Я молча кивнула и расплылась в самой искренней улыбке, что только смогла выдавить из себя. Присела на предложенное кресло и отказалась от напитков.
—Давай к делу, Мартино.
Мужчина расхохотался.
—Люблю деловых женщин, Карина. С такими приятно работать. Что ж, расскажи мне, что привело тебя в мой дом?
—Я хочу долю в бизнесе либо ежемесячную благодарность на мой недавно созданный расчетный счет.
Удивлен, причем неподдельно, искренне, знаю это, вижу, как дрогнула рука, как на мгновение изменилось выражение лица.
—И почему я должен тебе платить, милая леди?
—Хотя бы, потому что ты используешь мое имя для наживы, дон Сарто. Разве причина не достаточно веская?
—Хм, ты права. Но с чего вдруг интерес к грязным деньгам, Карина? Разве ты не желала наставить наивных девушек на правильный путь? Разве не хотела спасти?
—Хотела, но, как ты знаешь, не всем в этом мире нужна помощь. Теперь мне нужно позаботиться о себе.
Мартино поднялся и стал медленно мерить комнату шагами, сложив руки в замок за спиной. Он не верил. Я чувствую. Надо что-то делать. Украдкой взглянула на стоящего у двери Энрике и тот легко кивнул мне, безмолвно позволяя брать ситуацию под свой контроль.
Я забросила ногу на ногу, оголяя ее чуть выше бедра, и произнесла то, что было полуправдой.
—Из-за всей этой истории с моим похищением я больше не могу писать. Армандо уничтожил меня и уничтожил мое творчество. Годы плодотворной работы, сотни бессонных ночей, у меня больше ничего не осталось! Мне нужны деньги не для какой-то там благотворительности, меня это уже не беспокоит. К черту все, к черту этих глупых людей с их идиотскими проблемами! Плевать я хотела на этих малолетних дур, которые полезли туда, куда лезть не стоило. Я хочу жить! Красиво и дорого. Имею право, разве нет?— выпалила я почти на одном дыхании, схватила стакан с водой и выпила ее залпом.
Ну, давай же, Мартино, смотри, я в отчаянии!
—Звучит правдоподобно, Карина — прищурившись, ответил Сарто — но я все еще до конца не верю в твою историю. Как насчет небольшой проверки?
—Что же я должна сделать?
—Ох, ничего сложного. Пойдем, я провожу.
Мое волнение могли выдать лишь на мгновение дрогнувшие руки. Подсознание истошно орало, предупреждая о надвигающейся опасности, но я не могла отступить. Легко кивнув, я поднялась с места и пошла за Мартино. Мы петляли длинными коридорами, которым не было конца, ноги ужасно ныли от неудобной обуви, но я не сбавляла шаг. Наконец мы остановились у большой металлической двери, которая охранялась двумя крепкими парнями в костюмах. Один из них дернул за ручку и пропустил нас внутрь.
Я едва сдержалась, чтобы не зажать нос руками. Я словно попала в другой мир, в подземелье дракона из какой-то отвратительной и страшной сказки. Воздух здесь был тяжелым и затхлым. Он безжалостно давил на грудь, отдавая тошнотворным зловонием человеческих испражнений. Повсюду были клетки, огромные, с черными от налипшей плесени стенами и стальными решетками вместо дверей. В них, на грязных матрасах сидели и лежали люди. Точнее то, что от них осталось…
Прав был Армандо, Мартино вовсе не дурак… Конченый садист, умелый манипулятор и грамотный психолог, знает, как проверить меня на честность и поэтому привел именно сюда. Но лучше бы просто пристрелил…
От вида всех этих несчастных, скрюченных, неделями, а может и дольше, немытых тел, кружилась голова. Хотелось свернуться калачиком, прижать ноги к груди и орать, срывая голос, но я обязана доказать правдивость своих слов, а значит, лицо должно оставаться каменным.
—Что ж, Карина. Это наша некондиция, порченый товар, те, кто вел себя слишком агрессивно или наоборот, слишком спокойно. Здесь есть и те, кто по медицинским показаниям больше не может раздвигать ноги, покалеченное клиентами мясо, и просто те, кого уже никто не хочет трахать.
Ты попала в чистилище на земле. Здесь все эти люди ждут своего приговора. А потом… ну сама знаешь, кому пулю в лоб, кому камень к спине.
Зажегся слепящий свет и Мартино вытянул руку вперед. Я знала, чего он хотел. Он предлагал пройти по центру помещения, мимо клеток, в этом отвратительном красном платье и на шпильках. Идти с видом человека, которому абсолютно плевать на глухие стоны и мольбы о помощи. Топтать острыми каблуками последнюю надежду пленников, и демонстрировать свое превосходство. Я должна показать им свое лицо. Фальшивое, которое они примут за чистую монету, выслушать в свой адрес тысячи проклятий и крики отчаяния тех, кто меня узнает…
Это конец, считайте, что меня похоронили в этом душном подвале рядом с матрасами, в одной из клеток, как птицу, что так и не смогла выбраться на волю.
Я хотела просто пробежать мимо, но ноги еле выдавали медленные, короткие шаги. Взгляды пленниц были прикованы ко мне, одна за другой они подходили или ползли к решеткам, безмолвно становились на колени и молитвенно складывали руки.
Тут и там раздавался едва уловимый шепот, но для меня он был громче крика.
Карина? Карина Шаркова, это ты? Ты пришла за нами? Спаси нас! Неужели бог услышал наши молитвы? Я хочу домой, меня там ждет мамочка, она, наверное, очень волнуется!! Мне страшно, Карина, умоляю, помоги!!
Совсем юные девушки, с остриженными волосами, девушки моего возраста, с окровавленными повязками на головах, руках и ногах, женщины постарше, с выбитыми зубами…
Меня тошнило, желудок скручивало в спираль, я едва держалась на ногах, и ощущала на своей спице цепкий взгляд Мартино.
Каждый раз, когда я проходила мимо клетки, из нее высовывались руки, тонкие, полупрозрачные, раненые, в ссадинах и покрытые следами от зубов. Развивающийся алый подол легко касался перебитых, дрожащих пальцев, они оставляли на платье грязные следы, одновременно с этим нанося раз за разом смертельные раны моему еле живому сердцу. Светлые участки стен и пола были изрисованы кровавыми надписями на разных языках, все они содержали мольбы о помощи или просьбы о скорой смерти и избавлении от мучений. Где-то даже виднелись слова молитв. Все это было написано кровью или выцарапано ногтями. Это место — храм боли и отчаяния, здесь правит ужас и безысходность, ежедневно им в жертву приносятся новые и новые стоны, смерти и страдания. Это невыносимо, слишком больно, невероятно страшно.
Над ухом раздался тихий голос Сарто:
—Как тебе, Карина? Что чувствуешь? Жалость или быть может злость?
—Ничего, мне абсолютно безразлично. Хотя нет, кое-что все-таки чувствую — отвращение.
Гул голосов резко стих, редкие смешки прокатились эхом и, ударяясь о влажные стены, вернулись бумерангом, чтобы отстукивать барабанную дробь в моей голове. Теперь я тоже монстр. Я чудовище.
Наконец мы вышли на улицу, и я уже не смогла сдержать рвотные позывы. Стояла оперевшись о стену и выворачивала желудок наизнанку.
