—А что такое «однокрылая бабочка»?— спросила Ива.— И почему она «пылающая»?
Хорошо, что я под ноги смотрел, а то упал бы от такого неожиданного вопроса.
—Лучше Вам этого не знать.
—Почему?— в её голосе звучало любопытство.
—Потому.
—Но интересно же.
—Это такой подарок,— ответил я.— Который дарят болтливым девушкам.
—Не люблю подарки,— призналась она.— Мне никогда не дарили ничего хорошего. Вообще никогда.
Подниматься по крутой дороге, зажатой между скалами, было не так просто. Мешал встречный ветер, иногда налетающий такими порывами, что едва не сбивал с ног. Если солнце двигалось к закату, что очень вероятно, то стоило найти какую-нибудь пещеру для ночлега.
—А почему бабочка однокрылая?— спросила Ива, нарушая молчание.— Она же летать не сможет.
—Это старая магия, могущественная, но глупая,— ответил я.— Мужчина и женщина, решившие связать свои судьбы, наносили себе символы однокрылых бабочек. Это несло глубокий смысл, говорящий, что вместе они могут летать, а поодиночке погибнут. А глупый этот символ только потому, что, когда один из супругов умирал, второй сгорал от лихорадки и жара буквально за пару дней. Поэтому бабочка называется пылающей. Редко, но бывает так, что женщины умирают во время родов. И что, дети останутся сиротами только потому, что их родители связали свои судьбы? Или мужчина мог глупо погибнуть на охоте или на войне. Понимаю, что скорбь и всё такое, но если их детям всего год отроду или два, что делать?
—Глупый символ,— согласилась Ива.— Но он бы прижился в Илуне. Да, определённо стал бы самым востребованным. Чтобы супруги не травили друг друга, деля наследство или в погоне за властью. И убрать его нельзя?
—Силы на это хватит только у верховной жрицы дами,— ответил я, не став уточнять, что дело не столько в силе, сколько в понимании оной. Для того, чтобы легко стирать символы, связанные кровью, нужно уверенно читать шестую молитву.
—И ты хочешь подарить мне этот символ?— лукаво спросила она.
—Я, если ты не заметила, молчал.
Нужно быть не в своём уме, чтобы связать себя с такой, как она, подобным символом. Уж лучше использовать обычный рабский знак, делающий всё то же самое, только эффективнее и не убивая хозяина при смерти подчинённого. Ива ведь не глупая девушка, какой хочет казаться. Если она что-то говорит, к этому не стоит относиться легкомысленно.
До города мы шли часа три, поднимаясь всё выше в горы. К концу дороги я так вымотался, что готов был заночевать за первым попавшимся большим камнем у дороги. Зои тоже шла тяжело, и время от времени от неё тянуло силой, словно она подгоняла себя. Не показывала усталости только Ханна, идущая так, словно хорошенько отдохнула и только что вышла на лёгкую прогулку. Чем выше мы поднимались, тем у́же становились ущелье и дорога. Когда между отвесными горами осталось метров пятнадцать, за очередным поворотом появилась городская стена. Не очень высокая, всего метров шесть, но она полностью перегораживала ущелье. Темнело быстро, поэтому ворота были закрыты, но то ли для поздних гостей, то ли специально для нас приоткрыли калитку. Пара крепких мужчин, вооружённых короткими копьями, ждали прямо у стены. Возможно, они неплохо видели в темноте, так как ни лампы, ни стойки с факелом рядом не было.
Ханна ускорилась, чтобы первой подойти к ним. Она что-то тихо сказала, затем жестом остановила одного из мужчин, хотевшего забрать у неё сумки. Зато калитку для нас открыли шире, чтобы можно было спокойно войти в город. Для горной деревушки поселение было слишком велико. Скорее, это был настоящий город. Я немало удивился, увидев длинную улицу, уходящую наверх, и аккуратные одноэтажные домики. Со стороны подъёма и не скажешь, что сразу за стеной горы расступаются, образуя большую чашу, укрытую от ветра и посторонних глаз. Из-за позднего времени горожан на улице совсем мало, но во многих окнах горит свет и слышатся приглушённые голоса. Может, из-за особенностей застройки или расположения самого города, но дым из печных труб и отверстий для очага поднимался, а не заполнял улицы.
