—Ты знаешь, о чём я,— возразила дракониха.— О том, что Алексей всегда ставил нас на последнее место и когда требовалось его участие делал вид, как сейчас, что преподносит величайшее одолжение, а мы — чокнутые неблагополучные родственники — отвлекаем от его собственной счастливой жизни.
Ян вздохнул. Теперь молчал и не возражал ей. Остальные словно не вслушивались в их разговор. И цмок лишь повторил, завершая на нейтральной ноте небольшую перепалку:
—Если захочет, он приедет.
Алексей, отметила про себя я. Ещё одно новое имя, ещё один загадочный и неоднозначный член семьи. А затем, сообразила…
Отвечая на мой вопрос о походе в ад, Валентина назвала не всех. Машинально повернувшись к Константину, я почти спросила его вслух о том, не останется ли он здесь, со всеми своими костамахами? Разве он никуда не пойдёт?
—Между прочим, меня единственного во всех мирах не могут расщепить,— произнёс он после того, как молчал весь вечер.
Его лицо выглядело суровым, а интонация — требовательной.
—Да,— согласился Ян, а затем бескомпромиссно добавил:— Именно поэтому ты и останешься. Ведь ты сам можешь убить там кого-нибудь, кого убивать не нужно. Не стоит создавать лишних… неудобств.
Константин напряжённо раздумывал.
Не знаю, откуда я взяла смелость, но, ещё раз повернувшись к нему, я спросила:
—Если тебя не могут расщепить, значит, ты обладаешь неограниченной силой?
Удивлённые глаза Константина вперились в меня. Кажется, он тоже не ожидал, что я когда-нибудь заговорю с ним первой.
—Нет,— коротко ответил он, и пояснил:— В бою меня не смогут одолеть, но я успею победить не столь многих, как хотелось бы, пока мои силы не иссякнут. Тогда я стану бесполезен.
В таком случае, кого имел в виду Ян, говоря, что Константин может кого-то расщепить? Он имел в виду кого-то конкретного?
Этого я уже не спросила. Разговоры о войнах, богах, создании Вселенной и всего сущего, о Тьме и проклятиях утомили меня. Застолье длилось уже не один час, и хоть я, наконец, была сыта и согрета, я тем не менее ощущала себя не хорошо: ни то густой воздух нави, вязкий и влажный, в котором казалось было слишком мало кислорода так действовал на меня, ни то я поспала слишком мало за ночь. Валентина быстро сменила тему, начав расспрашивать Яна о том, чем он занимался всё это время в порубежном мире, пока отсутствовал, и он принялся ей рассказывать, в красках и деталях, описывая мой мир и нашу жизнь, однако, чаще, чем нужно, украдкой поглядывая на меня. Спустя полчаса, он всё же начал закругляться, отчётливо распознавая на моём лице усталость, а в позе — слабость. Когда он предложил отвести меня обратно в комнату, чтобы я прилегла — я не раздумывая, согласилась. Напоследок Ян попросил Барбару вскоре снова наведаться в явь.
4.Алая река
Мы покинули столовую и двигались по замку, минуя многочисленные, сменяющие друг друга просторные залы. Молча, не говоря друг другу ни слова, просто шли, в обволакивающей продолжительной тишине, прерывающейся лишь скрипом паркета от наших шагов, хлопаньем маленьких белых крыльев, и дыханиями — моего, Кинельгана, Яна и костомах, наводняющих коридоры.
Минуя зеркала, из отражения которых перед ужином вынырнула Барбара, напугав меня, я отметила, что теперь даже не съёжилась, твёрдо осознавая, что мне уже ничто не угрожает. А ещё — на страх у меня не осталось сил. Не слишком проворно переставляя ноги, я плелась за Яном: от физического изнурения, внезапно нахлынувшего на меня, просто не могла идти быстрее. На ум пришло, что скорее всего, мне удалось поспать всего несколько часов, и потому бодрость, которую я ощутила при пробуждении, так быстро иссякла.
