–Да, но не в театральных, а в сыскных,– сухо сказал Рьен.– И то не факт. А в статье, не волнуйся, ничего из твоих слов не будет. Ты поставил опыт на беспомощных стариках, чтобы прославиться… И ты прославишься. Как убийца.
Якви разом выцвел, точно пеплом покрылся:
–Нет, куда вам, обывателям…
–Закончим на этом,– Рьен собрал записи и встал.– Идём, Мьёл.
А в коридоре, заперев допросную и вызвав дежурного, он внимательно посмотрел на озадаченного колдуна и заметил:
–Ты что, проникся?
–Да ну нет как бы…– смутился Мьёл.– Но колдовство-то полезно… Хотя, мастер… А вы нет?
Рьен похлопал помощника по плечу и негромко сказал:
–Я разных преступников видел. Однажды в эту допросную привели мальчишку, у которого умирала мать. Нужны были дорогие лекарства, а пацану лет десять. В отчаянии он пошёл на дело, но не всё предусмотрел – сумку рванул, жертва кинулась отнимать, а зима, гололёд, Низкий мост… Жертва поскользнулась – и в реку. Насмерть. Или другой парень – за девушку заступился, которую двое уродов в переулке поймали. А парень служил и не рассчитал свои силы. Или вот Иххо наша. Таких ребят я понимаю. Таким помогаю. А к тем, для кого люди – куклы, которым и не страшно, и не больно,– я не найду в себе ни понимания, ни жалости.
Мьёл смутился ещё больше.
–Никакое искусство, никакие перевороты не должны стоять на костях, даже если это хрупкие кости беззащитных стариков. Тем более, Мьёл, если это кости беззащитных стариков. Людская душа или её отсутствие проверяются отношением к слабым – детям, старикам, бродягам, животным. Неважно, что человека вот-вот позовёт река. Важно, что он ещё жив. И мы не имеем никакого права, ни ради каких великих целей, ставить чужую жизнь под угрозу. И тем более отнимать её.
–Да понял я, понял…– проворчал колдун, ёжась.
–Надеюсь,– Рьен обнял его за плечи.– Как насчёт чаю? И завтрака? Взбодримся, доложим главному… А Сьят за нами наблюдал через следящий артефакт и сам поймёт, что писать. И для журналистов – тоже.
Мьёл молча кивнул. А ему ещё попеняли, когда он заметил, что все гении – больные… И хоть бы в Семиречье уже случилось самое обычное убийство, безо всяких этих ритуалов, масок и прочих… гениальностей.
Дело 6: Смерть на второе
Осень перевалила за середину, дни становились всё короче и холоднее, а гостей в чайной – всё больше и больше. Предчувствуя долгие зимние домашние посиделки, когда на некоторых реках встанет лёд, а лодочники, разоряясь на колдовстве, поднимут стоимость проезда, когда почти на полгода огромный мир Семиречья сузится до пары окружающих островов, люди собирались в чайной большими компаниями, в основном дружескими, чтобы и последние сплетни обсудить, и наобщаться до весны.
Сегодня вечером гостей опять было очень много, и матушка Шанэ, повязав обычный передник, наравне со своими служанками бегала от столов до кухни и мойки, принося заказы и унося грязную посуду. Правда, сетуя на возраст, выбрала самые близкие друг другу помещения, а ближе к кухне находились «ужинные»– уютные комнатки с одним общим столом, креслами и диванами, мягким сумраком и жарким очагом. И долгими оживлёнными разговорами и смехом из-за дверей.
Прихватив пустой поднос, матушка осторожно заглянула в одну «ужинную», во вторую, в третью… и замерла. Семеро мужчин в летах – старых друзей. Семь мягких стульев вокруг овального стола. Семь тарелок и рюмок. Семь приборов. И она точно помнила, что заказ был на семерых – и готовили стол для семерых.
А находились в «ужинной» восемь человек. Шестеро оживлённо беседовали, уминая курицу с картошкой и грибной подливкой. Седьмой дремал на диване, закрыв лицо шляпой. А восьмой стоял у окна, спиной к столу и почти спрятавшись за тяжёлой шторой, и грустно смотрел на ручьи дождя. И указывало на его присутствие лишь лёгкое голубоватое свечение.
Матушка Шанэ чуть не выронила поднос. Благо призрак повернулся и приложил палец к губам. Матушка быстро взяла себя в руки, убедилась, что уносить-приносить пока ничего не нужно, и выскользнула в коридор. Отошла подальше и прижалась спиной к стене.
Убийство! В её чайной!
Спешащая по коридору Ийрэ при виде матушкиного лица остановилась, с трудом удерживая тяжёлый поднос:
–Вам помочь?– обеспокоенно спросила она.
Матушка, кусая губы, отрицательно покачала головой: иди, мол. Служанка быстро добежала до мойки, оставила поднос на столе перед дверью и вернулась.
–Помочь?– повторила она тихо и настойчиво.
Матушка Шанэ опасливо обернулась на дверь «ужинной», поманила Ийрэ за собой и нетвёрдым шагом пошла туда, откуда только что прибежала служанка – подальше от места убийства, к дверям кухни и мойки. И там, избавившись от подноса, решила:
–Оденься и через чёрный ход бегом в Сыскное ведомство. В торце правого крыла есть небольшая дверка. Если будет открыта – заходи, попадёшь прямиком в кабинет мастера Рьена. Если закрыта – стучи. Если сразу не откроют… На одной линии с ведомством, у третьего причала, дом – беги туда. Если и там никого не будет… Отправишь почтой. Погоди, записку напишу. Но я очень надеюсь… И, песками заклинаю, не шуми. Никто не должен понять, что ты куда-то спешишь.
Сдвинуть подносы, листок бумаги и перо из кармана передника… Нет, помощников позже выпустить. Живых они не найдут и Рьена быстро обнаружить не помогут. А вот убийцу, если не удрал…
Ийрэ, взяв записку и кивнув, подобрала подол строгого тёмного платья и убежала. Матушка же перевела дух и достала из кармана мешочек с песком. Здесь, на Севере, почему-то плохо работала южная колдовская почта – в два-три раза медленнее местной, и иногда быстрее было добежать или доплыть. А пока Рьена нет… хорошо бы придумать, как обнаружить труп, если друзья убитого не найдут его раньше.
Помощники серыми тенями разбежались по чайной. Матушка Шанэ снова взяла поднос и прислушалась к приглушённым звукам – звону посуды из мойки, выкрикам поваров из кухни, далёким звукам скрипки… Иххо играла почти каждый вечер и давно стала таким же магнитом для гостей, как и знаменитый чай. Сейчас она в одном из больших средних залов, буквально через пару стен и одно помещение от той самой «ужинной»…
Вот и вероятный повод потревожить «спящего».
* * *
Иххо доиграла, коротко поклонилась слушателям и тенью выскользнула из большого, до последнего стола и стула заполненного гостями обеденного зала. Она сразу взяла за правило быть неприметной – дополнять своей музыкой приятный вечер, и только. И даже одеваться стала скромнее, и яркие волосы убирать под тёмный шарф. Никто не замечал ни её прихода, ни ухода. Не хлопал, не улюлюкал, и Иххо это нравилось. Лишнее внимание, хотя её полностью оправдали, а история с Эвьей подзабылась, было совершенно ни к чему.
В коридоре девушка нос к носу столкнулась с хозяйкой чайной и сразу же встревожилась:
–В чём дело?
