Конечно, это была она. Смерть.
Сама смерть.
Я умерла, и она пришла за мной.
Потому что кто-то должен был явиться: её предвестницы или она сама — по-другому не могло быть. И отдалённым участком памяти, мимолётной мыслью я напоминаю себе, что она — родная мать Яна.
Я вспоминаю о драконе. Внутри разгорается боль, тупая, давящая непреодолимой тяжестью. Но не на плечи, не на грудь — тело всё же ощущается как-то по-другому. Я пока не могу определить как будто свою собственную природу и форму. Мир яви остался где-то там, и рядом со мной, с моим телом, другим телом, человеческим, остался сидеть Ян, с пустым лицом. И возле нас, склонившись, меня оплакивала её дочь — Валентина.
Я больше могу никогда не увидеть Яна. Если я умерла — я отправлюсь в навь, мороз которой уже сейчас чувствовала. Затем пройду искупление. Совсем скоро моя душа будет заточена в одном из небрежно сбитых гробов у берегов кипящей реки Смородины подле Калинового моста. Мне придётся проанализировать свою жизнь. Точнее не мне, не теперешней мне, а настоящей — той, кого я пока не помнила, но чьи воспоминания скоро станут мне доступны. А затем я пойду дальше, в один из миров, и моя прежняя жизнь больше не будет мне принадлежать. И вместе в ней растворится Ян. Он не найдёт меня у гробов на берегу, потому что нельзя прерывать искупление. Потому что я могу застрять в нави и не прыгнуть в водоворот. Он не отправится за мной в вырай, хоть и обещал. Может быть, навестит меня раз или два, но навсегда не останется там со мной, нет. И так же, ни я ни он не узнаем друг друга в моей новой жизни в яви, если она случится. Если моя дорога в рай пока что окажется закрытой. Мне было мало, что терять. Правда, мало. Почти ничего, потому что я многого лишилась совсем недавно. Почти ничего, кроме моего дракона. Прямо сейчас мы разлучились. Так неожиданно, так внезапно. Так жестоко. Пусть у наших отношений изначально и мог быть лишь такой исход, но я к нему была не готова. Не сейчас. Я мгновенно и остро начала по нему скучать. И вдруг вспоминаю ещё и о своём Кинли. Справится ли он теперь без меня? Он так привык к дому и к людям. Привыкнет ли он к одиночеству? Сможет ли выжить один?
—Я наблюдала за тобой то недолгое время, пока ты пребывала в загробном мире,— произносит она, и я пока что ничего не отвечаю, не в силах поверить в собственную смерть и осознать её. До конца не веря, что это происходит. Надеясь, что всё это снова сон, вероломно вклинившийся в разум, заставивший меня потерять сознание, родивший видения, которых в самом деле нет.
—И я была рада узнать тебя саму, и то, что мой сын так к тебе привязан,— продолжала Смерть.— Извини, если я напугала тебя, показывая те сны. Но по-другому нам было не поговорить.
Меня пронзает её звенящий стеклянный тон, и необычайный мороз от прикосновения, которое не разжималось. Она была той, кто долго наблюдал за мной, почти с самого моего момента появления в нави. Её предвестницы, заметив меня вместе с Яном на рубеже почти сразу же рассказали о нас, и после она долго преследовала меня во снах, вклинивалась в мой разум, следила за мной, невольно запутывала, пытаясь ни то привлечь внимание своего сына, ни то привлечь моё собственное внимание к нему и его истории.
И прямо сейчас она просто делает то, что должна. Забирает меня. Выхватывает из потока сгустившейся тьмы. Потому что в этом её суть. Суть смерти. Она вытаскивает меня из этого безразмерного пространства, чтобы отвести куда-то дальше. И мне точно известно куда именно — в навь.
—Значит, это всё?— наконец, заговорив, спрашиваю я.— Я, правда, умерла?
Она кивнула.
Всё кончено, повторяю я мысленно. Моя жизнь кончена.
Скоро я познакомлюсь с собой настоящей. Готова ли я? Не знаю. Странно подумать, сколько жизней я до этого жила. Но момент истины очень близок. И от него не уйти, не скрыться. Мне не вернуться назад.
Пока я молчу, пытаясь собраться с мыслями, безжалостное дуновение треплет мои волосы. И я снова на несколько мгновений замечаю повисший в воздухе снег. Недвижимый и нерушимый. Он блестел голубым светом. Мерцал как звёзды, и быстро исчезал. Снег, мерзлота, метель, губящее всё живое — всё это она олицетворяла. Смерть — бесконечный сон, в котором засыпало живое, впадая в беспробудную зимнюю вечную спячку.
—Теперь всё решится?— продолжаю говорить я.— Теперь я попаду в навь, рай или снова в явь?
Задаю бессмысленные, ничего не способные изменить вопросы. Зная наперёд, какой получу ответ.
Однако, Морана почему-то отрицательно качает головой. Неожиданно.
Не слишком понимаю, что это значит, и она уточняет:
—Никуда. Ты не сможешь попасть ни в одно из этих мест.
На миг мне мерещится, что я ослышалась. Потому что произнесённое — бессмысленно.
Внезапно снова вижу вспыхнувший вокруг нас снег. Он горит — синим. Обращаю внимание на её руку. Она крепко держит меня. Но когда смотрю на свои пальцы, вдруг начинаю замечать, что моя кожа покрыта голубым прозрачным светом, и что этот свет будто бы отслаивается. Не понимаю, как не замечала этого раньше, или Морана просто не давала мне этого увидеть. И теперь мне становится ясно, что этот снег меньше всего похож на кристаллы льда. А больше — на пепел. Пепел, в котором сгорали души. В котором я уже видела, как сгорали чужие души.
—Что?…— немо шепчу я.— Что со мной происходит?
И заключительная мысль, прежде, чем моё сознание не охватывает ужасом, погружая меня в бесконечный неосязаемый пустой страх, о том, что искры лазурного цвета, цвета вечности, цвета звёзд, когда я лежала ничком на брусчатке полуразрушенного городского парка, когда меня укачивал на руках Ян, мне не привиделись. Они были более, чем реальны. И исходили от моего собственного тела, а не от драконьих глаз Яна. Поэтому Валентина и плакала. Поэтому Ян был безутешен и разбит. Поэтому Велес оградил нас от битвы, чтобы дать ему возможность попрощаться. В самом буквальном смысле — навсегда. Все это понимали, кроме меня самой.
Не знаю почему, и как так вышло, но меня… расщепляло. Меня уносило в Вечность, но уже иную, не ту, на которую я рассчитывала ранее. Всё ещё хуже, чем я думала. Проблема не в том, что я должна была оставить свою прошлую жизнь и сейчас отправиться в навь. Проблема в том, что мне никогда не попасть в навь. К водовороту. К новым жизням или своим старым, сокрытым в памяти, которых мне не вспомнить. Меня возносило к звёздам. Я видела, как это происходит уже много раз.
Всё происходящее обрушивается на меня внезапным ошеломляющим грузом. Он слишком велик, чтобы его принять.
Меня не расщепляет, громко думаю я… Нет. Не может быть.
—Но я человек. Люди умирают по-другому,— произношу тихо, машинально протестуя, словно это поможет.
—Ты искупалась в озере с Тьмой,— невозмутимо говорит мне Морана.— Она увидела тебя в нави. Обнаружила. Пометила тебя. И теперь думает, что ты принадлежишь миру духов. И забирает тебя подобно им.
Я избежала этой участи в пекле, когда меня мог убить Чернобог, когда я могла отправиться к звёздам, но эта судьба настигала меня здесь.
