«Помощь клубам / 1».
«Отчёт для начальства/ 3».
«Еженедельная успеваемость / 1».
И в таком духе перечислялось, что полезного она сделала для Института. Причём успеваемость оценивалась меньше всего. А вот помощь преподавателям награждалась чаще всего тремя баллами. Возле каждой оценки подпись. Иногда две-три подряд одинаковые, но чаще разные. Последние три строчки заставили меня улыбнуться.
«Неверная оценка ситуации в бою / — 5».
«Повернулась спиной к противнику / — 5».
«За красивые глаза / 10».
Едва сдерживая смех, расписался напротив каждой оценки и заполнил следующую.
«Честность и отвага / 50».
Ещё одна подпись, и я возвращаю ей корочку.
—Всё, не мешай мне заниматься.
—Что?! Зачем ты это сделал!— возмутилась она, глядя на записи, как будто я там гадость какую написал.— Убери, мне такого не надо!
—Будешь возмущаться, добавлю ещё сто баллов, за наглость.
—Ты!.. Ненавижу тебя! Ненавижу!— сердито посмотрела она на меня, надув губки. Убрав книжечку за отворот кимоно резко развернулась и пошла к выходу из зала, едва не кипя от гнева.
—Никитина,— позвал я.
—Что?— обернулась она, злобно глянув.
—Ты, когда сердишься — очень милая.
—Ненавижу!— повторила она, но уже не так сердито. Вышла, тихо прикрыла за собой дверь и судя по звуку, побежала по коридору.
—Может стоило ей тысячу баллов добавить, чтобы не приставали больше?— задумчиво протянул я, снова закрывая глаза.
Обед я благополучно пропустил. Немного увлёкся и очнулся только часа в четыре. Нога немного затекла и колола иголочками. Дело осталось за малым, найти Таисию и закончить подошедший к концу этап тренировки. Выйдя из зала, направился вдоль по коридору. Даже вечером здесь шумно. Слышны выкрики, звуки ударов и падений. Заглянул в один из залов. Полное помещение парней и девушек. С громкими хлопками они бросали друг друга, через бедро хватая за отворот кимоно. Наставник, вооружённый длинной бамбуковой палкой, внимательно следил, наверняка награждая нерадивых учеников парой ударов. Классическое дзюдо. Вон, у сидевшей на скамейке девушки половина пальцев на руках перетянуто белым пластырем. И она пыталась замотать ещё один, немного посиневший вокруг сустава.
—Брр,— тихо пробормотал я и направился дальше.
Ещё один зал, предназначенный для борьбы. Какое-то соревнование. Преподаватель в роли судьи. Синяя и красная полоски на запястьях. Двое парней, сцепившись руками, пытаются провести бросок. Даже смотреть не стал. Если бы девчонки боролись, может и постоял у двери. А вот и голоса девушек.
—Козёл, как есть козёл!— говорила одна. Дружный смех.
Осторожно подкравшись, заглянул. Небольшой зал. С первого взгляда и не скажешь, что здесь изучают. Две боксёрские груши, нет ринга, несколько макивар, сваленных в угол. Четыре девушки со швабрами и вёдрами. Только вместо уборки чешут языками.
—Потому что плакала она, вот и козёл,— сказала первая.— И не защищаю её.
Я уже хотел уйти, но остановился. Неужто опять во что-то вляпался. Хотя, догадываюсь во что именно.
—Девчонки, привет,— выдал я себя, заглядывая в зал.— А где здесь зал для Дзюдо?
—Там,— долговязая махнула рукой в сторону, откуда я пришёл.— Рядом.
—Спасибо. Да, я нечаянно подслушал. Кого вы так ласково вспоминаете? Кто-то девушек обижает?
—Её попробуй обидеть,— хохотнула ещё одна, опираясь на швабру.
—Её?
—Белобрысую бестию из дисциплинарного знаешь?
—Слышал,— кивнул я, костеря себя за импульсивность. Поддался настроению и обидел девушку. Нехорошо. Надо пойти и извиниться. А то, что про меня за спиной говорят — плевать.
—Старший препод Щуров ей выволочку устроил,— сказала та, что обнималась со шваброй.— В зачётке лишние баллы повычёркивал и минус пять влепил. За повышенное самомнение. Сказал, что: «Тесные отношения между студентами и преподавателями не повод»,— процитировала она и неприятно рассмеялась.
—Нехорошо,— сказал я.— За такое надо бить. Как вы сказали? Щуров? Где его найти?
—Зря переживаешь,— сказала долговязая.— У неё мастер есть, он заступится.
—Он обычно на третьем этаже второго корпуса,— сказала та, чей голос я слышал первым.
—Спасибо,— махнув им рукой, направился к выходу.
Второй корпус института называли лекционным, так как практических занятий там не проводили. Обычные классы и преподаватели, многие из которых к силе не имели отношения. Самая низкооплачиваемая работа. Пришёл, рассказал лекцию и гуляй. Для студентов посещение свободное, ни зачётов, ни экзаменов. Поэтому я сначала не понял, кто из преподавателей был настолько наглым, чтобы обижать девушку, за которой присматривает мастер. Никитины, одна из младших ветвей какого-то очень знатного рода. Что-то вертелось на языке, но вспомнить не мог. Вроде даже читал недавно в справочнике.
Стоило всего пару раз назвать фамилию и пробегавшие мимо студенты легко указали направление. Парень, пойманный за рукав на третьем этаже, сразу показал вдоль коридора сказав «Вон он». И от сердца у меня отлегло. Я увидел мужчину в окружении группы студентов. Лет сорок, обычная славянская внешность, волосы коротко подстрижены. Одет в костюм, правый рукав испачкан мелом. Но что самое главное, он был как минимум экспертом третьей ступени. А это немного обнадёживало. Как я узнал про силу? Видел на доске преподавателей его фотографию. В той группе, в которую входила Марго. И он тоже преподавал карате, попутно читая лекции. Не запомнил, на какую тему, мне тогда они были не интересны.
* * *
Кабинет ректора МИБИ, вечер
—Геннадий Сергеевич,— в кабинет заглянула секретарь.— Пришли.
—Приглашай,— кивнул ректор, убирая несколько документов со стола в ящик.— И чаю для всех приготовь. И через полчаса ещё.
—Хорошо,— Антонина кивнула и скрылась за дверью.
Ректор же потёр лицо ладонями, повёл плечами, услышав, как хрустят суставы. В последние дни он особенно мало двигался. Работы навалилось столько, что два заместителя не успевали всё разгребать. И ведь это только первая треть учебного года. И то, что дальше будет ещё тяжелее, он не сомневался. Давно МИБИ не получал такую встряску.
—Доброго вечера, Геннадий Сергеевич — первым в кабинет вошёл крепкий мужчина лет пятидесяти. В нём чувствовалась военная выправка. Плечи расправлены, волевой взгляд и лёгкая улыбка. Последнее, вкупе с низким голосом, незнакомым с ним людям внушало некую нервозность.
—Проходи, Глеб Романович,— Ректор встал, прошёл к гостю навстречу, крепко пожал руку.
Следом в кабинет вошёл светловолосый мужчина, фотографию которого ректор видел утром.
