– Но ведь они уже взрослые, – произнесла она как
нечто само собой разумеющееся.
– Неужели это означает, что я уволен из отцов? –
пораженно спросил Питер. – В четырнадцать, шестнадцать и восемнадцать
мальчики не особенно нуждаются в родителях?
– В какой-то степени. Но ты же можешь играть в гольф с
моим папой.
Ирония ситуации заключалась в том, что она проводила с отцом
больше времени, чем их сыновья – со своими родителями. Но Питер не стал ей на
это указывать.
Отношения между Питером и Фрэнком стали довольно
напряженными. Правда, Фрэнк одобрил неслыханные вложения в разработку
«Викотека», удвоенные силы, работавшие посменно – днем и ночью, но отказываться
от участия в слушаниях ФДА он по-прежнему не хотел, несмотря на то что Питер
неохотно согласился выступить перед конгрессом, чтобы доставить удовольствие
отцу Кэти.
Ему не слишком-то хотелось это делать, но данный предмет не
стоил таких споров, а для фирмы присутствие там Питера было вопросом престижа.
Но он не одобрял идею защиты высоких цен, которые их
компания и множество их конкурентов устанавливали на рынке. Однако как указывал
Фрэнк, они занимались бизнесом ради прибыли. Да, они стремились вылечить
болезни человечества, но и решили заработать на этом деньги. Правда, Питер
хотел, чтобы с «Викотеком» все было по-другому, и надеялся убедить Фрэнка в
том, что они получат прибыль скорее на больших объемах продаж, чем на
астрономических ценах. Поначалу конкурентов этому препарату не будет.
Тем не менее в настоящее время Фрэнк не хотел это обсуждать.
Ему нужно было только одно – обещание Питера, что он все-таки попытается
выставить «Викотек» перед ФДА в сентябре. Это стало для него своего рода
навязчивой идеей. Он хотел выбросить препарат на рынок как можно быстрее, любой
ценой, чтобы не только попасть в историю, но и заработать несколько миллионов
долларов.
Он продолжал настаивать на том, что у них много времени и,
если им повезет, они смогут «устранить эти мелочи» к сентябрю. В конце концов
Питер прекратил с ним спорить, зная, что, если понадобится, они смогут
отказаться от участия в слушаниях позднее. Оставался слабый шанс, что они
успеют, но, по мнению Сушара, это было сомнительно. И Питер считал, что цели
Фрэнка нереальны.
– А почему бы не пригласить Сушара сюда? Это несколько
ускорило бы процесс, – предложил Питер, но Фрэнк не считал это удачной
мыслью.
Когда Питер позвонил Полю-Луи, чтобы обсудить с ним эту
возможность, ему сказали, что доктор Сушар в отпуске. Питер удивился и почувствовал
легкое раздражение: время для отпуска было выбрано не самое удачное. Никто в
Париже не знал, где он находится, и Питер был не в состоянии его разыскать.
Только в конце июня все немного успокоилось. Фрэнку, Кейт и
мальчикам настало время уезжать на летний отдых на Мартас-Виньярд. Питер
намеревался провести с ними уик-энд на Четвертое июля, а потом вернуться в
город и начать усиленную работу. Он собирался жить в городе, в квартире,
принадлежавшей компании, и работать дольше, чем обычно, а на выходные приезжать
к своей семье. С понедельника по пятницу он будет трудиться бок о бок с учеными
и помогать им любыми способами. Он любил городскую жизнь. В Гринвиче, без Кейт
и детей, ему было бы страшно одиноко. Теперь же у него появилась грандиозная
возможность поработать в свое удовольствие.
