Я ощутила мгновенный упадок духа. Сколько веков они думали, что спасти Константина смогла их мать. Возможно, именно на это Ян и рассчитывал. Это он и имел в виду, когда шептал мне несколько минут назад о том, что меня не расщепит. Будучи уверенным, что получит от Мораны то, что хочет. То, что ему нужно. Но только что мы оба осознали, что никакой надежды не было. Мне лишь казалось. Ян лишь дал мне её, намекнул, но она разбилась о реальность. Мне изначально не стоило верить в то, что у меня есть шанс.
Его желваки заиграли. Мне казалось, что я слышу скрип зубов. Он был взбешён. На его лице вдруг отразилась ярость. Но так же на нём проявилась и боль, которая напомнила мне ту, что я ранее различала на лице Константина. Он с ужасом мне его напомнил. Ян не простит себя. Он никогда не отпустит то, что совсем скоро со мной случится, никогда не забудет. И будет вынужден жить вечность с мыслями о том, что не смог избавить меня от настигающей участи.
—Кто ещё может помочь?— продолжает спрашивать он, скорее всего прилагая большое усилие, чтобы его тон всё ещё звучал спокойно в присутствии меня.
На лице Мораны отражается неподдельное сочувствие, теперь оно струится из её глаз.
—Я таких не знаю, и потребуется время, чтобы их отыскать. Но мы здесь. Есть только этот момент,— отвечает она.
Яна передёргивает. Я ощутила это всем несуществующим телом, стоя рядом с ним. Сверхъестественное свечение его глаз вдруг потухло. Лицо перестало быть жёстким и напряжённым. На нём проявилось нечто другое, чему у меня пока что не получалось дать определение.
—Тебе известны ещё какие-нибудь способы?— спрашивает он, сдвигаясь с места, делая впервые шаг ей навстречу, и я машинально ступаю за ним, следуя за его рукой.
—И да, и нет,— расплывчато произносит она.— Один способ есть. И ты его прекрасно знаешь. И знаешь, что будут последствия. Для неё.
—Мне это не подходит,— резко обрывает он, и уточняет:— Ей не подходит. Она заслуживает большего.
Морана поджимает губы, они становятся сплошной тонкой линией, и теперь я замечаю, как сильно они с Яном похожи, чертами лица, цветом волос и мимикой. Это был его характерный жест.
На долгом тяжёлом выдохе его мать произносит:
—Ничего другого нет, сын мой. Я уверена, ты перебрал в голове множество вариантов, и это было последним, не так ли? Знаю, что ты уже думал о том, как именно твоя мама может тебе помочь.
Слышу это, но не понимаю значения. Каким-то образом Морана всё же могла помочь?
—Услуга на самый крайний случай,— процедил Ян.
Он согласился так, что мы обе поняли, что его не просто не устраивает её предложение, а вдобавок ко всему он до последнего не хотел к ней обращаться. Он желал, чтобы она знала это. Цмок по-прежнему был строг к ней, наказывая. Пусть и небезосновательно.
Но она что-то могла сделать… Однако я не разрешаю себе об этом больше думать. Не позволю.
—Её спасение так важно для тебя, сын?
Ян выжидающе смотрел на неё и ничего не отвечал пока что.
—Она человек,— продолжила Морана.— То, чего твой отец боялся, чего не желал больше всего. Ты привязан к человеку и ты сочувствуешь человеку.
Радужки Яна вновь вспыхнули гневным синим огнём.
—Некоторые люди лучше богов,— с пренебрежением бросил он.— А Смога мы отправили в пекло.
Ян отчеканил эти слова, снова напоминая ей о случившемся в аду. Ведь она уже знала, что они сделали. Знала это, хотя ей никто не рассказывал. Возможно из моих или чьих-то ещё мыслей.
—Это к лучшему,— неожиданно произнесла она.— Понадобилось много времени, чтобы я это осознала. Я совершала ошибки, не давала себе понять, что, несмотря на то, что вы порождение нас, вы имеете право быть собой и быть свободными. Но думаю, ты не это хочешь сейчас услышать.
—Оставь свои извинения,— отчеканил Ян.
—Как скажешь, дорогой.
Её лицо снова озарилось непривычной уязвимостью и мягкостью. Она показалась даже слабой в этот момент, но лишь на одну секунду.
Ян напрягся с новой силой. Скорее всего, от того, как она его назвала. Он продолжал вести себя с ней формально, а она обращалась к нему с переменной нежностью, словно прощупывая почву, ища пути, чтобы подступиться.
—Но я спрашивала о другом,— добавила Морана, и её тон стал более деловитым.— Неужели для тебя так важно, чтобы её душа пошла дальше, на цикл перерождений или отправилась в недоступный для тебя рай?
Богиня смерти упрямо всмотрелась в его лицо, словно пытаясь там что-то найти. Смотрела на него теперь с некой твёрдостью, вдруг вспыхнувшей; словно со строгостью той, кем она ему являлась — настоящей матери.
—Ава может остаться с тобой тем способом, что я предлагаю. Разве это не лучше? Я была в её голове. Я видела все воспоминания, связанные с тобой. Я видела твоё отношение к ней. Ваше истинное отношение друг к другу. Разве ты готов её отпустить и от неё отказаться?
Ян громко выдохнул горячим драконьим паром. Или от того, что Морана избрала не лучший способ узнать о личной жизни сына, вторгнувшись в мои сокровенные мысли, либо потому что его задел сам смысл того, что она сказала.
—Ава не станет результатом моего эгоизма,— ледяным тоном объяснил он.
—Я всегда знала, что однажды ты будешь способен на искреннюю неподдельную, жертвенную любовь, мой мальчик.
Оба замолкают. Возникает пауза, сгущается тишина. Мы все замечаем, что искр, запечатлённых вокруг нас, давно стало гораздо больше, а от меня самой исходят уже не тонкие голубоватые нити, а полупрозрачный дым. Ян при всём всеобъемлющем желании не сможет меня удержать.
—Как долго ты можешь сдерживать Тьму?— спрашивает он.
Его голос определённо смягчился, поневоле, перестал быть безразличным и сухим, и он почему-то не попытался это скрыть. Он словно уже меньше злился на Морану, будто та обида, которую он носил в себе по отношению к ней, не растворялась, а прекращала иметь значение в данную застывшую минуту.
И я просто надеялась, что это не было актом отчаяния.
—Недолго. Она скоро её разрушит.
—Мне нужно ещё время, чтобы подумать.
—У тебя его нет,— предостерегает мать.— Как и нет другого шанса избежать происходящего. Тебе повезло, что хотя бы такой способ существует.
—Возможно, ты и права,— нехотя соглашается он, машинально сильнее сжимая мою ладонь в своей.
Морана сама делает ему шаг на встречу. Подходя к нам очень близко. И по мере того, как она приближается, искры исходящие от моего тела, замедляются, а те, что яркими вспышками разбросаны вокруг — тускнеют, светя в пол силы. Но я по-прежнему всё меньше и меньше ощущала себя собой, своё естество. Накатывало бессилие.
—Это не лучшая участь, но Ава будет жить,— продолжает говорить Морана. Её тон твёрдый. Она снова облачается в образ матери. Будто объясняя ему, своему ребёнку, пытаясь убедить, пытаясь дать напутственный совет.— Навь не самое ужасное место.
