Стажер усердно описывал в протоколе местоположение трупа и трупные явления, а мы с операми все бродили по парадной. Дому стукнул почти век, лестница полуразвалилась, окна парадной были заколочены досками, и света в парадной последние лет пятьдесят не было. То есть очень удобно было окрестным пьяницам устроить там импровизированную распивочную. Чего там только не было набросано! Пустые бутылки, банки, огрызки, окурки, рваные газеты и журналы, отходы жизнедеятельности… Мы с операми перепрыгивали через смердящие кучи, в бледном свете фонариков всматриваясь в мусор, покрывавший провалившийся местами пол, и мое внимание привлекла лежащая особняком скомканная бумажка. Мы подняли ее и рассмотрели. Это был рецепт, выписанный на имя Степанова Николая, проживавшего по адресу: Гороховая, 42, на лекарство, как нам пояснил судебный медик, от панкреатита, и текст его более никакой ценной информации не содержал. Зато сам бланк содержал, так как был закапан кровью. И улица Гороховая была за углом.
Дружной компанией — я, стажер, криминалист и судебный медик — мы отправились домой к Степанову Николаю. Дверь коммунальной квартиры нам открыла приветливая бабушка, которая охотно сообщила, что Коля рано утром ушел в баню, с полиэтиленовым пакетом, потом прибежал как сумасшедший, переоделся и убежал.
Раз уж в Колиной жизни в это утро фигурировала баня, я вынесла постановление о неотложном обыске, который можно было в экстренных случаях проводить без санкции прокурора, и мы, в присутствии словоохотливой бабушкии еще одной соседки, беспрепятственно вошли в Колину комнату; беспрепятственно — по причине полного отсутствия замков.
Первое, что мы там увидели,— это брошенная поперек кровати старая нейлоновая куртка, залитая кровью. Становилось все теплее: сначала рецепт на его имя, потом утренний поход в баню, теперь — следы крови на одежде… Мы осмотрели Колин шкаф. Гардероб его изобилием не потрясал; но странно: одежда, которая там висела, на первый взгляд была на несколько размеров меньше, чем валявшаяся на кровати куртка. Если Коле впору одежда из его шкафа, то в куртке, найденной нами на кровати, он просто утонет. Окровавленную куртку мы изъяли, и в тот момент, когда стали ее упаковывать, открылась дверь комнаты и вошел сам Коля собственной персоной.
Вид у него был помятый, руки тряслись, и, по-моему, тряслась даже голова. Тут я горько пожалела, что обыск мы провели в его отсутствие: сейчас он заявит, что ничего не знает про куртку и кто ее подкинул ему в комнату, одному богу известно; комната не запирается, и сделать это теоретически мог кто угодно.
Однако я напрасно боялась. Ничего такого Коля Степанов не сказал, потому что говорить не мог вовсе. Он весьма нечленораздельно промычал про жесточайшее похмелье, взгляд его с каждой минутой делался все мутнее и мутнее, и вызванные нами оперативники повезли его в отдел. Мы поехали следом.
В отделе я безуспешно пыталась начать допрос гражданина Степанова Н. в качестве подозреваемого, но подозреваемый был абсолютно неконтактен. Судебный медик со знанием дела объяснил нам, что Степанова мучает похмелье, что алкоголизм, которым он страдает, находится в стадии, когда некоторая доза спиртного может оказать терапевтический эффект, но ненадолго. Иным словами, чтобы общаться с подозреваемым, можно было избрать один из двух путей. Первый — отправить Колю в вытрезвитель и ждать его полного вытрезвления, после чего допрашивать. Путь второй — немедленно дать ему чего-нибудь выпить и рассчитывать на адекватную реакцию Коли в течение получаса, не более.
Поскольку вытрезвление грозило затянуться, а раскрыть убийство хотелось прямо сейчас, я выбрала второй путь, небезупречный с точки зрения закона. И спросила оперов, есть ли у них в отделе что-нибудь выпить. В принципе, не существует в природе такого отдела милиции, где нету выпить, но разве они могли признаться в этом заезжему следователю, да еще из прокуратуры?
Не дождавшись ответа, я пошарила в кошельке. Там нашлось денег на бутылку какого-нибудь немудреного напитка, и, отдав свою наличность заму по уголовному розыску, я послала его за бутылкой. Он вернулся через пять минут, бережно неся «фугас». На лице его ясно читалось, что это — самое странное отдельное поручение, какое он когда-либо получал от прокуратуры.
—Ну, а теперь дайте выпить подозреваемому,— предложила я, и опера в ужасе переглянулись. На такое беззаконие они пойти не могли. Все пришлось делать мне самой. Они отказались даже бутылку открывать, мне пришлось лично, ломая маникюр, возиться с пластмассовой пробкой. Откупорив бутылку, я потребовала стакан и налила спиртного до краев. Когда Коля Степанов увидел этот стакан, полный «бормотухи», на лице его отразилась такая гамма чувств, что его без экзаменов приняли бы в любой театральный вуз страны.
Самое смешное, что и подозреваемый мне не поверил, когда я радушно предложила ему выпить. Я же его еще и уламывала битый час.
Наконец он решился, зажмурил глаза и одним махом опрокинул стакан. Ровно полминуты прошло, и подозреваемый изменился на глазах: лицо порозовело, очи заблестели, руки перестали трястись. За полчаса он твердым голосом рассказал мне все: как он со случайным знакомым после бани пошел в парадную напротив, выпить, как случайный знакомый нехорошо пошутил насчет его, Колиного, невысокого роста. Как между ними завязалась драка, и Коля, повиснув на обидчике, саданул того головой о выступ лестницы. Тот упал и перестал подавать признаки жизни. Испугавшись, Коля замотал его голову его же курткой, вытащил его труп из парадной и бросился бежать. Домчавшись до дома, он обнаружил, что в руках тащит куртку случайною знакомого. Бросив ее на кровать, он побежал искать выпить, но никто не проявил к нему сочувствия и не налил целительного снадобья в столь ранний час. Оставался один вариант — продать чужую куртку и выручить деньги на выпивку. Только ради куртки он вернулся. Самое занятное в истории этого раскрытия — то, что рецепт Коля потерял в парадной вовсе не в момент происшествия, а еще неделю назад, в прошлый свой банный день.
Все рассказав, Коля твердой рукой расписался в протоколе и стал на глазах обмякать — опьянение брало свое. Через минуту он уже спал на столе.
Выйдя к оперативникам, я поздравила их с раскрытием и сказала, что остатки спиртного в бутылке, с помощью которой это раскрытие получено, надо уничтожить. Задание было выполнено с молниеносной быстротой, и с гораздо большей охотой, чем предыдущее. С начала дежурства прошло около двух часов, так что, вернувшись в главк, мы успели почитать, разгадать все кроссворды и перекинуться в карты.
НАСИЛЬНИК С СОТНЕЙ ЛИЦ
Когда меня спрашивают, что главное для следователя, какими качествами должен обладать человек, расследующий преступления, я теряюсь. Что поставить на первое место? Порядочность? Острый ум, проницательность? Сострадание и умение поставить себя на место другого? Дипломатические или артистические способности, без которых не проникнешь в душу другому человеку и не получишь нужных показаний?
Безусловно, все это важно, как и эрудиция, быстрая реакция, решительность, смелость… Но есть качество, без которого не получится следователя из самого образованного, порядочного и решительного человека. Это способность взглянуть на вещи нетривиально, под нетрадиционным углом.
