—Мама?— спрашиваю растерянно я.— Где мама?…
На что отец слабо улыбается. Это грустная улыбка, печальная улыбка, нежелающая меня расстраивать.
—Её со мной нет,— говорит он.
—Как нет?— переспрашиваю я.
Он делает паузу, словно не хочет мне отвечать. Но ему приходится объяснить.
—Я не знаю, где она. Но в ирий она не попала.
Я поднимаю красные, воспалённые глаза на Яна. Испуганные, недоверчивые, пытливые.
Тот поджимает губы. Вот поэтому он и недоволен этой встречей.
—В ад она не попала, успокойся,— бросает мне дракон.— Она не такую жизнь вела.
—Похоже, она не могла с чем-то справиться на рубеже, при искуплении,— признаётся отец.— Твоя мама слишком долго не могла его завершить. Что-то тревожило её. Нечто из этой жизни или из прошлых. И это нечто не отпустило её сюда. Но я верю, что она придёт. Рано или поздно. И я буду ждать её так же, как и тебя.
Я изо всех сил стараюсь не задумываться о том, что отец упоминает прошлые жизни. Стараюсь не задумываться о том, что он был моим отцом и в то же время кем-то большим. Что он был таким же, каким я его помнила и одновременно чужим. Другим. Похожим на себя и не похожим. Я осознаю, пусть и прилагая невиданное усилие, противоречиво черпая силу из своей слабости, что мне ни в коем случае нельзя размышлять о том, что мама прямо сейчас могла быть в нави, могла застрять в нави, и что я была просто обязана верить в то, что в лучшем случае её душа направилась обратно в явь слугами Велеса.
Но что если она в нави? Нет, я не могла об этом думать. Не могла думать. Но чего она так долго не могла отпустить? Чего не могла себе простить? За что винила себя? Вдруг она не отпустила меня? Оставшуюся на ферме, на земле, орошённой холодным дождём, окружённой стаей свирепых оборотней. Что не дало ей пойти дальше в ирий? Она не была плохим человеком, точно не была. Она очень любила меня. Очень любила отца. И многих людей. Она любила всё и всех, кто её окружал. Она была почти что святой, кладезем доброты. Но я знала лишь часть её души. Лишь одну часть. Сколько всего другого в её глубинах было сокрыто? Миры яви и нави были такими разными и огромными, и мы потерялись в них, мы потерялись с ней, бесконечно потеряли друг друга.
—Будь умницей, моя доченька,— говорит папа, и я осознаю, что он начинает прощаться со мной. Так скоро.— И не расстраивайся. Живи счастливо. Обещай мне, что проживёшь долгую счастливую жизнь, полную впечатлений.
Обещание кажется мне глупым. Сложным. И невыполнимым. Нереальным, если он останется здесь, а я уйду. Если моей мамы нет, и я не знаю, где она. О счастливой жизни не могло быть и речи. Я не могла просто взять и поверить в неё, но я кивнула.
—Я очень сильно люблю тебя,— говорит он.
Не верю, что должна с ним попрощаться. Не верю, что сейчас уйду. Не верю, что говорю ему последние слова.
—Я тоже люблю тебя, папа.
Он крепко меня обнимает и прижимает к себе. Мы стоим так несколько минут, но больше времени у нас не было.
Меня отцепил Ян. Я всё ещё скомкано пыталась сказать что-то напоследок. Отец не проронил ни одной слезы. Он лишь попросил Яна и дальше заботиться обо мне. Всё-таки он был тем же самым, но немного другим. Более спокойным. Более счастливым. Словно уверенным в хорошем исходе — нашей встречи, моей миссии рядом с Яном, моей жизни и нашей будущей встречи. Он словно знал, что со мной всё уже будет хорошо, и переживаний для него больше будто не существовало. Вообще никаких. Крепко взяв меня за руку, Ян тащил меня в белый туман, и настоятельно говорил не оборачиваться, но я не могла отцепить взгляд от лица папы, который махал мне рукой на прощание с мягкой, любящей улыбкой на лице. Он смотрел нам вслед, провожая. Наши взгляды были прикованы друг к другу, пока белый свет защитной пелены входа в ирий не застелил мой взор.
