* * *
Третью ночь матушка Шанэ не находила себе места. После странного случая с призраком в ней поселилось смутное беспокойство и нервное ожидание. Она не могла понять, отчего волнуется и кого ждёт, но волновалась и ждала. И сегодня, едва закрыв чайную и быстро перекусив, зажгла колдовскую свечу и устроилась с книгой внизу. Не переодеваясь, как обычно, в домашнее, с плащом и сапогами наготове.
Кот, привыкший вечерять с хозяйкой, спустился вниз и взобрался на стол, требуя внимания. Матушка рассеянно чесала его за ухом, пыталась читать, но ничего из прочитанного не запоминала. А когда часы пробили полночь, колдовское пламя странно заискрило и с улицы донеслось тихое пение.
Матушка быстро обулась, накинула на плечи плащ и метнулась к открытому окну. Под мелким плачущим дождём спиной к чайной стояла призрачная девушка и пела. И так пела… Без слов, без музыкального сопровождения, и её нежный голос звучал как скрипка Иххо – пробуждающе, завораживающе.
–Кто ты?– прошептала матушка Шанэ.
Девушка обернулась. Высокая и полноватая, с короткими тугими рыжими кудряшками и прозрачными серыми глазами. И тоже босиком и в одной ночной рубашке. Улыбнувшись, она сделала рукой приглашающий жест. В её ладони явственно сверкнула знакомая голубая искра – сияющая «дождинка».
Матушка не медлила – на ходу застёгивая плащ, бросилась за призраком. И послушно прошла прежней петляющей дорогой до парка за Сыскным ведомством. И снова увидела знакомый ворох сырой листвы. И ощутила близкое присутствие Лодочника.
–За что?– она пытливо посмотрела на призрака.
–А поживите, с чем не жили,– снова улыбнулась девушка и растворилась в дождливой ночи.
Матушка Шанэ снова вызвала помощников и сняла с шеи платок.
–Беги, Надэ. Нарэ, осмотрись.
Рьен прибежал быстрее прежнего и с Мьёлом. Увидев знакомую картину, сыскники встревоженно переглянулись.
–Она что-нибудь сказала?– уточнил Рьен, пока его помощник разгребал листву.
–«А вы поживите, с чем не жили»,– повторила матушка Шанэ и устало пожала плечами:– И я пока не поняла, что бы это значило.
–Снова «дождинка» вруке,– Мьёл разгрёб листву и нашёл сияющий камень.– И всё остальное то же самое.
–А звали её Арро,– Рьен угрюмо посмотрел на испачканное землёй мёртвое лицо.– И если одна – это случайность, то двое – уже последовательность. Надо срочно найти живую троицу. Или пару подружек, если третья до сих пор в Приграничье. Что ещё, кстати, проверить надо. И поставить на это место в нашем парке следящий артефакт, раз оно так понравилось. Нет, несколько артефактов вокруг всего Сыскного ведомства.
–Подруги?– удивилась матушка.– Подружек одну за другой?..
–И на третью ночь…– пробормотал Рьен.– Матушка, вы наш чай презираете, только свой пьёте?
–Не презираю. Просто не считаю его лучшим,– она слабо улыбнулась и достала из кармана синий мешочек.– И у меня свой всегда с собой.
–Пойдёмте к нам. Расскажу. Покажу портреты. И хорошо бы хоть одна любила выпить у вас чаю.
* * *
–Подружки…– повторила матушка Шанэ, внимательно рассматривая портреты девушек.– Это кое-что объясняет. Они доверяют и впускают в дом. И они не держат зла. Слышишь, сынок? Они не злятся на убийцу. Неужели кто-то из этой пятёрки убивает остальных?
Рьен кивнул и спросил:
–Первая «дождинка» увас собой? Вы что-нибудь ещё о камне узнали?
–Вот,– она достала сияющий камешек из кармана расстёгнутого плаща.– Узнать не узнала, но предположение есть. Теперь – есть.
–Почему теперь?– полюбопытствовал Мьёл, сидящий в соседнем кресле.
–Потому что южаночка,– матушка показала на портрет Тимэ.– Сказки о духах и их приютах мы слышим с пелёнок, они в нас с рождения. И потому что все южане видят или слышат призраков, и даже здесь связь с нашими великими песками крепка. Нет, это не она, сынок. Убийца – нет, не она. И не потому что с Юга. А потому что мы знаем: если светится, то занято. Но она могла рассказать подружкам о Юге и звёздном железе, о призраках и «Приюте». И если кто-то догадался найти общее… То «дождинки» подкладывали, чтобы они впитали душу убитой. Чтобы призрак подружки не явился к той же южаночке с предупреждением.
–Тимэ попала в приют в девять лет,– вспомнил Рьен.– Когда родители погибли. Да, ваша версия подходит. Мьёл, что с «дождинками»? Узнал, откуда они взялись?
Колдун недовольно посопел и признал:
–Пока нет. Но узнаю.
–Откуда?– строго спросил начальник.
–Есть у меня приятель в отделе краж. Я к нему и пристал с этими «дождинками» проклятыми. У них есть внутренний учёт дорогостоящих вещей, и «дождинок» тоже. Все богачи с новыми дорогими вещами к ним идут или на дом вызывают. На вещи ставят метку, а по ней потом можно вора отследить или нового владельца, если успеет продать. И «дождинки» уних все меченые,– по-прежнему недовольно, но обстоятельно доложил колдун.
–Вообще все?– удивилась матушка Шанэ.
–«Дождинки»– большая редкость,– пояснил Мьёл.– Новых у нас на Севере, говорят, уже лет двести не находят. А старые их владельцы охотно помечали. И музейные, и коллекционные – все на внутреннем учёте. Приятель сказал, их и воровать-то давно перестали.
–Так когда проверят?– нахмурился Рьен.– Ты объяснил, что у нас убийство и проверка нужна срочно?
–Завтра объясню,– колдун глянул исподлобья – опасливо, как в ожидании нагоняя.– У них там очередь, а работников всего трое. Проломлюсь. С двойным-то убийством точно примут сразу.
–Возвращаю,– матушка протянула ему «дождинку».– И ничего не добавлю, кроме того, что уже сказала. Камень занят, и занят душой. Растением, поэтому они раскрываются и светятся лишь в дождь. И я почти уверена, что убийца думал, будто камень заберёт душу жертвы. А полезных для нас свойств я не нашла. Кроме одного, но его проверить надо, прежде чем хвастать. Может, оно мне показалось. Или я его придумала.
Ещё раз цепко изучив портреты и характеристики, она встала, обернула шею тёплым платком, застегнула плащ и улыбнулась:
–Ночи. И обязательно доброй. Чтобы дела добрые спорились.
А на улице матушка Шанэ достала мешочек с песком и выпустила сразу всех своих помощников.
–Ищите,– попросила она.– Ищите такие же «дождинки»– мелкие, свободные от артефактов. И, великие пески, хоть бы нам повезло…
* * *
Но прежде матушке повезло в другом. Обслуживая следующим вечером гостей в чайной, она случайно услышала обрывок разговора – самого обычного, житейского. В другой ситуации матушка не обратила бы на него внимания. А сейчас подошла поближе и чутко прислушалась.
–…уже который год болит,– жаловалась одна женщина другой.– Лечим, лечим, а всё без толку!
–Да уже привыкла бы давно,– жёстко ответила вторая.– С тобой и поговорить-то не о чем, всё болячки да болячки.
