Вой разносился по замку, просачивался с улицы, гремел в моём сознании и памяти. Я скользила в пространстве, упрямо просачиваясь сквозь сгустившийся воздух нави, пробираясь через дебри своих страхов, цепляясь за жажду жить. Под моими ногами сменялись ступеньки, паркет и ковры, мелькали всполохи драконьего огня, летели осколки стекла и камней, откалывающихся от стен и рушившегося потолка, сновали силуэты костомах, драконов в человеческих обличиях, возможно, волколаков, огромных цмоков и волков. Чужие руки хватали меня и отпускали, костлявые пальцы тянули меня за одежду и вдруг растворялись в небытие, превращаясь в голубой пепел, который витал по дворцу и смешивался с воздухом, с гарью, которые я вдыхала. Мои окровавленные пальцы, порезанные осколками, сжимали бесполезный кинжал, я не знала, отчего влажная кожа моего лица — от слёз, собственной крови или нервного пота. Замок, реальность вокруг меня рушились. В некоторых залах был пробит потолок — здесь паркет и мрамор устилались свежим снегом и не расщеплёнными телами. Я очутилась на самом верхнем этаже, под самой крышей, когда услышала своё имя — тонкий женский голос. Не сразу узнала его. Вольга. Кажется, полудракон звала меня. Я ещё не обернулась, уцепившись взглядом за ножи, ровно расставленные на полу теми, кто сумел пробраться в нашу обитель. Направленные лезвиями вверх, как если бы были воткнуты в землю, но здесь, в стенах дворца, удерживались в вертикальном положении магией. Чарами человека, точнее волколака, бога или полубога, находящегося в нескольких метрах от меня. Он вот-вот собирался перекидываться через них, чтобы обернуться. А перед ним застыл силуэт, спиной ко мне, похожий на смесь обликов страшной смерти и дьявола, с рогами и проступающим сквозь разлагающиеся ткани лысым черепом. Он выглядел ужасающе, но более не столь пугающим для меня, особенно сейчас. Лёгким мановением руки, волколак, используя чары, вздымает клинки ввысь, отрывая от пола, и направляет их в сторону чёрного духа — Константина. Я всего секунду смотрю назад, на Вольгу, которая стоит у обрыва разрушенной стены и держит по обе стороны, за руки своих детей, Юрия и Юлию, намеревается прыгать вниз, прямо сейчас, и по-прежнему зовёт меня, видимо, имя намерение, унести меня с собой. Но я не успеваю даже ответить ей отказом. Мысли проносятся в моей голове слишком быстро, доли миллисекунд, которые я не успеваю проанализировать, но из которых складывается моя реакция, мои побуждающие инстинкты, мои определённо странные дальнейшие действия. Всё, что мне вспоминается в этот момент, это как силуэты моих родных поочерёдно исчезали во тьме, быстро падая на землю, под частым ливневым дождём на моей ферме. На моих глазах разливалась их алая кровь, когда белое свечение клыков отражалось от налитой луны, вышедшей из-за туч. Два волка с красными глазами убивали мою семью.
Волколак не успевает запустить ножи в Константина. Он слышит мой голос, и видит, как я срываюсь с места, выставляя впереди себя кинжал. Зачем-то кричу, абсолютно не управляя своими поступками, требуя от него отстать. Будто такому существу, как Константин вообще была нужна чья-либо помощь. Будто он для меня друг, которого я собираюсь защитить. Будто это будет моим оправданием в том, что мои родители умерли, мама потерялась в мирах, а я осталась жить. Будто это шанс что-то исправить. Или акт мести, ритуал возмездия, мой безнадёжный способ повернуть вспять время и вернуть свою семью обратно. Волколак знает, что я человек, чувствует мою энергию, и замирает, ни то из-за замешательства, ни то из-за любопытства, желая потешиться над происходящим. Посмеяться над моими чувствами, обесценить мою боль. Не знаю, понимал ли он, знал ли, что именно моих родителей убили его собратья, что именно я та самая девушка, в чей дом они вторглись, но для меня это было не важным. Я ринулась вперёд, чтобы атаковать бессмертное древнее создание, существо с безмерной силой бога.
