–Конечно, есть один способ узнать это,– тихо сказала Тельма. Подруги посмотрели на нее.– Спросить у самой Мэнди.
Она спокойно смотрела на них в ответ.
–Что?– переспросила Пэт.– Просто подойти к ней и спросить: «Прости, Мэнди-Пиндер-как-там-тебя-теперь, это, случайно, не ты убила свою воспитательницу после того, как выманила у нее деньги?»
–На самом деле,– Тельма снова помешивала кофе,– мы, ее бывшие учителя, случайно оказываемся в одном месте с ней и завязываем разговор. Вполне естественно, что мы упомянем Топси.
–И?– уточнила Пэт.– Что потом?
–И,– сказала Тельма,– посмотрим, что произойдет. Люди говорят разные вещи, сами того не замечая. Если вы понимаете, о чем я.
Они обе поняли. Многолетний опыт того, что дети говорили (или не говорили) о различных пропавших пеналах, сломанных сиденьях унитазов и пролитой краске, научил их выуживать истину из водоворота слов, которые люди говорят, когда попадают в переделку.
–Но куда мы можем пойти, чтобы встретить ее?– спросила Лиз, в голосе звучала паника.– Мы вряд ли сможем сделать это в банке.
–Хороший вопрос,– поддержала ее Тельма.
–«Орден Пино».– Подруги замерли, услышав голос Пэт.– Я слышала, как Джо упоминала это место. Это новый винный бар возле почты. Эндрю бывал там пару раз. А девушки ходят туда после зумбы по средам.
–Винный бар?– безрадостно спросила Лиз. Где там парковаться?
–Итак,– сказала Тельма,– решено?
Пэт чувствовала, что вряд ли сможет сказать «нет», учитывая, сколько она говорила о Мэнди; она заставила себя представить ухмыляющегося банковского служащего с его счетом в баре. В голове Лиз всплыла серьезная просьба Дерека оставить все в покое, но вместе с этим возник образ забытых фестонных ножниц, которые лежали в коробке со всякой всячиной. Она неохотно кивнула, и Пэт подняла кружку с травяным чаем в знак тоста, а затем, вспомнив, что в ней было, скорчила гримасу.
Глава18,
Где отклоняют приглашение на ужин, а в спальне происходит очередной кризис стиля
Пэт вернулась домой уставшей. Она не пошла на аквааэробику: несмотря на все свои благие намерения, проехала мимо. Ее несколько беспокоило то, во что она ввязалась, затеяв всю эту аферу с винным баром. Обсуждать варианты в садовом центре за чашечкой кофе (или травяного чая)– это одно, но задавать прямые вопросы Мэнди-ранее-Пиндер в винном баре? И хотя подруги, казалось, воспринимали ее всерьез, она не могла избавиться от ощущения, которое так часто возникало у нее на протяжении многих лет: когда дело доходило до планов и идей, она становилась номером три. Тельма строила планы, Лиз о чем-то переживала, и это приводило к планам, а Пэт и ее идеи… ее планы… Место для чтения, День тыквы, Рождество в стиле рэп… их всегда принимали как-то сдержанно.
Взять хотя бы их реакцию на ее приключения на зумбе – если б они сказали что-то вроде «какая ты молодец», если б они хотя бы выслушали ее как следует – но вот, опять никакой реакции. Да, в итоге они собираются поговорить с Мэнди Пиндер, но это заслуга Тельмы, а не ее собственных действий или слов.
Пэт вздохнула. Она чувствовала голод. Тот голод, который бывает только на второй день диеты. Какая глупость. Диета не равно голод. А еще нужно думать о Роде и Лиаме. Вчера вечером Лиам приготовил какой-то отвратительный на вид сэндвич с рыбными палочками, а что касается Рода… ее мысли вернулись к тому пластиковому контейнеру с густым запахом из «Планеты Кебаб». И к тому, как она потом прокралась на кухню и уплела за обе щеки остатки жареной картошки, сведя на нет всю боль и достижения за день. Неважно, насколько тесной стала одежда, в этой семье все заслуживали хорошей еды.
