Спускаясь поздним вечером в зал-прихожую, матушка Шанэ поймала себя на том, что заскучала. Да, ночная беготня по городу очень утомительна, но и интересна. А последние дней десять так спокойно, что аж жуть берёт. Словно в затишье перед бурей.
Давно стемнело, и снова начал мелко накрапывать дождь. Матушка зажгла свечу, подошла к окну – проверить, всё ли закрыто на ночь,– и замерла. На улице спиной к чайной стояла, подняв лицо к небу, невысокая девушка – распущенные светлые волосы до талии, белая ночная рубашка чуть ниже колен, босые ноги. И тусклое голубоватое свечение – такое матушка видела, когда призрак обо всём узнавал и с нетерпением ждал Лодочника.
Ощутив чужой взгляд, девушка обернулась – огромные голубые глаза, острый подбородок, ямочки на щеках, добрая улыбка. При виде матушки Шанэ она сделала рукой приглашающий жест – пойдём, мол. Матушка невольно обернулась на свечу и вздрогнула: голубоватый огонёк коротко заискрил и потух. А так он себя вёл… да, предчувствуя Лодочника. Девушку совершенно не волновало, кто и почему её убил – скорее всего, она об этом знала,– но ей очень хотелось кое-что показать перед отплытием. А оно стремительно приближалось с каждой минутой.
Матушка Шанэ давно так быстро не собиралась. Через несколько минут она выбежала из чайной, наспех заперев дверь, и поспешила к призраку, на ходу застёгивая плащ.
Девушка одобрительно улыбнулась и поплыла, едва касаясь босыми ногами влажно-грязного ковра из опавшей листвы, к ближайшему мосту. На его середине она оглянулась, остановилась, поджидая матушку, и продолжила путь – на Первый остров и далее: по набережной, вдоль причалов и мимо серой громады Сыскного ведомства. И ещё дальше: вдоль линии домов, окружённых полуголыми деревьями, с одной стороны, и стальными водами Тягучей, запертой в каменных берегах, с другой.
У десятого дома призрачная проводница свернула в узкий проулок и перебралась на следующую улицу. И на следующую. И на следующую. Они всё дальше удалялись от набережной, уходя вглубь острова, и матушка, торопливо вспоминая карту, пыталась понять, куда её ведут. К жилому дому? Или к лавке? Или к парку?
Попетляв улочками и проулками, девушка нырнула в крохотный парк, быстро пролетела по тропинке и остановилась. За деревьями серело смутно знакомое здание, а тропа упиралась в коричнево-красный ворох влажной листвы. Матушка Шанэ растёрла в ладонях песок, зажгла светильник, подняла руку и огляделась и похолодела. Здание – конечно, Сыскное ведомство, а ворох… конечно, могила.
Девушка топнула ножкой, привлекая к себе внимание, и снова указала на ворох. Её сияние почти погасло, и до матушки дошёл смысл странных петляний. Это ведь убитая, и матушка Шанэ могла использовать свою власть, чтобы задержать душу, заманить в чайную (или помощников позвать, чтобы завели), заставить заговорить и успеть узнать до приезда Лодочника хоть что-нибудь. Слепо поверив призраку, она попалась на простейшую уловку и потеряла драгоценное время.
–Не серчай,– пропела девушка и светло улыбнулась.– Так надо.
И исчезла – растаяла туманной дымкой, впитавшись в дождливую ночь.
Матушка осторожно приблизилась к вороху, заметила выглядывающие из листвы грязные пальцы босой ноги и отвернулась. Подрагивающей рукой достала из кармана мешочек с песком и вызвала псов.
–Надэ, ищи. Нарэ, ко мне.
Написав короткую записку, она повязала на шею помощнику свой платок и велела:
–К Рьену. Быстро. Он или в ведомстве, или дома. Иди.
Убитая девушка на заднем дворе Сыскного ведомства… Ничего себе последние дни осени…
* * *
Рьен примчался сразу, на ходу набрасывая на влажные волосы капюшон.
