—Это что, моя подвесочка сделана под Гортензию Богарне?— довольно уточнила Регина.— А кто она такая? Вернее, кто такой этот Луи Бонапарт? Это не тот Наполеон, который с нами воевал в 1812 году?
Горчаков и мой муж прыснули.
—Нет, не тот, но родственник,— пояснил Сашка.
—Ладно вам на меня так смотреть,— обиделась Регина.— Я не обязана все знать. Вот теперь, когда я купила подвесочку, как у этой Гортензии, я про нее все выучу. А заодно и про ее благоверного. Как там его? Людовик? Ну и чем он отличился?
—Сейчас посмотрим,— пробормотал Сашка и наклонился к витрине.— Так, Людовик (Луиджи, Луи) Бонапарт, родился 2 сентября 1778 года в Аяччо, на Корсике, там же, где Наполеон, а помер 25 июля 1846 года в Ливорно. Один из братьев Наполеона I, отец Наполеона III. С 5 июня 1806 по 1 июля 1810 года — король вассального по отношению к Французской империи королевства Голландия под именем Людовика I. Ну, тут я не все понимаю, в общих чертах — был достаточно популярным среди голландцев, помогал народу… во время наводнений, учил нидерландский язык, хотя говорил с забавными ошибками. В 1808 году основал Королевский институт наук, литературы и изящных искусств (ныне Королевская Нидерландская академия наук)… В 1810 году по распоряжению брата отрекся от престола в пользу малолетнего сына… Взамен получил от брата титул графа де Сен-Лё и стал правителем Великого герцогства… Господи, как же оно произносится? Так, Клеве-Юлих-Берг, главой которого формально был его сын. 4 января 1802 года женился на Гортензии Богарне, падчерице Наполеона (дочери императрицы Жозефины от первого брака). Брак был заключен по приказу императора, а сами супруги не испытывали друг к другу нежных чувств; после изгнания из Голландии они разошлись. Уф!
—Правильно, нечего жить с неудачниками,— одобрила Гортензию Регина, видимо, ощущая к ней уже почти родственное уважение.— Сколько ему лет было, когда он на ней женился?
—Посчитай,— посоветовал Горчаков, и Регина зашевелила губами.
—О, молоденький совсем, двадцать четыре года.
—Да, старушка, с историей ты не в ладах, зато считать умеешь,— поддел ее Горчаков.— Значит, все-таки в школе училась, а я-то уже думал…
Регина не обратила на этот выпад ровно никакого внимания. С того момента, как обнаружилось, что у нее с особой голубых кровей почти одинаковые украшения, она выпрямила спину, подняла голову и приобрела какую-то аристократическую величавость. Вот что делает правильный винтаж!
Она наклонилась к витрине, изучая портрет Гортензии.
—Да, жемчуга-то у нее покруче моих будут,— вынуждена была признать она.
Видимо, в этот момент Гортензия переворачивалась в гробу.
—Интересно, ей муж дарил, или любовники? Или она все это в наследство получила?— Регине нужно было знать детали.
Сашка развел руками.
—Таких подробностей здесь нет.
—А вдруг моя подвесочка тоже принадлежала этой Гортензии?— мечтательно вздохнула Регина, поглаживая свой винтаж.— Многие ведь делают копии своих драгоценностей, чтоб не потерять, или не сперли. Вдруг один и тот же ювелир ей сделал и настоящую, и копию? И она настоящую спрятала в сундук, а копию носила на балы. Может, и на этой картинке моя подвесочка нарисована?
Чувствовалось, что эта мысль завладела ею безраздельно. Она пожирала глазами портрет, а сама поглаживала свой винтаж и, наверное, уже примеряла мысленно к нему такое же, как у Гортензии, синее бархатное платье с рукавами-фонариками. Но Сашка покачал головой.
—Вряд ли. Насколько я знаю, искусственный жемчуг научились делать не так давно.
Регина скуксилась.
—Ну вот, не дал помечтать…
—Но видишь, не зря зато в музеи сходили, а ты все ныла,— похлопал ее по плечу Горчаков.
