Перед завтраком он облачился в халат и подумал о том, что
неплохо было бы опять пойти поплавать, но в рабочие часы заниматься чем-то
подобным казалось ему кощунством. Вместо этого он достал свой компьютер и
уселся за работу, жуя круассан и попивая кофе. Однако сосредоточиться было
очень трудно, и к полудню он принял душ, оделся и оставил всякую надежду на то,
что ему удастся поработать.
Он долго раздумывал над тем, чем бы ему заняться. Хотелось
сделать что-нибудь очень фривольное – даром, что ли, он в Париже? Прогуляться
вдоль Сены или по рю де Бак, поболтаться по Латинскому кварталу, иногда заходя
в кафе, чтобы выпить, и разглядывая прохожих. Что угодно, только бы не работать
и не думать о «Викотеке». Нужно выбраться из этого чертова номера и стать
частью города.
Питер надел темный деловой костюм с безупречно
накрахмаленной белой рубашкой. Больше он ничего с собой не взял, так что
пришлось выглядеть официально. Пройдясь немного по Вандомской площади, он поймал
такси и попросил водителя отвезти его в Булонский лес. Он совсем забыл, как ему
в свое время нравилось здесь бывать. В этот день Питер провел в парке несколько
часов, наслаждаясь солнцем, мороженым и глядя на сновавших вокруг него детей.
Как далек он был сейчас от лабораторий, в которых его коллеги трудились над
«Викотеком», а тем более от Гринвича, штат Коннектикут! Нежась под парижским
солнышком, он совершенно потерялся в своих мыслях, и ему казалось, что даже
загадочная молодая жена сенатора Тэтчера тоже где-то очень далеко.
Глава 3
Покинув Булонский лес в разгар дня, Питер доехал на такси до
Лувра и побродил по нему. Экспозиция была замечательно организована; статуи во
дворе были такими убедительными, что Питер долго стоял перед ними, завороженный
их красотой, чувствуя молчаливую связь с ними. Он даже не заметил стеклянную
пирамиду, возведенную прямо напротив Лувра и вызвавшую столько споров у
иностранцев и самих парижан. Немного прогулявшись, Питер в конце концов
отправился на такси в отель. Он провел в городе несколько часов и снова
почувствовал себя человеком. Надежда возродилась в нем: даже если испытания
будут неудачными, они все равно смогут как-то усвоить полученную информацию и
снова двинутся вперед. Он не собирается хоронить такой важный проект только
из-за того, что возникли некоторые проблемы. В конце концов, на слушаниях ФДА
дело не кончится. Он пропускал их в течение многих лет, пропустит и сейчас. Что
же, разработка займет пять лет, а то и все шесть, а не четыре – ничего
страшного. Когда Питер добрался до отеля, у него было расслабленное философское
настроение. День клонился к вечеру, никаких сообщений для него не было. Он
купил газету и нашел продавщицу, которая сняла ему с витрины золотой браслет
для Кэти. Это была красивая толстая цепочка с большим золотым сердцем,
свисавшим с нее. Кейт любила сердечки, так что можно было не сомневаться в том,
что браслет ей понравится. Отец обычно покупал ей очень дорогие вещи – например
бриллиантовые ожерелья и кольца; поскольку Питер знал, что не может соперничать
с ним, он обычно выбирал подарки, которые она наверняка будет носить или
которые имеют особое значение.
Поднявшись и окинув взглядом пустую комнату, он внезапно
вновь забеспокоился. Искушение еще раз позвонить Сушару было велико, но на этот
раз он справился с ним. Вместо этого он снова набрал свой домашний номер, но
услышал все то же – автоответчик. В Коннектикуте был полдень: наверное, она
ушла куда-нибудь на ленч, и одному Богу известно, где их младший сын.
Майк и Пол должны были вскоре приехать из своих школ, Патрик
никуда не отлучался, и на следующей неделе они вместе с Кэти собирались поехать
отдыхать. Питер же планировал остаться в городе работать, приезжая к ним по
выходным, как было всегда, а потом провести вместе с ними отпуск в августе. У
Фрэнка отпуск в этом году продолжался два месяца – июль и август, – и Кэти
собиралась устроить большой пикник на Четвертое июля
[3]
, чтобы открыть
сезон.
