Они все имели недостатки, они все так или иначе причиняли друг другу боль, все были друг перед другом виноваты, и как оказывалось, самым безобидным действительно выступал Константин, вина которого была лишь в том, что он полюбил человека, который к тому же пострадал сильнее всех. И теперь я точно понимала, что Александра заслуживала большего — более хорошего отношения, лояльного отношения. Пусть её нельзя оправдать полностью, пусть нельзя забыть о её проступках, но её родные всё же были не правы. Она запуталась, как и каждый из них. Ей так же было страшно, больно, обидно. Её точно так же обманывали, угнетали, и в большей степени это делала она сама, навязывая себе чувство ответственности за счастье родителей. Ян был по отношению к ней категоричен. Но он не знал того, что знала я. И он даже её не спрашивал. Он был не прав. Жесток и не справедлив.
Эмоции на лице Александры потухли, оно снова стало невзрачным. Я зацепилась взглядом за играющих вдалеке детей Вольги и Алексея, и не заметила, как Александра ушла. Продолжая следить за Юлией и Юрием, к которым теперь подлетел и Кинли, я не улыбалась, хотя они звонко смеялись, когда он убегал от них и забавно чихал, когда они умудрялись его словить, и таскали его за хвост.
Я думала о том, сколько уже прошло времени и одновременно заставляла себя об этом не размышлять, ведь это невольно заставляло часы течь медленнее, и делало ожидание того, когда они вернутся из пекла — более тягостным. Замерев у этого дерева, у которого свою душу мне открыла Александра, я провела здесь бессчётное количество минут, пытаясь справиться с попеременно накатывающей тревогой. Я сидела на корточках, опершись о ствол берёзы, и недалеко от меня, в таком же ожидании застыла Евгения. Жива. Женщина в прозрачном платье, тело которой просвечивалось сквозь ткань и искрилось едва заметным белым светом. Она стояла ко мне спиной, нерушимо, и протяжно смотрела на озеро. Словно молилась, о том, что её любимый, которого она не видела более тысячи лет вот-вот покажется из воды.
Одна из попыток Кинли убежать от детей увенчалась успехом, теперь он бродил у берега. Слышалось тихое фырканье — он принюхивался к чему-то и шипел. Я сама не заметила, как поднялась, и пошла к нему. Взяв его на руки, не найдя способа объяснить, что не стоит приближаться к озеру, я замерла у кромки плавно колышущейся Тьмы и вперила взгляд в затонувшую церковь, поглаживая его.
—Думаешь, я не разумна, не так ли?— донёсся женский голос.
От его звука я словно очнулась. В смятении повернулась. Рядом со мной оказалась Жива, стоящая на расстоянии пары метров. Я сощурилась, пытаясь понять: действительно ли она это произнесла.
—Скажи человеческое дитя, мне, одной из самых древних богинь, что я не разумная женщина, потому что люблю того, кто меня предал.
Её странное предложение, её слова удивили меня. Как и само желание ирийской богини вообще заговорить со мной.
—Я так не думаю,— произнесла я растерянно, не соврав.
В действительности — у меня вовсе не было побуждения даже размышлять над правильностью её поступков. Разве я имела такое право?
—Все привыкли считать, что мы идеальны,— продолжила она, не вслушиваясь в моё возражение, словно моих слов не было слышно. Словно она говорила сама с собой.— Все привыкли считать, что мы всемогущи, что мы бескрайне умны. Что можем решить любые ваши проблемы, что нам по силам любые непреодолимые трудности, что мы обязательно протянем всем руку помощи, успеем, убережём каждого, придём в самую нужную минуту. От нас порой так много требуют, а мы постоянно совершаем ошибки. Очень опрометчивые ошибки. Постоянно — в отношении вас, и в отношении самих себя. Потому что, на самом деле, какой бы магией мы не обладали — мы не всесильны. Порой, мы даже глупы. Ведь являемся такими же живыми душами, только более старыми. Люди часто гневаются на богов за то, что мы допускаем наличие в их мире зла, позволяем случиться болезням, не предотвращаем смерти и катастрофы. Но люди не знают, что мы мало отличаемся от них. Мы не такие уж и разные с вами. Я бы так хотела, чтобы хоть кто-то попытался увидеть в нас тех самых слабых и потерянных существ, которые тоже, порой, просто учатся жить и идут наощупь, временами оступаясь. Я бы так хотела, чтобы хоть кто-то захотел меня простить за то, кем я в действительности не являюсь. За то, что я не соответствую ожиданиям.
Я знала, что Троян попал в ад не просто так — он оступался, подобно людям, за что и поплатился. Поддался вожделению, осквернил своё сердце неверностью и предательством. И, наверное, много чего ещё сделал нехорошего, раз Смог его заковал. И Жива теперь проявляла не менее человеческие качества, пытаясь простить того, кто причинил ей большую боль.
—Точно не мне вас судить,— ответила я.
—Некоторые думают, что именно это — осуждение — и способно сделать душу лучше, очистить её, направить на истинный путь,— сказала Жива.— Однако, это не так. Лучше становится от понимания и принятия. За это тебе и спасибо, человеческая девушка.
Они все помогали нам, подумала я, кто как мог. Жива была покровительницей матерей и женщин. Велес защищал животных и людей от различных напастей, в древности делился с ними мудростью. Ян выслушивал их, когда они просили избавить их от нечисти, забредшей в явь. Морана приходила, когда только смерть могла их спасти. Дивия даровала вместе с лунным светом магию и чары ворожеям, и по преданиям — даровала необычайную красоту девушкам. Все эти боги пытались быть хорошими, но не у всех получалось остаться на светлой стороне. И не получалось помочь всем и сразу. Обиженные находились всегда. Не понимающие, что боги делали всё, что в их силах. Не понимая, что они тоже могут не справляться. И люди почти никогда не бывают благодарны им за то, что для них делают. А только требуют большего. Им всегда мало.
—Можно спросить кое-что?— робко обратилась я к ней.
Богиня утвердительно кивнула.
—Какая она была?— поинтересовалась я.— Мина. Мой далёкий предок.
—Не слишком похожей на тебя,— ответила Жива.— Внешне. У неё были очень тёмные волосы, как вороное крыло. Чернильные глаза. Я долго наблюдала за ней после того, как наделила своей магией. Кроме избыточной храбрости, она имела и другой талант — волшебно умела готовить. Все любили пищу, сделанную её руками, потому ни одно приготовление к празднествам в их поселении не обходилось без её участия. Вскоре после визита ко мне, Мина вышла замуж, по любви и за доброго человека. И прожила счастливую жизнь. Чертами лица она немного походила на твою мать.
—Ты, правда, помогла маме родить меня?
Только после того, как произнесла это вслух, в замешательстве мысленно задала себе вопрос: Я что, на самом деле, назвала древнюю ирийскую богиню на «ты»?
—Не именно тебя,— ответила она, как ни в чём не бывало,— просто помогла ей зачать ребёнка. Твою же душу в эту семью привёл Велес или кто-то из его гаёвок.
Я была обязана ей жизнью, которую имела. Я была обязана Велесу прекрасной семьёй, в которой росла. Интересно, он сам вёл или нёс меня в явь? Не узнаю, пока не умру. Пока не вспомню, как всё было на самом деле. И, пусть, скорее всего, моё появление в утробе именно моей матери было случайностью, но я была благодарна и богине удачи, если такая существовала.