Неужели такой и будет моя жизнь? Фальшивкой. Ещё долго. Без отца. Без родных. Они будут жить в другом месте, и я для них буду каплей в море, а они для меня, по-прежнему — всем. Неужели так и буду влачить с тягостью года, лишь в ожидании того, что когда-то, наконец, умру? И стану, наконец, собой. Что вспомню себя, настоящую. Иную. Неужели вся моя жизнь станет ожиданием лишь смерти? Освобождения? Станет необходимостью смирения с потерями, которые я несу. Возможно ли, что смерть наступит быстрее, чем я рассчитываю? Желаю ли я, чтобы она наступила быстрее?
Когда мы прошли через границу, я всё ещё плакала. Сильно и беспрерывно.
Ян остановился, развернул моё содрогающееся тело к себе и обнял, прижав к плотной ткани чёрного камзола.
—Велес, зачем ты это сделал?— раздражённо и сердито спрашивает он.
Но Велеса, который направляется к лодке на берегу, у воды, словно не заботит его обвинение.
—Она должна была попрощаться,— спокойным тоном отвечает он.— Всё, что произошло с ней — противоестественно, и ты это знаешь. Эта боль, причинённая волками из мира нави, помешала двигаться дальше её матери, не впустила её душу в вырай, не даст и ей. Ты этого пока не понимаешь, но поверь, со временем эта встреча спасёт её.
Велес скрывается в тумане, ступая ногами в воду, рождая тихий всплеск, оставляя нас наедине.
До нас лишь доносится его тихий, угрюмый голос: «Как же сложно быть людьми. Мне вас так жаль… так жаль…»
Я знаю, что Яну тоже жалко меня.
Мы стоим вдвоём, в безмолвной тишине, нас окружает влажный, плотный воздух, непрозрачный и матовый, пряча наши силуэты в безразмерном пространстве белого света. Ян чуть отстраняет меня от себя и убирает волосы с моего лица, решительно намереваясь успокоить меня.
Широкими ладонями он вытирал слёзы с моих опухших глаз, с моего лица и воспалённых губ. Руками он гладил меня по спине. Его губы нашёптывают мне, его дыхание касается моего лица. Мы стояли так близко друг к другу, что дышали одним воздухом.
И его действия не были напрасными. Это работало — я медленно приходила в себя. От спокойного голоса и мягкого тона — затихала. И мне хотелось ещё большей защиты, ещё большей близости с ним, я внимала теплоту его тела, его губ, замерших возле моих собственных, которые дрожали.
—Ава, ты справишься,— прошептал он, убеждая, вселяя в меня веру в лучшее,— я знаю тебя.
И всем телом, всеми мыслями я хотела к нему прильнуть, в него вжаться. Ведь в нем было моё спокойствие. Он — всё, что у меня осталось от прошлой жизни. Я хотела потянуться к нему, уткнуться носом в горячую шею, ведь находиться рядом с ним было естественнее, чем дышать. Всё, что я делала на протяжении своей жизни — это была рядом с ним, а он со мной.
Но вдруг я подняла на него глаза. И словно очнулась — между нашими лицами не оставалось никакого расстояния. И к нему самому словно пришло то же самое осознание.
Мы оба отодвинулись друг от друга.
Нет, не потому, что нам не было неловко. Совсем нет. Ведь мы не были чужими. Это было нечто другое. Да, мы были разными, но далеко не чужими. Но этот мир… Этот белый свет границы рая и мира теней… Этот красный свет из его прошлого, тянущийся из пекла… Эта его семья… Они вдруг резко встали между нами.
