У причала дежурил, покуривая трубку, одинокий лодочник – невысокий парень с рассеянным взглядом. Над красноватыми водами Кипучей до сих пор вилась светло-алая дымка; вгустых ивовых ветвях, сползавших почти до воды, заблудилось одинокое туманное облачко. Да, если бы не местные речные туманы…
–На Двадцать Второй, любезный,– попросила матушка Шанэ, когда парень помог ей перебраться в лодку.
Он понимающе хмыкнул:
–Вас тоже самоубийцы интересуют?
–Конечно,– охотно ответила матушка.– У нас на Юге такого колдовства нет, а я же, сынок, колдунья. Век живи, знаешь ли.
Засим разговор заглох. Обычно лодочники были народом болтливым и охочим до сплетен, но этому парню явно больше нравилось молчать. Матушка не возражала – она снова задумалась, где искать зацепки. И, поглядывая на рваную красноватую речную дымку, понимала: если где-то что-то есть, то на дне реки. Призрачным помощникам вода не преграда, но… Без следа они найдут лишь уйму хлама. В котором ни за что не опознать нужное.
Двадцать Второй остров оказался крошечным – узкая набережная и с десяток старинных особняков, утопающих в красном золоте древних деревьев. Едва высадившись, матушка Шанэ первым делом восхищённо посмотрела вверх – туда, где низкие рваные тучи цеплялись за древесные макушки, норовя сползти на остров новым туманом.
–Это колдовские деревья,– неожиданно подал голос лодочник, который тоже выбрался на причал и снова достал трубку.– Говорят, самые старые во всём Семиречье. И они столько силы от рек вобрали, что зимой не облетают, а к лету не зеленеют. И всегда одного цвета – чёрная кора, красная листва. Вы не были здесь зимой? Побывайте обязательно.
Действительно, красное и чёрное… Двадцать Второй остров лежал на перекрестье двух рек – красноватой Кипучей и темноводной Чёрной. И жухлая трава здесь тоже была тёмно-багряной, и подстриженные кусты вдоль дорог. А среди красно-чёрного буйства – светлые старинные особняки, светлые мосты, песочного цвета широкие тропы, резные деревянные скамейки. И ни одного опавшего листа.
И, как и на предыдущем острове, ни следа людей. Словно обитатели островов «самоубийц» резко и одновременно отбыли в гости. Может, и правильно. Кто знает, а вдруг проклятие?..
И, как и на предыдущем острове, помощники ничего не нашли – ни у дома «самоубийцы», ни вообще.
–Зато прогуляемся,– прошептала матушка Шанэ, когда сердитые псы вернулись и гневно зафыркали,– и побываем там, где давненько не были. Возвращаемся.
Но, шагая по ухоженной дорожке к набережной и причалу, матушка то и дело оглядывалась на лес, застывший в вечной осени. И сюда она тоже обязательно вернётся – просто так, без дела, погулять. Зимой. Зимы в Семиречье спокойнее осени.
Недавний лодочник, как ни странно, никуда не отплыл. Обычно они отчаливали, едва высадив заказчика, а этот парень сидел на ступеньках ведущей к причалу лестницы и задумчиво дымил. Новенький, явно, решила матушка. И в деньгах не нуждается, раз не торопится.
–Давайте я вас и дальше прокачу,– предложил он добродушно.– И подожду без доплат.
Матушка Шанэ не возражала. Тем более парень по-прежнему ненавязчиво молчал и дело своё знал – на местности ориентировался без заклятий, правил уверенно и вовремя подавал руку, помогая сесть в лодку или выбраться на причал.
Следующий остров, Шестьдесят Восьмой, в противоположность предыдущим был очень небольшим, бедным и почти «лысым». Бесплодная каменистая почва, скальные «ступени», на которых ютились крошечные домики, редкие чахлые кустики, упрямо торчащие из узких расщелин. А вместо величественных деревьев за низкие облака цеплялась одинокая скала. И ни набережной, ни нормального причала – лишь грубо сколоченный «плотик» на подпорках да крутая лестница с щербатыми ступенями, петляющая среди каменных наростов.
–Это Поющий остров,– неожиданно сказал парень.– Видите эти каменные столбы? Когда сильный ветер, они поют. Поэтому здесь так мало обитателей. А живут в основном островитяне. Им такое по нраву – камни, ветра, буйная вода и никаких лишних людей.
Мелко заморосил дождь. Матушка Шанэ с помощью лодочника выбралась на остров и добралась до лестницы, после чего парень выудил из кармана плаща свёрток и сел на ступеньку обедать. Матушка невольно похлопала себя по карманам – и заварочный чай где-то был, и овсяное печенье… Да и за полдень уже, хотя так хмуро, словно поздний вечер. Здесь, среди неуютных скал, сырого ветра и мрачного неба, особенно сильно захотелось хлебнуть сладкого горячего чая, но…
Она выпустила помощников сразу, едва парень скрылся за поворотом каменной лестницы. Оба пса сразу же довольно зарычали и рванули вверх – к маковке скалы. Умер, поняла матушка Шанэ. Местный «самоубийца», к сожалению, умер. А тот, кто в этом виноват, здесь наследил. И туманы… Туманы рек, к счастью, не поднялись выше той самой каменной маковки.
Великие пески, хоть бы им повезло – и псы почуяли бы именно это преступление, а не старое убийство…
Но Нарэ и Надэ были опытными сыскниками. Они взяли чёткий след от места убийства до предмета, с помощью которого несчастный «выбросился» из окна своего крохотного одноэтажного домика. И когда псы принесли искомое…
–Маска?– удивилась матушка Шанэ.– Карнавальная маска?
В её ладонях трепетала на ветру яркая красно-жёлтая тканевая полумаска с узкими прорезями для глаз. И матушка не чувствовала на ней ни следа чар. Обычная ткань. Обычная маска. Красная основа, нашитые поверх жёлтые листья. Маска Осени. В Семиречье принято отмечать начало каждого сезона гуляньями и карнавалами, и такие маски в Первый день осени носил каждый второй.
–Чья?– уточнила она тихо.– Убийца сделал, жертва носила?..
Псы довольно завиляли хвостами.
–Сможете отыскать такие же на островах поблизости? Без меня? Хватит расстояния? Ищите. И вы,– матушка Шанэ подбросила в воздух пригоршню песка, выпуская на волю стервятников,– помогайте. Жду здесь.
К счастью, острова «самоубийц» были небольшими и находились недалеко друг от друга. И, к счастью, нашлось нужное.
–Сынок,– матушка спустилась к причалу,– хочешь чайку?
* * *
–А с бабушкой точно всё в порядке?– волнуясь и нервно комкая пояс халата, в десятый раз спрашивала миловидная кудрявая девица, глядя то на Рьена, то на Мьёла. И странно глядя – словно обоих подозревала в обмане, словно бабушка на самом деле или умерла, или очень плоха, а сыскники почему-то не хотят говорить ей правду.
В доме Одьи Ву все были в глубоком шоке. Её дочь, приятная полная женщина, безостановочно рыдала и цеплялась за заикающегося мужа. Кухарка со служанкой заперлись на кухне, и оттуда доносился то дружный рёв, то дружное же трубное сморкание. А внуков два часа назад забрала младшая дочь Одьи, жившая на соседнем острове. Всех, кроме старшей внучки Льюзы. И она единственная была способна говорить внятно, правда, лишь на одну тему.
–Твоей бабушке невероятно повезло,– в десятый раз мягко объяснял Рьен.– И первый этаж, и под её окном спали три собаки. И она – женщина хрупкая. Все четверо отделались ушибами и испугом. Собаки всегда там спят?