Внезапно почувствовался толчок — пол под ногами покачнулся, словно замок настигло землетрясение; на несколько секунд у меня закружилась голова. Я ни то запуталась в полах платья, ни то споткнулась о ковёр, и чуть подалась вперёд всем телом — рука Яна коснулась меня, поддерживая, хоть я и восстановила равновесие самостоятельно.
—Чем дольше ты пребываешь в нави,— сказал он,— тем сильнее тебе будет становиться хуже. Это место не для людей — оно высасывает резервы твоего организма.
Моей ладони он не отпустил, и теперь наши плечи дотрагивались друг до друга, а пальцы переплетались. Подобная близость с ним стала для меня привычной за столько лет, и я не спешила отстраниться. Драконье тепло, исходящее от его кожи, окутывало меня, словно тёплое невидимое облако. И чувство спокойствия и уверенности разливалось по телу.
Вскоре мы очутились в месте, похожем на рабочий кабинет. В нём была приоткрыта дверь в соседнее помещение — напоминающее бывшие покои князя. Ян медленно подвёл меня к тёмно-коричневому дивану, и пальцы дракона отпустили мои. Он велел мне присесть на старинную кожаную мебель, а сам замер напротив, стоя впритык ко мне, возвышаясь скалой, упёршись взглядом в моё лицо.
Мы по-прежнему молчали. Я с любопытством смотрела на него снизу вверх. Точно не знала, зачем он меня сюда привёл и не понимала, что выражают его глаза. Замечала только то, что его внимание привлекла моя царапина, протянутая красной воспалённой нитью по всей левой скуле. Иногда я забывала о её наличии, иногда вспоминала, когда она начинала пульсировать, как сейчас. Когда Ян протянул ладонь и коснулся моей щеки, я вздрогнула. От волны новой несильной боли.
Сощурив глаза, он нахмурился; его вид был немного сердитым.
Позади его спины вдруг послышался скрежет — Кинли взобрался на письменный стол и, поддевая носом оставленные там книги, принялся перемещать их, видимо, намереваясь, сбросить на пол.
Когда я снова перевела взгляд на Яна, то заметила, что он рассматривал мою шею. Оторвав указательный палец от царапины, он почти невесомо, едва касаясь кожи повёл им, словно по дорожке — к челюсти. Затем его прикосновение спустилось ниже — на шею, и плавно скользнуло под волосы, отбросив их в сторону. И я догадалась, что там — похоже, проявился ещё один из синяков. Вероятно, он уходил к руке, потому что Ян одним точным движением спустил рукав платья с моего левого плеча, обнажив его. Я ощутила холод на оголённом месте, где только что была одежда.
Кабинет наполнился внезапным грохотом — одна из книг, не без помощи Кинли, рухнула со стола.
—Я должен был позаботиться об этом раньше,— вымолвил он.— Я всё время упускаю из внимания, какая ты хрупкая.
В ту же секунду он резко отпрянул и направился к письменному столу. Оставив нетронутыми разбросанные там в небрежности книги и свитки, он что-то поискал в ящиках стола и вернулся ко мне, принеся с собой две стеклянные баночки с прозрачной жидкостью внутри.
Я продолжала всё так же сидеть на диване; величественно возвышаясь надо мной, он протянул мне обе небольших ёмкости. Следуя его указаниям, я поднесла к губам сперва одну, затем — другую, делая всего по глотку содержимого, напоминающего обычную воду.
Затем Ян окунул в неё кончики пальцев и окропил ею мою кожу над корсетом и едва слышимым шёпотом нечто произнёс, несколько непонятных мне фраз на праславянском, и в его глазах мелькнуло свечение аквамариновой драконьей магии. Это напомнило мне кое-что: момент, когда у быстро бегущего ручья он похожим образом снимал с меня заклятие Дивии и приводил в чувство с помощью живой и мёртвой воды. Теперь боль исчезла, и я закрыла глаза, внимая облегчение. Я знала, что когда в следующий раз посмотрюсь в зеркало, то больше не найду в отражении ни царапин, ни синяков с ссадинами.
