезы. — Нашел!
Потому и на свадьбу он был скор и так быстро меня к себе принял. Дом к моему приезду готовил.
И столько тепла и нежности затопило мое сердце, что эмоции через глаза выходили.
— Мой Радим!
— Полно тебе, девица, — тронули меня холодные руки. — Тебе пора домой, а то душу мне свою подаришь.
— Спасибо, — всхлипнула я. — За путь истинный.
Мягкая, но отчего-то грустная улыбка тронула ее губы. А потом меня поглотил сон, в котором Радим ездил по красивым полям и замирал там, смотря в даль. Я стояла рядом с ним, будто тень, и счастьем наполнялась.
И только ветер тихонько шептал:
— Мой, мой, мой...
33
— Семислава, Ладушка, — горячий мужской шепот оборачивает меня в кокон нежности. — Лада, — голос гладит замерзшие пальцы, обдает теплом щеки и аккуратно прикасается к моим ресницам. — Не уходи! Лада!
Во внезапном крике столько боли и отчаяния, что я неосознанно готова подчиниться. Идти на его зов. Туда где находится грань между продирающим холодом и разрывающим жаром.
— Славка! — возмущенный крик брата и меня будто выдергивают из глубокого сна.
Осторожно открываю глаза и ощущаю, как замерзшее тело вспоминает о тепле. Руки и ноги затекли, мелкие неприятные мурашки скручивают меня судорогой. А спазм горла не дает даже запищать. Только через некоторое время я смогла осознать все что происходит вокруг.
Как уснула в общей девичьей спальне, так и проснулась. Укрытая общим одеялом, рядом с самыми младшими ребятишками.
Их носики спокойно посапывают, а надсадное дыхание пропало. Вокруг есть лишь сонная тишина. Умиротворением она пробралась в мою замерзшую душу. Стерла с лица ночной страх, где я с морозом боролась. Теплом родных голосов наполнила мою кровь. Захотелось дышать полной грудью. Смотреть на мир, подаренный богами. И не было боли утраты за исчезнувшую малютку.
Она покинула этот мир. Ее там ждали. А Мара закрыла свой мост, забрав чистую и невинную душу. Это последняя смерть в этом районе до следующего года.
Я это чувствовала. Я это знала.
Проснулась очень рано, даже для Зори и дежурных. Поэтому и бодровствовать мне одной пришлось. Не ведаю сколько дней в нави находилась. Там-то час-два, а в яви могут недели пройти. Не хорошо получилось, девочек одних оставила. Надо наверстывать.
Сходила на двор. Заглянула в предбанник. Поняла что золоторя отсюда уже в общий мужской терем перенесли. С радостью к воде бросилась, чтобы лицо умыть. Чувствовала, что очень грязная, будто неделю без мыла провела.
В отражении воды на меня смотрела бледная женщина с прядью седых волос.
— Почему? — удивленно оттягиваю белую ленту и взираю на нее с непониманием. — Откуда?
Моему телу все еще холодно временами. Будто мороз, маренин прислужник, отпускать меня не хочет. Лишь тепло родных голосов отпугивает этого нахала. Вот он и держится, за то что ближе. Волосы мне своим дыханием обдает и силу из них забирает.
— Мара, покровительница бескрайних смертных просторов. Взываю к тебе с сердцем, болью переполненным. Остуди пыл своих цепных псов, дань для тебя собирающих, — зашептала бледными губами и от воды отпрянула.
Сердце у меня сильно забилось, а на глаза слезы вышли.
— И так красавицей не была, а теперь еще и..., — в запале дернула белый локон и едва не вырвала клок.
Как Радим примет меня новую? Захочет ли в глаза мои снова взглянуть? Будет ли меня прежнюю в облике этом искать?
Что-то тихонько шептало, что белая прядь — это небольшая плата за простой на Калиновом мосту. Мара могла и годы жизни забрать и дитя, крови со мной единого. Но не стала богиня явь мне портить. Оставила лишь слабое напоминание о себе.
А Радим... если люба я ему бескрайне и бесконечно, то не посмотрит он на красу мою изменчивую. В темноте, на душу смотреть будет, как на звезду близкую.
Так тепло мне стало от осознания этого, что я улыбнулась своему отражению.
Вышла из предбанника в темноту ночь и замерла.
Посередине двора стояла огромная мужская фигура, в мех шубы закутанная. На небо темное смотрела, но стоило двери моей скрипнуть, как человек ожил.
Фигура бросилась в мою сторону. По снегу насыпанному, будто заяц проскочил и меня в морозные объятья захватил.
Не успела я даже глазом моргнуть, как ощутила родной аромат. Древесный. Домашний. Дорогой сердцу.
Я стояла зажатая мощной силой колдовской, как маленькая мышка в лапах кошки. Но не боялась, а от счастья переполнялась. Глазами за блеском звезд следила, а щеками морозные укусы ловила. А мужчина сжимал меня, будто в себя погрузить хотел. Дышал тяжело в мою шею и надышаться не мог.
