—Была не была!— с интонацией решительности и в то же время яркого гнева восклицает он. Затем стучит о каменную плитку посохом, и столбы ослепляющего света извергаются при соприкосновении его с поверхностью земли.
Он вмешивается в эту войну, чего никогда не собирался делать, отгоняя от нас на метры, десятки метров оборотней, разделяя, словно чертой, их и нас. Кусок набережной становится подобием островка безопасности, всё рядом теперь не алое от огня, а серое, потухающее. Над небом медленнее, чем хотелось бы, развеивается ночь, и луна всё ещё ярка, а Ян всё смотрит на меня неотрывно, на то, какая я нерушимая, какая бесконечно бездвижная. И под плач Валентины, который на последок удивляет меня, который является полностью бессмысленным, ведь смерть не страшит меня, ведь смерть — не конец, под шёпот Александры, возникающей рядом, под молчание Гая, которое громче крика, Ян склоняется надо мной и шепчет:
—Не бойся. Я буду рядом.
Его глаза мерцают ультрамариновым, так ярко, как никогда. Мне мерещится, что крупицы этого голубого света, заточённого в его радужках, вырываются наружу и распространяются вокруг, медленно перемещаясь между нами, окружая мой силуэт и его. Они похожи… похожи на… на перелив пепла, которым исходят бессмертные навьи души. Исходят, когда их расщепляют.
Для меня время будто замерло.
—Прости за всё,— глухо говорит Ян.
Его голос полон страдания и скорби, такой настоящей, что я задаюсь вопросом напоследок, отчего же он разбит. Мы оба знаем, что последует за моей смертью. Она не конец; она лишь начало того, что меня теперь ждёт. Калинов мост, искупление, воспоминания о прошлых жизнях, водоворот Тьмы в озере на рубеже. Тьмы, в которую я уже ныряла…
Тьмы, в которую я ныряла, повторяется в моём сознании… Но эта мысль обрывается.
Однако, у них у всех такие лица… Подозрительно мрачные и разгромленные, как мне на мгновение кажется. С трудом могу различить их выражения и правильно распознать, потому что их от меня закрывают голубые блики глаз Яна, витающие повсюду, которые похожи на горящие звёзды, на пляшущие в метели снежинки. Они не падают на землю, они медленно перемещаются в пространстве, не унимаясь. И мне даже кажется, что они летят от меня в обратную сторону — вверх.
Поникнув от невидимой тяжести, опуская голову, упираясь лбом в мой лоб, закрывая глаза, Ян притягивает меня ближе, приникая к моему лицу, едва касаясь, почти не ощутимо, губами моих губ. И делает глубокий вдох, зачем-то втягивая в себя воздух, застывший в моих лёгких. Я всё ещё могу осознавать это прикосновение, как и ту оставшуюся горошину боли, которая вдруг исчезает, покидая меня навсегда, спустя несколько секунд после касания дракона, как будто он таким образом забирает моё последнее страдание. А вместе с ним — и нечто лично моё, какую-то странную часть меня, о существовании которой я ранее не подозревала, вытягивая наружу этим прощальным невесомым поцелуем. Потому что когда отстраняется, за его губами следует тонкая голубая лента свечения, похожая на ту частицу боли, материализовавшуюся, словно она была фрагментом моей души и он похищает её, вдохнув в себя.
Не знаю, лишь похоже это на магию или это она и есть, но видя сквозь рассеивающуюся серую пыль в хаотичном красивом танце голубых искр, уносящихся ввысь, к звёздам, вглубь вселенной, проблески первых участков светлого неба, слушая последние взрывы, замечая, как накатывает тишина, как исчезает волчий вой, созерцая угасающие очертания мигающей луны, я погрязаю в спешно настигающей меня темноте, в ночи, вечной ночи, принадлежащей лично мне. Странно, потому что не закрыв напоследок глаз, я просто перестаю видеть.
Пусть. Я рада, что последним увидела начинающийся рассвет. Небо чистое и красивое. Сейчас я была в родном городе, освобождённом и спасённом. На набережной — в одном из любимых мест, где любила проводить время, часы и дни своей, как оказалось, недолгой жизни. Это хорошее место, чтобы умереть. Красивое место. И я уходила из него и из этого мира не сопротивляясь.
15.Тьма и смерть
Я окунаюсь в темноту, с головой, словно снова ныряю в озеро, полное сгустков угольного тумана и непрозрачной воды, ведущее в пекло. Но жидкость не наполняет мои лёгкие. Я ощущаю невесомость. Вокруг дует ветер, сильный, бьющий по моему телу, которого я почему-то до сих пор не лишилась, со всех сторон, царапающий кожу, осязаемый, похожий на песок.
Не до конца осознаю, что происходит, но и без того непроглядная тень начинает сгущаться кругом ещё плотнее. Я чувствую, что меня куда-то уносит, не знаю, куда, словно проваливаюсь в бездну или лечу в сторону, в бесконечную чёрную дыру. Не могу предположить, что это за место. И ни в чём не получается найти опору.
Пока вдруг кто-то не хватает меня за руку.
Сперва я думаю, что мне показалось. Но это не так. На моём запястье смыкается чья-то кисть. И я отчётливо вижу её, белую и изящную — и пока что ничего кроме. А затем посреди клубов бесконечной непроглядной пустоты начинает различаться размытая картинка — лицо, спрятанное под тенью капюшона, чёрные длинные волосы, выбивающиеся из-под него, ниспадающие на длинный плащ, отделанный мехом, кожа ладони, держащая меня, белее, чем мел.
—Ну, здравствуй, Ава,— произносит холодный женский голос.
Волна внезапной дрожи пронзает меня. Не знаю, мертва я всё же или нет, но моё тело по какой-то причине остаётся чувствительным — я замечаю лёд чужого прикосновения. Обжигающий лёд. Мне становится очень холодно. Так, как было прежде всегда в нави.
—Я рада, наконец, познакомиться с тобой.
Почему-то, пока эта рука держит меня, мне в голову непроизвольно вклиниваются мысли о снеге, я лицезрю невидимую метель, осколки льда, падающие с небес, синие и блестящие, пока не осознаю, что мои мысли — нечто более осязаемое, нечто более реальное, чем просто видение: я начинаю видеть эти светящиеся кристаллы, повисшие в безразмерном пространстве, застывшие в неподвижности. Они на самом деле окружают нас. Всего на секунду, а затем исчезают.
—Но мне жаль, что при таких обстоятельствах,— продолжает медленно говорить женщина стеклянным голосом.
Пытаюсь вглядеться в её лицо, но по-прежнему мало что вижу. Лишь очертания плаща, скрывающего её облик. А под ногами словно возникает некая поверхность. Я уже больше не падаю, больше никуда не лечу. Я замерла на месте. И со всех сторон меня обдаёт шквалистым дуновением, несущем в себе миллионы серых частиц — густого песка.
Женщина не отпускает меня, но свободной рукой снимает капюшон. Всматриваюсь в её обнажившееся лицо и понимаю, что видела его раньше. В глубине души я уже понимала, что увижу именно это лицо. Я не знакома с ней лично, но мне хорошо известно, кто она. Её волосы украшает корона из древесных ветвей, а на поясе сверкает переливающийся серебром серп. Её одеяние — тёмно-бардовое. Её образ не раз приходил ко мне в странных сумбурных снах. Е показывал мне в своих видениях Гай, рассказывая о прошлом Яна.
—Меня зовут Морана,— представляется она.