–Что случилось?– спросил он привычно и быстро.
Матушка Шанэ молча указала на ворох, над которым трепыхался крупный золотой светильник. Рьен осторожно приблизился, присел, присмотрелся. Молча натянул перчатки и в два счёта разгрёб листву.
Мёртвая девушка будто спала. Те же длинные волосы, та же рубашка, то же безмятежное лицо с ямочками на щеках. Лишь полосы грязной земли на белой коже да ночной холод указывали – нет, не спит. Матушка тихо вздохнула и быстро вытерла глаза. Молодая, красивая – жить да жить…
Рьен встал и вопросительно поднял брови.
–Она ничего не сказала,– покачала головой матушка.– Только привела меня сюда и исчезла. Ушла на Призрачный причал. Убитая, сынок, это точно. И, знаешь…– она запнулась.– Возможно, она хотела умереть. В ней не было ни капли злости, ни капли растерянности или страха. Обычно-то убитые почти все дурные, а эта… нет. Она словно… готовая. Словно умерла ещё до смерти. И ещё до прихода сюда услышала зов своей реки и ждала Лодочника. Всё, чего она хотела… Наверное, чтобы её побыстрее нашли и похоронили.
Он сосредоточенно кивнул, достал из кармана плаща склянку и тоже зажёг светильник. Наклонился и, вглядываясь в землю, медленно обошёл ворох. Бросил быстрый взгляд на матушкины ноги, выпрямился и мрачно подытожил:
–Следы только ваши. И мои.
–Помощники ничего не нашли,– грустно добавила матушка Шанэ.– Весь Первый остров оббежали. Сейчас окрестные осматривают. Ничего.
–Ждём Мьёла. А пока подробней расскажите, во сколько призрак пришёл, как вы здесь оказались. И остальное.
Колдун явился через полчаса, недовольный и сонный. Несмотря на многолетнюю сыскную работу, он по-прежнему имел дурную привычку рано ложиться и сразу же засыпать.
–Ну чего ещё?– Мьёл зевнул в кулак, увидел девушку и замер.
–Знакомая?– заметил Рьен.
–Нет,– колдун разом проснулся. Его глаза потемнели и стали выпуклыми, набухшими чёрной водой.– Лично – нет, но я её где-то видел. Точно не помню… но точно не здесь. В смысле, не на Первом острове и не в чайной. И даже не в округе. Может, где-то в лавках… Нет, сейчас не вспомню.
–Ладно, слепок лица сделай. Сьят найдёт в архиве Регистрационного ведомства. Что ещё скажешь?
–Часа два назад умерла,– прикинул Мьёл. Присмотрелся и покосился на матушку Шанэ:– Сонного зелья перепила. Уснула – и всё. Причём тут вы? Может, самоубийца?
–Нет, она светилась, как все обычные убитые,– грустно пояснила матушка.
–И в такую погоду самоубиваться проще дома, в тёплой постели, а не полураздетой на заднем дворе Сыскного ведомства,– хмуро добавил Рьен.– Её опоили и принесли сюда уже мёртвую. В таком виде она не добралась бы сюда – окоченела бы ещё в лодке. А бродяги бы не побрезговали и рубашку утащить. И мне кажется, что на ней ни синяка, ни царапины. Так?
–Так,– снова присмотрелся к девушке Мьёл.– И переохлаждения нет.
–Значит, знала убийцу. В дом впустила и даже не оделась. Очень хорошо знала. Жених? Друг? Подруга? Кто-то из родственников?
–Да кто угодно, но близкий – зелье она выпила сама,– заметил колдун.– У нас как-то лет пять назад был один опоённый, помните? Насильно? Мальчишка, приёмный сын, мачеха от него избавиться хотела, чтобы имущество мужа унаследовать. И пораньше ещё один, забыл, кто. Насильно опоённые – они будто воды нахлебались, полный желудок зелья. А тут… Сама пила. Кажется.
