Политика пожирает любого, кто с ней соприкасается. Нельзя
любить политику и выжить. Это просто невозможно – я это знаю. Постепенно она
съедает всю вашу душу, всю любовь, достоинство и честь, и вы превращаетесь из человека,
которым были когда-то, в политика. Недостойная замена, прямо вам скажу. Тем не
менее с моим мужем произошло именно это. Энди ринулся в политику и потянул за
собой меня. Он обещал мне, что у нас будут дети, и родился Алекс, хотя Энди
этого не особенно хотел. Он появился на свет, когда мой муж проводил очередную
кампанию, так что его даже не было рядом со мной. Он был далеко, и когда мой
малыш умер, – добавила Оливия, и лицо ее словно окаменело. – Такие
вещи все меняют. Том… Алекс… политика. Большинство людей этого просто не могут
перенести. Мы не смогли. Я не знаю, почему мне казалось, что когда-нибудь все
встанет на свои места. По-моему, когда Том погиб, он забрал с собой в могилу
лучшую часть Энди. То же самое произошло со мной, когда не стало Алекса. Иногда
жизнь становится очень тяжелой. И бывает так, что победить невозможно, как бы
ты ни старался, как бы много денег ни было у тебя в сейфе. Я много поставила на
эту игру, я участвовала в этом слишком долго. Мы женаты уже шесть лет, и
трудности начались сразу.
– Почему вы остались с ним?
Это была странная беседа для двух только что познакомившихся
людей. Они оба были удивлены прямотой его вопросов и искренностью ее ответов.
– А что бы вы сделали на моем месте? Я не могу его
покинуть. Что я ему скажу? «Мне очень жаль, что твоего брата убили и твоя жизнь
пошла наперекосяк… Мне очень жаль, что наш единственный ребенок…» – Она не
смогла продолжать, и Питер взял ее руку, которую Оливия даже и не подумала
убрать.
Еще вчера ночью они плавали рядом в бассейне, так и не
познакомившись, а днем позже, в кафе на Монмартре, вдруг стали почти друзьями.
– A y вас могут быть еще дети? – осторожно спросил
Питер. Никогда не знаешь, что происходит с людьми, что они могут и чего не
могут себе позволить, но ему хотелось спросить ее и услышать ответ.
Оливия печально покачала головой:
– Я могу родить, но не буду. Не сейчас. Я не хочу,
чтобы это повторилось снова. Мне страшно еще раз так привязаться к другому
человеку. И я не хочу больше иметь детей в той жизни, которой я живу. Не от
этого человека. Не от политика. Это почти разрушило мою жизнь и жизнь моего
брата, когда мы были маленькими…. и, что еще важнее, это почти убило мою мать.
Она жила так почти сорок лет и ненавидела свое существование. Мать никогда в
этом не признавалась, но теперь она испытывает постоянный страх за каждое свое
движение, за то, как его истолкуют другие люди. Она боится быть, что-то делать,
думать или говорить. Энди хочет, чтобы и я была такой же, и я не могу больше
принадлежать себе. – Когда она произносила эти слова, на лице ее отражался
искренний ужас, и он понял, о чем она подумала.
Я не причиню вам вреда, Оливия. Я никогда никому не передам
того, что вы мне сказали. Это останется между нами и Агатой Кристи. –
Питер улыбнулся, и Оливия осторожно подняла на него глаза, гадая, может она
верить ему или нет. Как ни странно, она чувствовала, что ему можно доверять.
Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он ее не
предаст. – Сегодня ночью ничего не произошло, – почти ласково сказал
он. – Мы вернемся в отель по отдельности, и никто даже не узнает, где мы
провели это время и что мы были вместе. Я никогда с вами не встречался.
– Хорошо, – с облегчением и благодарностью
произнесла Оливия. Она поверила своему собеседнику.
– Вы можете писать, правда? – спросил он,
вспоминая то, что он читал о ней несколько лет назад.
– Я раньше писала, как и моя мать. Она была очень
талантлива и написала роман о Вашингтоне, когда карьера моего отца только
начиналась. Он был издан, но отец не разрешил печататься, хотя ей стоило это
сделать. Я не настолько одарена и никогда не публиковалась, но в течение
долгого времени хотела написать книгу о людях и компромиссах и о том, что
происходит, когда ты слишком часто идешь на компромисс.
– Почему же вы этого не сделали? – искренне
удивился Питер, но Оливия только рассмеялась и покачала головой.
– А как вы думаете, что бы произошло, если бы я это
сделала? Пресса бы просто с ума сошла. Энди сказал бы, что я хочу подвергнуть
опасности его карьеру. Книга никогда бы не дошла до читателя: ее спрятали бы
где-нибудь на складе люди из его окружения.
Птичка в золотой клетке, вдруг подумал Питер об Оливии. Ей
нельзя было делать то, что она хотела делать, она жила в постоянном страхе
причинить вред своему мужу. И все равно она сейчас покинула его и сидела в кафе
на Монмартре, раскрывая свое сердце перед незнакомцем. Да, Оливия вела странную
жизнь, и Питер, наблюдая за ней, понял, как близка она была к тому, чтобы
отказаться от нее. Ее ненависть к политике и та боль, которую общественная
деятельность ее мужа причинила ей, были совершенно очевидны.
– А вы? – Она подняла на Питера свои прекрасные
карие глаза, желая узнать о нем как можно больше. Ей было известно только то,
что он был женат, имел троих сыновей, занимал видное положение и жил в
Гринвиче. Но еще она знала, что он был хорошим слушателем, и когда держал ее за
руку и смотрел на нее, Оливия чувствовала, как внутри нее оттаивает что-то
давно отмершее.
Питер долго молчал, все еще держа ее за руку и глядя ей в
глаза. Он не любил рассказывать о себе, но Оливия доверилась ему, и теперь он
хотел поделиться с ней своими проблемами. Питер чувствовал, что ему необходимо
высказаться.
– Я здесь по делам фармацевтической фирмы, которой
управляю. В течение четырех лет мы разрабатывали очень сложный препарат, и,
несмотря на то что иногда лекарства создаются еще дольше, нам очень хотелось с
ним поторопиться. Мы потратили на это огромное количество денег. Этот препарат
может произвести настоящую революцию в химиотерапии, и для меня лично это очень
важно. Я хочу компенсировать этим вкладом в историю мира все глупые и
эгоистичные поступки, которые я совершил за свою жизнь. Для меня эта разработка
означает все, и во всех странах, где проходили тестирования, все было
благополучно. Последние исследования должны были проводиться здесь, и я
приехал, чтобы лично узнать результаты.
Основываясь на данных этих тестов, мы намеревались просить у
ФДА разрешения на проведение испытаний на людях. Наши лаборатории уже
осуществляют последние шаги по разработке препарата, и вплоть до сего момента
он проявлял себя безупречно.
Но тесты парижских лабораторий показывают нечто совсем
другое. Они еще не закончены, но, когда я приехал сюда вчера, глава нашего
французского филиала объявил мне, что с лекарством могут быть серьезные
проблемы. Грубо говоря, вместо панацеи, способной спасти человеческую расу, оно
может стать убийцей. Подробности я узнаю только в конце недели, но я боюсь, что
это будет крушение мечты или начало нового витка многолетних испытаний. И если
все сложится именно так, мне нужно будет, вернувшись домой, рассказать
директору нашей компании, который волей обстоятельств еще и мой тесть, о том,
что наша разработка либо ляжет на полку, либо вообще уйдет коту под хвост. Надо
ли говорить, что это будет малоприятный разговор?
