– Ваша машина, мсье, – вежливо напомнил ему
швейцар, желая избежать пробки перед отелем «Ритц». Две фотомодели спешили на
сеанс съемки, и поданный Питеру лимузин мешал им уехать. Девушки были в
полуистерическом состоянии, они кричали и махали ему руками.
– Простите.
Питер дал швейцару на чай и сел в машину. Шофер вырулил на
шоссе, ведущее в аэропорт. Сидевший рядом с ним Питер не отрываясь смотрел
вперед.
Энди взял с собой Оливию на встречу с двумя конгрессменами и
послом в посольстве США. К этой встрече он готовился всю неделю и настоял на
том, чтобы жена поехала с ним. Поначалу он был страшно зол на нее из-за той
суеты, которую она вызвала своим трехдневным бегством, но через час после того,
как Оливия вернулась, ее супруг решил, что эта история только послужит ему на
пользу. Вместе со своими менеджерами он разработал несколько версий
происшедшего, каждая из которых должна была вызвать симпатию, особенно в свете
его ближайших планов. Он хотел сделать из нее вторую Джеки Кеннеди. Она даже
внешне чем-то напоминала ее и была женщиной того же «беспризорного» типа, что
удачно сочеталось с ее стилем, элегантностью и смелостью перед лицом невзгод.
Его советники решили, что Оливия как нельзя лучше подходит на роль жены
преуспевающего политика. Теперь они собирались обращать на нее больше внимания,
чем это было в прошлом, и хотя бы немного ухаживать за ней. Ни Энди, ни его
приближенные не сомневались в том, что она не будет возражать против изменения
своего имиджа.
Тем не менее она должна будет прекратить свои внезапные
исчезновения. Это началось, когда умер Алекс. Оливия куда-то пропадала на
несколько часов, иногда на ночь, и, как правило, обнаруживалась у родителей или
у брата. Этого, надо сказать, не случалось довольно давно, да и Энди привык
относиться к подобным выходкам спокойно, нисколько не тревожась о своей жене.
Он знал, что со временем все образуется и Оливия перестанет совершать идиотские
поступки. Перед тем как отправиться в посольство, он объяснил жене, что думает
по этому поводу и чего теперь от нее ожидает. Сначала Оливия сказала, что не
поедет с ним. И еще она отчаянно протестовала против той официальной версии,
которую теперь так усиленно муссировали все масс-медиа.
– Ты сделал меня похожей на идиотку! – в ужасе
говорила она. – Идиотку с повреждениями мозга.
– Ты не оставила нам выбора. А что ты хотела бы
услышать про себя по телевидению? Что ты в течение трех дней не вылезала из
запоя в гостинице на левом берегу Сены? Или я должен был сказать им правду? А
какова, кстати, правда? Или я не должен это знать?
– Это в любом случае не так интересно, как любая
версия, которую ты способен придумать. Мне просто нужно было побыть наедине с
собой – вот и все.
Так я и думал, – скорее устало, чем раздраженно сказал
Энди. Он сам периодически любил куда-нибудь исчезнуть, но делал это куда более
изощренно, чем его жена. – В следующий раз оставь записку или скажи
кому-нибудь.
– Я хотела это сделать, – смущенно ответила
Оливия, – но потом поняла, что ты вряд ли будешь беспокоиться.
– Ты, наверное, считаешь, что все происходящее меня совершенно
не волнует, – с видимым раздражением откликнулся он.
– А разве это не так? По крайней мере происходящее со
мной. – И тут Оливия собрала всю свою смелость и произнесла то, к чему уже
давно готовилась: – Я бы хотела поговорить с тобой сегодня. Может быть, когда
мы вернемся из посольства.
– У меня ленч, – сказал Энди, немедленно теряя к
ней интерес. Его жена вернулась, не скомпрометировав его. Пресса была
удовлетворена. Оливия была нужна ему в посольстве, а после этого у него были
совсем другие дела.
– Сегодня днем меня вполне устроит, – холодно
повторила Оливия, прекрасно понимая, что времени на этот разговор у него нет.
Этот взгляд был ей знаком слишком хорошо; Энди стал совсем не похож на
человека, которого она когда-то полюбила.
– Что-то случилось? – спросил он, глядя на нее с
удивлением. Она редко требовала у него чего бы то ни было, в том числе и
времени для аудиенции, но Энди никоим образом не мог заподозрить, что ему
предстоит.
– Да нет. Я ведь часто исчезаю на три дня. Что могло
случиться?
Энди не понравился ее взгляд и тон, которым она произнесла
эти слова.
– Тебе очень повезло, что я сумел замять все это дело,
Оливия. На твоем месте я бы не особенно раздражался по этому поводу. Ты что,
ждала, что после того, как ты три дня моталась неизвестно где, все примут тебя
с распростертыми объятиями? Журналисты при желании могли опозорить тебя на весь
мир. По-моему, тебе не следует сейчас высказываться в таком тоне. – Энди
говорил все это не просто так – он прекрасно понимал, что подобного рода выходки
могут сильно поколебать его шансы стать президентом.
– Прости меня, – мрачно сказала она. – Я не
хотела причинять тебе столько неудобств.
Он ведь ни слова не сказал о том, что беспокоился о ней или
боялся, что с ней что-то случилось. По правде говоря, он никогда об этом не
думал.
Достаточно хорошо, по его мнению, зная ее, он был твердо
убежден в том, что она просто решила скрыться от него на некоторое время.
– Мы можем поговорить после того, как ты закончишь все
свои встречи. Это может подождать. – Оливия пыталась говорить спокойно, но
внутри у нее бушевал гнев. Энди всегда унижал ее. В последние годы он
совершенно отошел от нее. А теперь, когда в ее жизни появился Питер, все
недостатки мужа показались ей невыносимыми.
Она могла думать только о Питере. Когда некоторое время
спустя, уезжая в посольство, Оливия увидела его, сердце ее чуть не разорвалось.
Она побоялась подать ему знак, потому что понимала: теперь журналисты будут
следить за ней особенно тщательно. Мало кто поверит в состряпанную Энди
историю, и любая пикантная подробность, про которую им удастся пронюхать,
доставит им огромное удовольствие.
Все то время, в течение которого они находились в
посольстве, Оливия была погружена в собственные мысли. И Энди не пригласил ее
на ленч. У него была длительная встреча с французским политиком. В четыре часа
он вернулся, совершенно не готовый к тому, что она собиралась ему сказать.
Оливия тихо ждала его в гостиной, сидя в кресле и глядя в окно. Питер сейчас
летел в Нью-Йорк, и она могла думать только об этом. Он возвращался к «ним» – к
тем, другим людям в его жизни, о которых должен был заботиться. И она тоже
вернулась в руки своих эксплуататоров, но ненадолго.
– Ив чем же дело? – входя, спросил Энди. С ним
были двое его помощников, но когда он увидел серьезное лицо жены, то немедленно
отпустил их. Такое лицо у нее было всего два раза: когда убили его брата и
когда умер Алекс. В остальное время она всегда выглядела чуждой ему и тому
миру, в котором он жил.
– Я должна тебе кое-что сказать, – тихо произнесла
Оливия, не зная, с чего начать. В голове вертелась только одна – ключевая –
фраза ее тирады.