Константин даже на миг застыл и с удивлением уставился на меня. Он мгновенно принял иной вид, лишившись облика живого трупа, его белые длинные волосы всколыхнулись от порыва гуляющего в стенах замка ветра, а ошарашенный взгляд — остановил меня. Он вопросительно вскинул брови вверх, словно силясь поверить в то, что я действительно делаю это. Глядя в его рубинового цвета глаза, бессильно выдыхая, я опускаю кинжал вниз, и в этот момент, пока Константин читает на моём лице весь тот страх, тот ужас, отчаяние, которые мне довелось пережить в ту злополучную ночь и сейчас, когда на нас неожиданно напали враги, когда я не знала, куда себя приткнуть и где найти спасение, чудом уворачиваясь от смерти — волколака замершего в нескольких метрах от нас поражает тьма, которая волной отхлёстывает от голых ступней Константина. Тьма, которая губит всё живое вокруг него. Тьма, которая иссушивает тело оборотня, как мягкую зелёную траву в лесу под его ногами. Константину даже не нужно смотреть на него, чтобы причинить вред. Чтобы сделать то, чего не могу я — лишить моего врага жизни. И тем самым защитить меня.
Тот, кто однажды похитил меня в навьем лесу, кто сковал меня в цепи, кто хотел съесть меня на завтрак обед или ужин, кто пробовал мою кровь на вкус, кто был не в себе из-за жестокого убийства любимой на его глазах, тот, кто до сих пор был опасен, хоть и имел моменты просветления, сделал шаг мне навстречу. И переменился в лице, которое приняло мрачное выражение. Ничего не говоря, он пошёл на меня, напором, на его фоне взрывался огонь, который жёг волчьи шкуры, ревели цмоки, пылали синие искры расщепления, разрывающие души на куски, возвращающие их самой вселенной, поднимая к звёздам. Я машинально отступала назад, чувствуя его всеобъемлющую силу, таящуюся тьму в глазах, пятилась, и на миг оглянувшись, увидела, что Вольги и её детей уже нет на обрыве. Она не стала меня ждать и спасала их. Я до сих пор не знала, где Ян. Отправился ли он уже в пекло или был всё ещё здесь. Знал ли, догадывался ли, где я? Переживал? Искал меня? Или самозабвенно сражался, заступаясь за своих собратьев? Константин был единственным, кого я знала здесь, кто не был настолько занят битвой в этот момент, чтобы обратить на меня внимание. На кого я наткнулась случайно. И он, слегка угрожающе, молчаливо, с безэмоциональным выражением лица оттеснял меня к стене, к застеклённому окну, и когда я коснулась плечами рамы, когда его грудь упёрлась в мою, он вздохнул. Как-то тяжело и несколько раздосадовано. Он закатил глаза, и на миг я узнала в этом жесте Яна. Не понимая, что происходит и чем вызвана эта реакция, я нахмурилась, а Константин в это время быстро обхватил меня за талию, не давая мне подумать, прижал к себе сильнее, и словно прокружил, оказавшись на моём месте. А затем резко отклонился назад. Его спина разбила стекло, расшибая его вместе с рамой. Мы накренялись и падали назад, вываливаясь в окно. Он держал меня, не выпуская из рук, и тащил вслед за собой, в пропасть.
Вылетая в пробоину, я кричала. Моё тело в свободном полёте неслось вниз. Мимо промелькнуло несколько этажей, прежде, чем реальность поглотил туман. Рубиновый, плотный, клокочущий. Он был полон яркого запаха пепла, сырой земли и крови, и почему-то чёрной смородины; этот аромат заполонил собой всё вокруг. Алые молнии били в безразмерном пространстве, а рука, всё ещё крепко обвивавшая меня, усаживала меня куда-то, толкая, на неровную прочную поверхность. Спустя мгновение грозовые красные облака развеялись, и я оказалась сидящей верхом на костяном драконе. Я хваталась за полые выемки на его хребте, не имеющем плоти — он больше походил на сделанный из камня. Сквозь голый скелет я видела свет рубиновой энергии, бурлящей внутри его рёбер вместо внутренностей. Мы взлетали ввысь на разветвлённых крыльях, окутанных этим красным сиянием, и я понимала, почему он только что вздыхал, перед тем, как выпрыгнуть в окно. Он был цмоком и собирался поднять меня в воздух на своей спине, хотя цмоки, по словам Яна, и не катают людей. И как бы сильно Константин скорее всего не желал следовать наперекор воспитанию отца — нежелание услуживать людям было машинальной привычкой, глубоко въевшейся в его личность; привычкой, которая вероятно, безвозвратно выучилась за долгие века. Не знаю, летал ли когда-то Константин так же с Аленой, потому что любил её, и она была для него особенной, но сейчас он это делал ради своего брата. Спасал слабую человеческую девчонку. Смертную, которая чудом выжила сегодня.
