Прошлись. Лодка оставалась со стороны лагуны, а народ старался кучковаться ближе к мелководью.
—Наставник на тебя жалуется,— когда небольшой холмик посредине рифа почти скрыл нас от остальных, внимательно посмотрел на меня шаман.— Говорит, что ты…
—Спорю?— усмехнулся я.
—И это тоже,— хмыкнул он.— Хотя я, когда он сомной говорил, больше подумал про недостаточное проявление уважения. Всё-таки, это онНаставник касты, а не…— старик насмешливо взглянул на меня,— впрочем, я засвою долгую жизнь повидал столько юных душ, считающих себя умнее, чем старшие…— он снисходительно усмехнулся,— что этим-то меня не удивить.
—А вдруг эти, как ты говоришь, «юные души» и впрямь, что-то такое нащупали… узнали… придумали…— подходящее определение никак не давалось,— до чего старые… души уже и недопетрят? Не додумаются в смысле.
Новый долгий-долгий оценивающий взгляд.
—Не-е-ет,— задумчиво покачал головой шаман,— это юные, как ты выразился, не допетрят. На тоони и юные.
—Почему же?— бросил я свызовом.— Я жепридумал!
Шаман вздохнул.
—А тыуверен, что ты — душа юная?
Он пристально вгляделся мне прямо в глаза.
Ох… Я ажзакашлялся от неожиданности.
—Что?… Кхм-кхм… Почему?
—У юных не бывает такого взгляда.
По спине пробежал холодок. Я сглотнул. Поморгал, словно это могло спрятать глаза.
Но шаман тепло улыбнулся.
—Не бойся меня…— пауза,— мальчик.
Чёрт! Это «мальчик» прозвучало прям вопросительно. Я предпочёл не заметить.
—Я невижу в тебе зла,— не дождавшись моей реакции, продолжил шаман и добавил:— для племени. Занимайся,— он словно подвёл черту нашему разговору,— учись. Становись человеком глубин. Тогда, я думаю, мы ещё раз вернёмся к нашему разговору.
—Старик,— крикнул я ему уже в спину.
Он задержал шаг, обернулся.
—Почему ты мне помогаешь?
Теперь и япристально смотрел на шамана сквозь прищуренные веки.
—Я вижу метущуюся душу,— вздохнул старик после раздумья, во время которого изучал то лисвои стопы, то лигрунт под ногами,— словно она заблудилась в этом мире и ненайдёт себе применения. А разве я — тот, кто должен заботиться о душах моего народа — могу пройти мимо? Тем более,— ещё одна улыбка, натянутая,— мимо такой незаурядной души.
И уплыл, оставив меня в смятении.
Складно говорит, мозгоправ. Только мне почему-то не верится. Слишком уж уменя была долгая жизнь. И всякий раз, когда мне в уши лили вот такое: «Это я иззаботы о тебе!», на деле выходило, что просто от меня что-то нужно. Вздохнул, лан, поживу — увижу.
В задумчивости — шаман привёл мои мысли в хаос — вернулся к лягушатнику. Ребята под «чутким руководством» наследничка уже разводили костёр из привезённых дров, собираясь ужинать.
* * *
Вообще-то идея насчёт костра была изначально моя. Вечером самого первого дня, после тренировок, нам вместе с пожитками — циновками, покрывалами, какой-никакой посудой — передали скудный ужин. Наставник одарил нас пустыми наставлениями, тут же забытыми, и свалил с рифа на личном транспортном средстве — утлой, но вполне быстроходной пироге.
Я, помню, тогда огляделся. И… Всё? Девчонки, все как одна переодетые вновь в платья, собирались отправляться спать на свою половинку рифа, разделённого узенькой протокой, пацаны оставались на своей…
А как же посидеть, познакомиться с будущими коллегами по опасному «бизнесу»? Потрындеть за жизнь в свете языков пламени, раздавить какой-нибудь пузырёк… Впрочем, мысль на счёт «раздавить пузырёк» у меня чуть не вызвала приступ смеха: местные после такого предложения точно посмотрят как на помешавшегося и вызовут шамана — дескать, у нас тут один перетренировался.
—Пацаны, может посидим, поболтаем?
На меня покосились с недоумением.
—О чём?— одарил меня тогда хмурым взглядом Тайпен.
—Да зажизнь,— я пожал плечами,— мы жтеперь вроде как одна семья.
Признаться, «одна семья» прозвучало в моих устах несколько… издевательски. Во взгляде Тайпена так и читалось: «Не брат ты мне, гнида… земляная». Но вслух он ничего не сказал.
—И как ты это представляешь?— иронично усмехнулся Кай.
—Ну… не знаю,— я развёл руками,— может, костёр забацаем?
Честно говоря, ничего другого не представлял. Не, ну ачто?
—Из чего?— хохотнул Кай.
Послышались смешки. Действительно, какой-то идиот предлагает развести костер, не имея ни топора, ни ножа на пустынном рифе… Я покосился на торчащие из центра рифа кокосовые пальмы. Не-е-е… Наверняка, это какие-то «священные», плюс действительно — чем их рубить?
—Можно на остров сгонять,— предложил я.— Наберём каких-нибудь палок-веток…
Кай смерил взглядом расстояние.
—Ты, я вижу, за сегодня не устал?
Я пожал плечами.
—А счего?
—Согласен,— кивнул Кай,— тренировка сегодня была так себе. Но,— он качнул головой,— если плыть сейчас, до темноты вернуться не успеем.
—Ты боишься темноты?— приподнял я бровь.
—Знай, зем…— начал было Кай, но тут же запнулся. Договорил:— я ничего не боюсь, но плавать ночью в лагуне не буду. А ты,— хмыкнул,— можешь попробовать.
Хм… Что-то мне не понравился тон, с каким он это сказал. Убеждённость типа я прыгать с девятиэтажки не буду, но ты, если хочешь,— давай!. Отметил себе: надо будет разузнать поподробнее.
Впрочем, идею «сгонять за дровами» я тогда тоже отверг, прикинув: час туда, час обратно, ещё и насбор валежника какое-то время надо, а солнце и вправду уже низко. Плюнул и пошёл в лагуну плавать — надо и физухой заниматься, а тостатика да статика, так и корни пустишь. В дно!
За дровами я сгонял на пятый день, когда нам дали первый выходной. Компанию мне составил только Хэч, остальные отнеслись к идее равнодушно.
Зато вечером, когда я уже в мимолетных закатных сумерках запалил сложенные шалашиком палки, народ к огню подтянулся.
Не сразу. Сначала у огня сидели я, Руйха даХэч. Потом рядом сРуйхой молчком пристроилась Телуа.
—Это вы здорово придумали!— нарисовался иАлеки.— А дрова где вязли?
На глупый вопрос не ответил. Когда собирался «на большую землю», всем предлагал. Мелькнула было мысль послать халявщика подальше, но тут же отогнал. Жалко, что ли?
Болтун словно случайно пристроился рядом сТелуа. Девушка покосилась на него и придвинулась чуть ближе кРуйхе.
Подтянулись Хеми иСемис, тоже опустились на песок, обняли колени, уставились в мечущиеся язычки пламени.
—Ого! А червячок-то своего добился!— из темноты донесся глумливый голос каевского приятеля-зубоскала.
