—А сейчас? Не страшно?
—С тобой,— она вновь обернулась, обхватила меня руками и крепко прижалась,— не страшно!
Я обнял её вответ, потом пробежался пальцами по спине вдоль позвоночника, девушка разве что не замурчала.
—Скажи, Руй,— спросил негромко, мягко,— как твои ушки?
—Да-а,— выдохнула она огорчённо,— болят, клятые. Я бы, наверное, тоже могла три гонга под водой выдержать, но…— подняла на меня виноватые глаза.
Я неудержался и нежно коснулся её губ своими. Мы поцеловались.
Наконец она откинулась назад, чуть ли непрогнувшись в спине, удерживаемая только моими руками, сказала игриво:
—Я помню, ты говорил, надо расслабиться…— и она, дурачась, поджала ноги, полностью доверившись моим объятиям, прикрыла глаза. Потом приоткрыла один, озорно взглянула, =— и нио чём не думать!..А я немогу не думать!
—И очём же тыдумаешь?— спросил чисто на автомате.
—О нас. О том, как станем настоящими людьми касты, как будем вместе ходить на лов жемчуга… Ты, я, папа…
О как!
Видимо, она что-то почувствовала, собралась, встала на ноги, но изкольца моих рук не освобождалась.
—Смотри, я всё придумала!
Блин… В который уже раз в своей жизни я слышу эту фразу!
—Сначала мы поживём у папы. Он уже старенький, и ему нужна помощь. Попросим Ситу, чтоб он нам дал общий участок, чтоб вместе выходить в лагуну… Мой папа — очень опытный ныряльщик, он многому тебя может научить!
Я дипломатично промолчал.
—А потом, когда у нас будут дети, мы поселимся в своём доме! В нашей деревне есть свободные дома, там никто не живёт. Но только недалеко от папы!
—Да-да, я помню,— прервал я поток энтузиазма,— папа старый, папе надо помогать.
—Точно, ты уменя такой заботливый!— она вновь откинулась назад и мечтательно прикрыла глаза.
—Слушай, Руй…— начал я опять осторожно,— я всё-таки хотел опять про уши.
Она выпрямилась, вздохнула, слегка поджала губы.
—Скатик, ты опять за своё?— сказала с укором.— Послушай меня. Тебе сказочно повезло. Ты можешь стать… да тыпочти уже стал человеком глубин. Да наэтом острове все даже мечтать о таком не смеют! Ну зачем ты дёргаешь акулу за плавник? Зачем злишь Наставника? Уши что? Уши болят у всех. Но ведь от этого не умирают?
Хм, пронеслось в голове, как сказать. Отит, воспаление, а мозг то рядом… А тут не точто про антибиотики, про банальный аспирин не слышали… Кстати, у нас то его из коры ивы добывают, а тут из чего?
—Но ведь можно, чтоб не болели,— сказал аккуратно, стараясь как можно проникновеннее смотреть ей вглаза.
—Скат…— Руйха вздохнула, помолчала.— Скат, ну почему ты такой?
—Какой?
На самом деле я исам периодически задумывался. Ну почему я просто не могу помолчать, когда дед порет херню? Хэчу я ипотом всё объясню, Руйхе… Да иРуйхе тоже. Или это дурацкое состязание сКаем. Ведь решил же — нафиг! С кем мне мериться, с пацаном? Смешно! И всё же нет-нет да исрывался. Думаю, это доставшиеся от юного тела гормоны изредка взбрыкивают.
—Ну вот зачем тебе всё это?— она высвободилась из объятий.— Послушай меня, Скат. Да, у меня болят уши. И уотца моего болят уши, и умамы моей болели, и убабушки… Послушай,— она стала серьёзной и убедительной,— моя бабушка родила мою маму и ещё троих детей. Другая моя бабушка родила отца и двоих его братьев. Моя мама родила только меня… Роды это больно. Это очень больно, не сравнить с какими-то ушами. Так что мне, не рожать? Скажи, мне не рожать?
Блин… Вечно эти бабы со своей кривой логикой!
—Так я жене отом!
—А очём, Скат? Боль — это наша плата. Плата за детей, плата за слёзы Атарапы, за то, что ты — человек касты глубин, понимаешь?
—Блин, да тыпросто послушай!— я начал терять терпение и схватил её заруку.
—Я слушаю,— сухим тоном сказала она.
—Просто. Когда будешь опускаться на дно. Зажми нос. Вот так, я показывал,— я изобразил как.— И попробуй немного выдохнуть через него, будто… будто…— твою мать! «Шарик надуваешь?»
Несколько секунд Руйха молчала.
—И всё?— с подозрением посмотрела она на меня.
—Всё.
—Ладно,— насупленный выдох.— Хорошо,— губы сжались с линию.— Я попробую!— пауза.— Ты заэтим меня сюда звал?
—Ну… Не только.
—Неважно. Я устала и хочу есть.
—Ладно,— выдохнул я,— Пойдём. Пока без нас всё не съели.
* * *
На шестой день Руйха с самого утра со мной не разговаривала. Ну иладно. Только пусть попробует продувку и, если поможет, тогда посмотрим, как ты дальше запоёшь.
Погода была отличная, лёгкий ветерок обдувал тех, кто в лодке. Сама пирога покачивалась на незначительной зыби. Опять в стороне, среди других лодок касты глубин я заметил одинокого ныряльщика. Интересно, он вообще отдыхает? Шесть дней подряд нырять. Это вообще-то неполезно!
Дед опять добавил глубины. Сегодня первыми ныряла смена Хеча, а мыстраховали в лодке. Хотя как сказать страховали? Просто вытягивали обратно грузы да подавали их тем, кто ныряет… Интересно, а этот, одиночный, он что, и груз сам поднимает, и сам себе его из лодки достаёт? Хм, видимо так, дистанция всё ещё была великовата, чтоб разглядеть в деталях.
Когда пришла пора нырять нам, я, уже вися на борту лодки, покосился на подругу.
—Нос. Зажми,— проговорил одними губами.
Наставник подозрительно взглянул в мою сторону, но ничего не сказал.
Руйха покосилась на меня, кивнула.
—На дно!
Вновь зеркальная поверхность воды сомкнулась над нами, отсекая от воздуха, от шума ветра и плеска волн. Вновь в уши словно вату натолкали: глухой рокот, какие-то незнакомые, неясные звуки. Да пульс в ушах бух-бух-бух.
Я, погружаясь, развернулся к подруге. Демонстративно зажал нос.
Где-то на середине погружения, а сегодня ныряли метров на восемь, она наконец зажала кончик носа…
Серебристая вереница пузыриков порскнула к поверхности.
Я помотал пальцем у еёлица: дескать, не так! Ещё раз целиком, а несамый кончик, зажал нос, изобразил.
Руйха попробовала снова. И снова пустила пузыри!
Мы успели опуститься на дно.
«Ничего» — явственно выражало лицо подруги, она даже руками развела.
«Смотри как надо!»
«Отстань!» — и она отвернулась.
Я всердцах развернулся и тут же встретился со смеющимся взглядом Кая. Мака с другого края «коробки» корчил рожи. Понятно, наша пантомима не осталась незамеченной.
И как бы нибыл раздосадован, непроизвольно усмехнулся про себя: со стороны кто посмотрит — сумасшедший дом! На восьми метрах глубины в прозрачной голубой воде на коралловом дне стоят шесть человек, от которых наверх уходят верёвки, и корчат друг другу рожи!