Айн Ханна в городе ориентировалась, пройдя сначала по главной улочке немного вверх, затем свернула на одну из боковых. Когда мы добрались до большого дома на окраине, окончательно стемнело. У дверей нас уже ждала статная женщина в шерстяном платье и таком же платке на плечах. Обрадовалась, увидев Ханну, и поспешила обнять её.
—Проходите, проходите,— она жестом пригласила нас в дом.
Сразу за хлипкой дверью начиналась гостиная с массивным столом из тёмного дерева и парой лавочек. В углу помещения в плетёной корзине лежала светлая пушистая шерсть, с которой работали до появления гостей. Из прохода в дальние комнаты, сдвинув занавеску, появилась девочка лет десяти с тарелками и кружками. Улыбнувшись нам, подбежала к столу, чтобы всё расставить.
—Гостевая комната,— сказала хозяйка, показывая на проход.— Я провожу, чтобы вы смогли оставить вещи.
Под гостевой подразумевалась небольшая квадратная комната, разделённая на две зоны. Две трети занимал деревянный подиум, приподнятый сантиметров на тридцать. На нём уже лежали три матраса и высокая стопка шерстяных одеял. В помещении было тепло по сравнению с улицей, но деревянные ставни на небольшом окошке не внушали уверенности, что так будет до самого утра.
Хозяйка и две её дочери, десяти и одиннадцати лет, внешне очень походили на Ханну. Та же бледная кожа, самые обычные черты лица, карие глаза и русые волосы. У каждой был шерстяной платок с уникальным рисунком из широких разноцветных линий. Нас они встретили тепло, накормили горячим ужином в виде овощного рагу и терпким, но приятным на вкус травяным чаем с молоком. А ещё хлеб у них был необычным, из коричневой муки. Бутерброды с местным сыром получились особенно вкусными.
Подъём в горы утомил всех, поэтому едва мы добрались до гостевой комнаты, свалились без сил. Ханна говорила, что в городе безопасно и можно спокойно выспаться. Сама же она осталась в гостиной, чтобы поговорить с хозяйкой, которую звали Ийши. Ханну же она называла сестрой Ан. Уже засыпая, я подумал, что не поговорил с Зои, чтобы она ночью не успела добраться до светлоликой.
За ночь так ничего и не случилось, хотя я просыпался пару раз от звуков, доносившихся с улицы. То камень где-то упадёт, то и животное какое-то жалобно заблеет вдалеке. Утро же выдалось прохладным, поэтому одеяла оказались как раз кстати. Хотелось укрыться с головой и поспать до самого обеда, но пришлось вставать. После вчерашней прогулки ноги у меня гудели как после изматывающей тренировки. Сегодня на спине Иву я таскать не собираюсь. Надо стул подходящий найти, пусть на нём катается. Она, кстати, спала беспокойно, но даже не проснулась, когда я вставал. А вот Зои — ранняя пташка. К этому времени успела не только переодеться и умыться, но и помочь с приготовлением завтрака.
Завтракали плотно, отварным мясом, очень нежным и вкусным, и жирной кашей из того же коричневого зерна, из которого пекли хлеб. Ещё были маленькие варёные яйца, которые имели странный вкус и очень нравились дочкам хозяйки. Ханна появилась только к концу завтрака. Как всегда невозмутимая, со взглядом фиолетовых глаз, которые со вчерашнего дня стали ещё ярче. Не удивлюсь, если они светятся в темноте, как у кошки. Позавтракав, она убежала, сказав, что нужно закончить пару важных дел перед тем, как выдвигаться дальше.