Да, Регина была полностью удовлетворена музеем. По ее лицу было видно, что жизнь потихоньку налаживается. Теперь еще пообедать с видом на княжеский дворец, и счастье будет полным. Впрочем, я ошибалась. После того как мы пообедали, и стали обсуждать, по какой дороге двигаться домой, Регина обвела нас глазами обиженного ребенка и воскликнула:
—Как — домой?! А в казино?!
И мы поехали в Монте-Карло.
Перед входом в казино стояли яркие машины явно неземного происхождения, словно игрушки на полке в магазине. Желтые «феррари», красные «ламборгини», черные «мазерати». Кабриолеты, люки, закрытые «седаны». Возле них беззастенчиво фотографировались люди всех стран мира, не имеющие к этим машинам никакого отношения. Они облокачивались на капоты, поглаживали светящиеся машинные бока, смотрелись в боковые зеркальца и, запечатлевшись на фоне бьющего в глаза богатства и запредельной роскоши, уходили пешком в свои скромные гостиницы.
Мы поднялись по ступенькам в казино. Здесь когда-то играли наши соотечественники — Шаляпин, Анна Павлова, Маяковский. Дягилев играл, и увековечен тут, его бюст стоит на одной из террас казино, но, может быть, не за деньги, проигранные тут, а за балетные спектакли, поскольку бок о бок с казино, в одном здании — оперный театр.
По-моему, Куприн тоже причастился. Точно не знаю, играл ли он тут, но про казино он писал. Например, что проигравшимся в пух и прах игрокам, которые уже больны зависимостью от рулетки, разрешено приходить сюда и играть, казино в порядке благотворительности выдает им каждый день небольшую сумму, и они делают ставки. Но выигрыш забрать не могут, что унизительно. И все равно целыми днями сидят в игровых залах, щурясь от искусственного света, поскольку там нет окон. И часов тоже, чтобы игроки не следили за временем и даже по цвету неба за пределами казино не могли догадаться, сколько провели они тут, следя за шариком рулетки или бросая фишки на зеленое сукно.
На ступеньках Лена схватила меня и Регину за руки.
—Сюда вход только в вечерних платьях!
Регина всмотрелась внутрь казино.
—Нет, смотри — вон, в джинсах пускают. Это, наверное, только вечером требуют платья.
Перед гардеробом нам указали на табличку с просьбой сдать фото- и видеотехнику, радиотелефоны и шляпы. Но возле кассы Ленка вновь затормозила:
—Десять евро?! Это значит, с двоих — двадцать?! Нет, нет и нет!
Мы попытались ее уговорить, но она уперлась как осел. Горчаков тяжко вздохнул, подхватил жену и направился к выходу из казино. Регина помедлила секунду и пошла за ними:
—Ребята, подождите меня!
Обернувшись к нам с Сашкой, она кинула:
—Мы пошли шампанское с ликером пить. Я угощаю, можете присоединиться.
—А ты что, не хочешь посмотреть казино?— удивились мы.
—А что на него смотреть? Там играть надо, а у меня настроения нет.
И Регина удалилась. А мы с Сашкой переглянулись в пошли покупать билеты. По 10 евро. По-моему, Куприн тут все-таки играл.
В кассе у нас спросили удостоверения личности, пришлось предъявить паспорта. Отныне наши имена будут занесены в компьютер. Симпатичная блондинка проверила, не запрещен ли нам, часом, вход в игорное заведение, не замечены ли мы были в чем-то неблаговидном, и убедившись, что мы чисты, улыбнулась и распечатала именные билеты, после чего переключилась на совершенно фантастического реликтового персонажа, которого к кассе сопровождали три сотрудницы заведения в бордовой униформе. Скрюченный морщинистый старикан, лет ста пятидесяти от роду, не меньше, щегольски одетый, несмотря на ранний час, в смокинг с бабочкой, ковылял по роскошному паркету, изо всех сил стуча палкой, так что эхо разносилось под расписными сводами. Девушки, поддерживавшие его под локти, смеялись и повторяли: «Антик, антик!» В другой руке старикан крепко держал портфельчик из крокодиловой кожи.