Но не только работа была у него на уме в это время. Две
недели назад он увидел в газетах сообщение, что Энди Тэтчер намеревается
баллотироваться в президенты: сначала на предварительных выборах, а если он
выиграет их, то и на основных – через год после ноября. Питер с интересом
отметил, что во время пресс-конференций Оливия неизменно стояла у него за
спиной. Они обещали друг другу даже не пытаться наладить связь, так что он не
мог позвонить ей и спросить об этом. Это постоянное присутствие Оливии рядом с
Энди Тэтчером несколько смущало Питера, и он спрашивал себя, что это
означает, – ведь она собиралась расстаться с ним. Однако они договорились
не общаться, и Питер, хотя это было ужасно тяжело, держал свое обещание. Он
решил, что ее регулярные появления на публике вместе с Энди на политической
арене могут значить только одно – она решила с ним не разводиться. Интересно
почему и повлиял ли как-нибудь Энди на ее решение? Зная, что он сделал с ней и
с их взаимоотношениями, трудно было предположить, что она сделала это из
большой любви. Единственное, что могло подвигнуть ее на такой поступок, –
это чувство долга. Питер не хотел верить в то, что она делает это потому, что
любит его.
Было странно продолжать прежнюю жизнь после их короткого
романа во Франции. И Питер не мог не спрашивать себя, изменилась ли для нее
жизнь в той же степени, что и для него. Поначалу он отчаянно пытался
противостоять этим чувствам, убедить себя в том, что все осталось по-прежнему.
Однако вещи, которые никогда раньше его не раздражали, внезапно превратились в
мучительные проблемы. Все, что говорила Кейт, казалось ему связанным с ее
отцом. Работать стало труднее. Работа над «Викотеком» пока не приносила видимых
результатов. И Фрэнк никогда не был таким несговорчивым, как сейчас. Даже его
сыновья, казалось, в нем не нуждались. Хуже того – Питер чувствовал, что в его
жизни больше нет места радости, восторгу, тайне, романтике. Не было того, что
он делил с Оливией во Франции. И самое ужасное то, что ему не с кем было
поговорить. В последние годы он никогда не задумывался над тем, насколько
отдалились они с Кэти друг от друга, насколько она была занята совершенно
другими вещами – своей общественной деятельностью и подругами, своими женскими
комитетами. Для него в ее жизни, казалось, не осталось больше места;
единственный мужчина, который что-то значил для нее, был ее отец.
Питер спрашивал себя, стал ли он более чувствительным к
таким вещам или же утратил прежнюю объективность, переутомился, не выдержал
этой неудачи с «Викотеком». Но дело явно было не в этом. И даже когда он
Четвертого июля приехал на Мартас-Виньярд, все раздражало его. Среди их друзей
он чувствовал себя не в своей тарелке; с Кэти у него контакта не было, а
мальчиков он почти не видел даже здесь. Казалось, все изменилось в какой-то
момент, которого он не уловил, и его счастливая жизнь с Кэти кончилась. Было
очень странно наблюдать за этим медленным прозрением. Кроме того, могло быть и
так, что он неосознанно сам сводит их отношения на нет, словно для того, чтобы
оправдать время, проведенное с Оливией на юге Франции. При фактически
несуществующем браке это было бы более понятно и простительно, но при, так
сказать, живой жене с этой изменой было трудно жить.
Он ловил себя на том, что искал фотографии Оливии в газетах,
а Четвертого июля он видел Энди по телевизору. Сенатор проводил очередное турне
по Кейп-Коду, и репортаж велся прямо с его огромной яхты, стоявшей на якоре в
порту. Питер подозревал, что Оливия где-то рядом, но так и не смог ее увидеть.
– Что это ты смотришь телевизор средь бела дня? –
осведомилась Кэти, случайно заглянув в их комнату.
Питер взглянул на нее и не мог не отметить ее все еще
элегантной фигуры. На ней был ярко-синий купальник и золотой браслет с
сердечком, который он купил ей в Париже. Но Кейт, светловолосая, с несколько
надменным выражением лица, не производила на него такого ошеломляющего
впечатления, как Оливия при каждой встрече. Питер снова почувствовал приступ
вины, заставив Кейт забеспокоиться.
