- Где Алексашка? Где его бесы? – осмотрелась я, глядя на мостик. На мостике никого не было.
- Он как водяного увидел, так быстро бесов отозвал! Не полез! – радостно хрюкнул Михрютка. Сейчас он выглядел, как лохматый кот после купания. Вид у него был мокрый и жалкий. Кажется, у него даже рог обломался.
- Ага! Так что мы победили! Ура! – довольно заметил Лябзя. Выглядел он побитым. Один глаз заплыл и напоминал гамбургер…
- Ну вот и хорошо, что все живы! – выдохнула я, радуясь, что дешево отделались! Так, погодите! А чего это бесы разревелись.
Лябзя всхлипывал, Михрютка растирал мохнатой лапой глаза, а Баламошка трубно шмыгал.
- Эй, ребята, а что с вами? – спросила я удивленно.
- Скольким колдунам служили, а то, чтобы ведьма бесов спасала – впервые видим! – заметил Баламошка, растирая глаза. – Никогда такого не было!
Лябзя посмотрел на меня целым глазом, в котором стояли слезы. Он прихрюкнул своим забавным пятачком, видимо, от переизбытка чувств!
- И ведь в самую гущу полезла! Ничего не побоялась! Это другие колдуны за бесов никогда не впрягутся! А наша вон как… - всхлипнул Михрютка.
- Да ладно вам, - удивилась я. Многое я не знала о бесах и колдунах.
Пока я успокаивала чертей, я услышала тихий всплеск позади себя.
Обернувшись, я не увидела водяного.
- Он на тебя обиделся. Ты его не поблагодарила, - тихонько заметили русалки, когда я искала его глазами. И захихикали, как девчонки на перемене. Одна из них купала кончики длинных волос в темных водах, сидя на камне, а вторая вылезла наполовину, опираясь локтями на тот же камень, и ее волосы стелились по воде.
- Ну я же сказала спасибо! - возмутилась я, не понимая, что не так.
- Глупая ты, Настя! – хихикнули русалки. И тут же исчезли под водой.
- Глупая – не глупая, но живая! – проворчала я, выжимая одной рукой юбку, а второй удерживая дочку.
- Алексашка теперь от тебя не отвяжется! Видала, какой он сильный колдун! Всех бесов по округе собрал!- предупредил Михрютка, когда я оглядывалась на озеро. Но мои мысли полностью занимал водяной. И с чего это он обиделся?
Может, его поцеловать нужно было?
Глава шестьдесят вторая
Я бы, может быть, и поцеловала. Да вот, он смотрит на меня каждый раз так, словно глаз на попу натянуть хочет. Не сильно мотивирующий взгляд. И не очень романтичный.
Я обернулась еще раз на озеро, а потом вздохнула. Видимо, не нравлюсь я ему. Раз каждый раз возмущается, стоит мне только на горизонте показаться.
Может, русалки ошиблись? И мне, правда, лучше его не беспокоить.
С такими мыслями, я дошла до дома, слыша, как внутри кто-то горько плачет. Прямо со всхлипами.
- Совсем слабый стал… А откуда сила возьмется? Не кормит меня никто. Нет, чтобы блинов напекла да ка-а-аши наварила.. Вон, младенчика не уберег! Алексашка сильнее оказался, - слышались почти неразборчивые причитания и бормотания.
Стоило мне толкнуть старую дверь, как на домового, сидящего на печи, упал желтый с розовинкой рассветный луч. Он замер, видя как мы с Миленкой входим в дом.
- Ты че? Плакал? – спросила я, видя, как домовой дергает глазом.
- Я? Плакал? Да кто тебе сказал такое?! – насторожился домовой, растирая слезы по пушистой мордочке. – Что бы я? Плакал?
Он что-то забегал, засуетился, завозился и заворчал.
- Чтобы я? Плакал? Тьфу! – проворчал домовой, а в избе стало чуточку светлее. Видимо, уже утро…
- Я слышала, как кто-то плачет! – произнесла я, укладывая Миленку в колыбельку и накрывая одеялом. Надо будет обереги положить и избу защитить… А если Алексашка сам сюда заявится? Он же знает, где я живу. Как мне защититься от колдуна?
Я посмотрела на свои руки и поняла, что дело - дрянь.
- А? Так это… Так это… это… Хобяка! Он плакал! – опомнился домовой. – Я ему говорю: «Не реви! Все хорошо будет!». А он мне такой: «Не будет ничего хорошо! Вернется Настенька живая! Не прибьет ее Алексашка! Поэтому ничего уже хорошо после этого не будет! Как сам не погиб бы, бедный. Раз с нашей Настей связался! В первый раз пронесло. А вот во второй раз может так и не повезти!»
Я посмотрела на домового, а тот развел пушистыми руками, адресуя меня отнести свои претензии громиле – Хобяке.
В дверь постучали. Я услышала ее скрип и увидела на пороге грозный силуэт Хобяки. Тот втащил мешки в дом и поставил их.
- Вот! – отряхнул он руки. –Мельница молола, люди шли, брал лопатками… Один мешок – одна лопатка!
Мне что-то стало нехорошо. Сразу представилась деревня, где жители остались с одной лопаткой на спине. И ходят они такие и ноют: «Дорого нынче мельница берет! Надо в соседнюю деревню идти. Там пальцами». И кровавый след до нашей мельницы…
- Лопатками? – прошептала я. А рожа у Хобяки мрачная, кровожадная. – А зачем мне … эм… чужие лопатки?
Может, они в ритуалах нужны? Может, колдуны за ними в очередь строятся? Может, дефицит какой?
Я присмотрелась к серым мешкам. Вроде бы крови не было. Уже как-то поуютней стало, чесслово.
Может, лопатами брал? А я просто не расслышала! Или маленькими лопаточками. Которыми оладушки переворачивают? Мне их тоже в таких количествах не надо!
- Так здесь оставлять лопатки? – спросил Хобяка недружелюбным голосом.
- Эм… - замялась я. Что мне с ними делать? Лопаточный магазин устраивать?
- Тут ставь! Тут! А то упрут! Знаю я их! Чуть что плохо лежит, сразу тащат! Я так всегда делаю! Все в дом, все в дом! – засуетился домовой. Он ловко соскочил со скамьи и бросился обнимать мешки, словно родные.
- Может, они на мельнице постоят? – спросила я с сомнением, понимая, что в избе и так тесновато.
- Какое на улице! Это же мука! – завопил домовой, любовно прижимаясь к запасикам. – С одно мешка одну лопатку муки нам оставляют и отсыпают. Плата такая! Или что? Хобяка бесплатно работает?
- А кто-то даже две! Когда я из темноты глазами сверкну! – расхохотался Хобяка, оскалив острые зубы.
- А мы только что о тебе говорили! – заметила я, поглядывая на домового. Тот сделал вид, что превратился в молчаливую галлюцинацию.
- Болтать – не мельницу крутить! Пошел я дальше работать! – вздохнул Хобяка, пока я подходила к мешкам.
И правда, в развязанном мешке была мука. Домовой уже все изгваздался в муке и напоминал пушистое, чихающее облачко.
- А деньгами брать нельзя? – спросила я, ожидая чего-то другого.
- Мука получше всех денег будет. Не будешь же ты гроши грызть, когда голод придет! – бросил домовой с укором. И тут же спохватился. – У меня корова не доена, и дите не кормлено! Наконец-то хозяйство налаживаться стало. Мука и молоко! Зажиточные мы стали! Теперь перед другими домовыми не стыдно похвастаться! И масло сделать! И сыр… Ммм…