– Жаль, что я тебя не застал, – сообщил он
автоответчику, чувствуя себя полным идиотом. Он терпеть не мог разговаривать с
электроникой. – Из-за разницы во времени это очень трудно. Я позвоню тебе
еще, пока… О… я забыл сказать, что это Питер…
Повесив трубку со странной усмешкой, он мысленно пожалел,
что его слова звучали так глупо. Разговор с автоответчиком всегда заставлял его
чувствовать себя неловко.
– Один из заправил империи не может оставить сообщение
на автоответчике, – сказал он вслух, чтобы посмеяться над собой.
Растянувшись на обтянутой персиковым шелком кушетке, Питер
огляделся, пытаясь решить, что делать с обедом. Можно было отправиться в
ближайшее бистро, или спуститься в ресторан, или заказать обед в номер и съесть
его, смотря Си-эн-эн или сидя за компьютером. В конце концов он выбрал
последнее – как наиболее простое.
Сняв пиджак и галстук, он закатал свои накрахмаленные
манжеты. Питер принадлежал к тому типу людей, которые и в конце дня выглядят
такими же свежими, как утром. Его сыновья посмеивались над ним, говоря, что он
родился в галстуке, что заставляло его с улыбкой вспоминать свое детство в
Висконсине. Но Висконсин был далеко-далеко позади. И хотя ему порой хотелось
свозить туда сыновей, после смерти родителей и сестры никакого стимула ехать
туда у него не было. Иногда он вспоминал о детях Мюриэл, которые жили в
Монтане, но ему казалось, что пытаться связаться с ними уже поздно. Они выросли
и не узнают своего дядю. Кэти была права. Он опоздал.
Ничего интересного в новостях не было, и Питер погрузился в
свою работу. Он был приятно поражен качеством обеда, но, к разочарованию
официантки, почти не обратил внимания на сервировку. Блюда были очень красиво
сервированы, но Питер разложил перед собой свой ноутбук и принялся трудиться.
– Не выйти ли вам прогуляться, мсье? –
по-французски сказала официантка.
Вечер был восхитительный, и город, освещенный полной луной,
мог заворожить кого угодно, но Питер заставил себя не обращать на все это
внимания.
В качестве награды он решил еще раз спуститься поплавать,
когда совсем стемнеет. Однако в одиннадцать часов до него донесся
непрекращающийся гудок. Что это – радио, телевизор? Или что-то случилось с
компьютером рядом с его кроватью? Сигнал был двойным, сочетая в себе звон
колокола и пронзительное завывание. В конце концов любопытство победило лень, и
Питер выглянул в коридор, немедленно обнаружив, что звук стал громче, как
только он открыл дверь. Другие постояльцы тоже выглядывали из своих дверей,
испуганные и обеспокоенные.
– Feu? Пожар? – спросил он у пробегавшего мимо
посыльного, который неуверенно посмотрел на Питера и едва остановился, чтобы
ответить.
– C'est peut-etre un incendie, monsieur
[4]
, –
ответил он.
Питер подумал, что, возможно, первое же его предположение
было верным. Никто не знал этого наверняка, но и не сомневался, что сигнал
объявлял о тревоге. Все больше и больше людей высыпало в коридор, а потом
внезапно все вокруг зашевелились, словно весь персонал гостиницы занялся делам.
Горничные, метрдотели, официантки, посыльные, уборщицы и gouvernante
[5]
их этажа быстро и решительно проходили мимо, стуча в двери, звоня в
колокольчики и призывая всех выйти на улицу как можно быстрее: «Non, non, madame
[6]
, не надо переодеваться, останьтесь в ночной рубашке». В руках
gouvernante была одежда, посыльные несли маленькие сумочки и помогали дамам
вывести их собак. Никаких объяснений происходящего пока не последовало, но всем
велели покинуть помещение, не медля ни минуты.