— Хо-хо! Щенок решил показать зубы? — расхохотался толстяк, и потянулся левой рукой к поясу, на котором висели ножны. Нет, не с мечом, всего лишь небольшим ножом. Лезвие не больше ладони взрослого мужчины, правда очень широкое. Ну, чего ты медлишь, доставай своё оружие, дай мне весомый повод!
— Зря мой отец отрубил тебе только руку. Надо было кое-что ещё, чтобы твоя жена не могла принести от тебя потомство. — произнес я с презрением.
— Убью! — взревел Хамиз, рывком извлекая из ножен клинок. Мои глаза тут же увидели, что лезвие ножа покрыто кровавыми разводами. Что бы это значило, я не успел обдумать, потому как на меня набросились с криком: — Щенок! Я порежу тебя на куски!
Уже позже, анализируя свой поступок, я понял, что моими действиями в это утро руководила стихия хаоса. Сейчас же я видел перед собой врага, жаждущего моей смерти, и знал, как оборвать жизнь этому однорукому толстяку.
От широкого, неуклюжего замаха однорукого ушёл легко — чуть отклонил корпус назад и лезвие ножа вспороло лишь воздух. Не мешкая, тут же сократил дистанцию, почти вплотную приблизившись к жирдяю, и нанёс короткий удар в одно из самых уязвимых мест на теле. Нормальный человек легко бы уклонился от моего выпада, или заблокировал его рукой, да просто оттолкнул бы меня ногой, но только не толстяк. Он явно перебрал накануне какого-то пойла, и крайне плохо владел своим телом. А потому шип, не встретив никаких препятствий, легко вонзился в слуховое отверстие.
— Ах-р! — коротко вскрикнул Хамиз, и, выронив нож, потянулся рукой к уху. Я в этот момент уже был за спиной противника. Резким движением, заламывая шип, вырвал его из раны, стараясь нанести как можно больше повреждений. Ожидал громкого крика боли, но толстяк лишь всхлипнул, и внезапно рухнул на колени, тоненько заскулив. Всё, не жилец, похоже шип вошёл слишком глубоко в голову и при извлечении повредил что-то жизненно важное Но мне всё равно не следует останавливаться, нужно довести начатое до конца.
Перехватил поудобней шип, и вогнал его с другой стороны головы, во второе ухо. Снова рывок, и я едва успел отскочить в сторону, чтобы сотрясающееся в конвульсиях тело врага не придавило мои босые ноги. Всё, на этот раз Хамизу не поможет даже одарённый, владеющий стихией жизни.
Почувствовав в левой ладони жар, я перевёл взгляд на руку, и нахмурился. Шип на моих глазах обугливался, осыпаясь чёрной сажей. Я даже не успел выронить его, как он сгорел до тла, оставляя на ладони лишь чёрный след. Не может быть! Стихия хаоса неведомым образом усилила моё смехотворное оружие? Но так не бывает!
Отряхнув руки, я склонился над телом однорукого толстяка, изучая его голову. Творец всемогущий! Из ушей поверженного врага не шла кровь, вместо неё вверх поднимались две струйки едкого, вонючего дыма.
— Ты... Ты убил его. — как-то слишком спокойно произнесла мать.
— Ты видела, он первый решил напасть. Я всего лишь защищал наши жизни, не больше.
— Старый Хамзат не простит. — не слушая меня, продолжала говорить Фарида. — Он будет давать нам плохую воду, пока мы все не умрём. Но почему? Почему Хамиз ослушался отца? Он же боялся его больше, чем твоего отца, Фархат.
— Убили! — раздалось из посёлка. — Колодезного убили!
* * *
Лишь к вечеру, когда солнце опустилось к горизонту, жители селения немного успокоились. Разумеется, ни я, ни мать не пошли в этот день на работу, и раз за разом пересказывали старосте и охотникам, как на нас напал однорукий лентяй. Но не это было главной темой для разговоров. Сейчас селян занимало другое — кого Хамзат выберет в свои приемники?
А началось всё со вчерашнего вечера, когда старый колодезный, ранее планировавший передать секреты своего ремесла единственному внуку, решил всё же поделиться своими знаниями с сыном. Тот, на радостях, всю ночь набирался местным пойлом — брагой из сладкой бачачи, а под утро решил прикончить отца, чтобы полноценно занять его место, стать новым колодезным.
Хамиз дважды ударил спящего старика ножом и, не останавливаясь на достигнутом, отправился устранять главное напоминание его ущербности — отродье хаоса. То есть решил меня убить. Дальнейшие события я уже видел своими глазами.
Старый Хамзат, к счастью всех селян, выжил, отделавшись двумя колотыми ранами. И вот, лёжа на своей лежанке, поверх десятка шкур, колодезный пристально всматривался в лица детей, выбирая своего преемника. Я тоже присутствовал здесь, но именно в мою сторону старик предпочитал не глядеть. Ещё бы, ведь именно из-за меня на самую богатую семью в селении разом свалилось столько бед. Будь воля колодезного, и я, скорее всего, был бы уже мёртв. Вот только старший сын старосты, стоящий за моей спиной, был готов объяснить каждому, почему нельзя трогать проклятое отродье хаоса.
— Я передам свои знания двум жителям деревни. — наконец заговорил старик. — Бахруму, внуку уважаемой Сахи, кормящей всех нас со своих плантаций. И Маринэ, дочери Фариды с окраины. Сегодня посёлок чуть не лишился последнего колодезного, и такого больше не должно повториться. Я стар, и долго не проживу, но постараюсь передать все знания, что сохранил мой разум. С этого времени за колодцем будут приглядывать по очереди две семьи.
Мне было противно смотреть на старого ублюдка, решившего через сестру отомстить за смерть своего выродка. И ведь как обстряпал всё, никто и помыслить не сможет, что он затаил недоброе. Ну уж нет, старик, из-за меня всё началось, а значит придётся показать ему, чего на самом деле стоит бояться. У тебя, Хамзат, ещё есть две мелких внучки, что с ужасом поглядывают в мою сторону из соседней комнаты. А за ними полноватая женщина, не отводящая от меня ненавидящего взгляда. Ещё бы, я убил её мужа, и сделал слепцом единственного сына. Где-то там есть и старуха, жена колодезного.
В зале поднялся шум — собравшиеся начали бурно обсуждать решение старика, что было мне только на руку. Растолкав стоящих передо мной селян, я прошёл к ложу старика, склонился над его ухом и прошептал:
— Хамзат, если хотя бы волос упадёт с головы моей сестры по твоей вине, я скормлю твоих родных мутантам из пустоши. Живьём скормлю. Пока одних будут пожирать, другие будут наблюдать за процессом. А ты сдохнешь последним.
— Будь ты проклят, отродье хаоса. — так же, шёпотом, ответил колодезный. — Надеюсь, твоя жизнь будет короткой и мучительной.
— Ты этого уже не узнаешь. — встретившись с блёклыми, выцветшими глазами старика, я кровожадно улыбнулся. — Бойся за своих родных, старик. И не вздумай сейчас изменить своего решения. Моя семья слишком долго страдала из-за вас, поганых выродков. Бойся, Хамзат.
Выпрямившись, развернулся и двинулся на выход. Позади раздавались сдавленные ругательства Хамзата, а на меня смотрели внезапно умолкнувшие дети. Ещё бы, моей семье только что была оказана величайшая честь, а я не оценил, и даже наоборот, разозлил старого колодезного.
Странно, что всё это вдруг стало волновать меня. Неужели вновь хаос влияет на мои решения? Что ж, в этом селе только два человека проявили обо мне настоящую заботу, а я привык на добро отвечать добром.