Пэт начала подбирать ингредиенты для ужина по рецепту Анджелы Хартнетт – одно из любимых блюд Рода, тушеная оленина с морковью. Полезное и не слишком калорийное, если использовать нежирную сметану вместо сливок. Уставший разум Пэт находил огромное утешение в термине «ужин буднего дня»; вэтих словах было что-то бесконечно стабильное и обнадеживающее, они закрывали путь для таких понятий, как интернет-мошенничество и убийство. Убийство. Это слово вызвало у нее легкий шок – не столько само по себе, сколько тот факт, что оно промелькнуло у нее в мыслях, столь же небрежное, как когда-то слова вроде «пластилин» и «скоросшиватель».
Она подошла к корзине с овощами. Моркови не было. Вернее, было три засохших экземпляра, покрытых зеленой плесенью. Как такое могло случиться? Совершенно опустошенная, Пэт опустилась на стул. Ее взгляд скользнул к кофемашинке и мимо нее, к открытой бутылке «Мерло», стоящей сбоку у двери.
Пиджак Лиама висел на крючке.
В четверг у него вроде день занят? Но вот и его сумка, брошенная у дедушкиных часов; вот и его новые кроссовки, разбросанные среди общей обуви. И как будто в ответ на ее мысли, Ларсон укоризненно тявкнул, свернувшись калачиком в корзине, с мордой, на которой было написано «меня выгнали». Чаще всего пса можно было найти в комнате Лиама растянувшимся на широком подоконнике, невзирая на грохот, доносящийся из колонок. Стоп. Никакой музыки. Лиам дома? Он должен был вернуться из школы только через три часа, разве что сегодня они учатся из дома. Хотя Пэт была уверена, что сегодня у них должна быть поездка за город. Он заболел? Нет, она бы обязательно услышала по голосу. Достав телефон, проверила статус Лиама на страничке в Фейсбуке – да, так и есть, поездка за город, мрачный смайлик.
Сверху раздался скрип половиц, и над головой Пэт проступили слова, выбитые шрифтом «Комик Санс»: кельтская поэтесса. Вслед за словами промелькнул ряд образов за последние полдня: «Абба» вванной, шлейф от «Арамиса» Рода, радостный возглас «Доброе утро, Тирск», когда сын спускался по лестнице утром,– детали, которые она проигнорировала из-за потянутой мышцы и какой-то надуманной чепухи, связанной с телефонным мошенничеством и людьми, подсовывающими не те таблетки.
Как мать, Пэт определенно хотела знать о некоторых вещах: если на чашах весов находятся с трудом завоеванное место в университете и трейлерный парк в Бороубридже, такое не должно заставать ее врасплох. Когда в доме появлялись мыши, она начинала шуметь, прежде чем спуститься по лестнице или войти в комнату, чтобы не видеть это нервирующее серое пятно, стрелой летящее по каменным плитам. Точно так же она теперь включила радио на полную громкость и постучала сковородками по плите, напевая песню Мадонны. Когда Пэт решила, что наделала достаточно шума, чтобы нарушить любую интимность, она поднялась наверх, в комнату Лиама.
С облегчением, от которого слегка перехватило дыхание (а еще стало неловко… она же пела!), Пэт увидела, что никакой татуированной кельтской поэтессы в комнате нет, зато есть новый друг Люк, который сидел на полу в футболке «Отверженные», опершись спиной о кровать, с учебником в руках, а сам Лиам, нахмурившись, что-то яростно печатал. Окно было открыто, впуская аромат сырой земли с влажных полей, который смешивался с ароматом кондиционера для белья. Если они и курили или даже пробовали травку (ах, дорогие далекие 1980-е), то что с того? Бывали вещи и похуже.
