Питер восторженно разглядывал ее, прекрасно сознавая, кто
это. Ему не раз попадались ее фотографии – более счастливых времен, когда она
только вышла замуж, и даже раньше, с ее отцом. Это была Оливия Дуглас Тэтчер,
жена Энди Тэтчера. Как и ее супруг, она родилась в семье политиков. Ее отец был
губернатором Массачусетса, пользовавшимся в своем штате большим уважением, а
брат – младшим конгрессменом от Бостона. Кажется, ей было около тридцати
четырех лет; она была одной из тех, кого преследует пресса, не оставляя в
одиночестве ни на секунду, хотя она никогда и не давала повода интересоваться
ею. Разумеется, Питер не раз читал интервью с Энди, но не мог вспомнить ни
одной беседы с Оливией Тэтчер. Казалось, она стремится оставаться на заднем
плане. Завороженный ее обликом, Питер вошел в лифт вслед за ней. Оливия стояла,
повернувшись к нему спиной, но так близко, что он мог бы без труда обнять ее.
Одна мысль об этом заставила его вздрогнуть. У Оливии были очень красивые
волосы – темно-русые с отливом. Словно почувствовав, что Питер думает о ней,
она повернулась и посмотрела на него, и когда их глаза снова встретились –
всего лишь на мгновение, – ему показалось, что время остановилось. Печаль
в ее взгляде снова поразила его; она словно бы говорила ему о чем-то, не
произнося ни слова. Это были самые выразительные глаза, которые он когда-либо
видел, а потом Питер внезапно спросил себя, не выдумал ли он все это. Так же
неожиданно Оливия отвернулась и больше не смотрела на него, пока он не вышел из
лифта, потрясенный и взволнованный.
Портье уже отнес его чемодан в номер, а горничная осмотрела
комнату, чтобы проверить, все ли готово. Питер вошел внутрь, чувствуя себя так,
как будто он умер и вознесся на небеса. Стены были оклеены тканью цвета
персика, мебель – антикварная, камин – из абрикосового мрамора. Окно и кровать
были убраны шелком и атласом подходящих оттенков. В номере была мраморная ванна
и все необходимое для усталого путника. Это выглядело как ожившая мечта, и
Питер, провалившись в удобное кресло, обитое атласом, посмотрел в окно на
безупречно ухоженный сад. Да, это было само совершенство.
Дав на чай портье, Питер медленно обошел свой номер и
облокотился о подоконник, наслаждаясь видом цветущего сада и думая об Оливии
Тэтчер. В ее лице и глазах было что-то пленительное; такое впечатление
сложилось у него еще от ее фотографий, но сейчас, после этого обмена взглядами,
он понял, что никогда не видел в глазах женщины такой духовной мощи, такой боли
– и одновременно силы. Словно она хотела сказать ему – или любому, кто
заглядывал ей в глаза, – что-то очень важное. Она была гораздо сильнее и
неотразимее своего мужа – в своем роде, разумеется. Питер не мог избавиться от
мысли о том, что она не похожа на человека, который будет вести какую-нибудь
политическую игру. И действительно, она этого никогда не делала, насколько он
знал; даже сейчас, когда ее муж вот-вот должен был стать кандидатом в
президенты.
Интересно, какие тайны скрывает она под непроницаемой
пеленой своего взгляда? Или он все это придумал? Может быть, никакая она не
печальная, а просто очень спокойная? В конце концов, никто с ней не
разговаривал. Но почему она на него так посмотрела? О чем она думала?
Все эти мысли преследовали его, когда он умывался и набирал
номер Сушара. Ему не терпелось встретиться с ним. Было воскресенье, и Сушар без
особого энтузиазма отнесся к этой неожиданной перемене планов. Тем не менее он
согласился встретиться с Питером через час. Питер стал нетерпеливо мерить
шагами свой номер, позвонил Кейт, но ее, разумеется, дома не оказалось. В
Америке было только девять часов утра, и Питер решил, что она гуляет или
встречается с друзьями. После девяти и до половины шестого Кейт трудно было
застать. Она всегда была занята. Теперь, когда у нее прибавилось еще несколько
видов деятельности, когда она была членом совета школы, а дома жил только один
из сыновей, она задерживалась все чаще.
Наконец час прошел, и Питер с радостным нетерпением
устремился на встречу с Сушаром. Этого момента он ждал много лет. «Зеленая
улица», которая позволит ему двинуть «Викотек» вперед. Он знал, что это всего
лишь формальность, но формальность важная – более того, необходимая для
ускорения процедуры одобрения препарата ФДА. Сушар был наиболее знающим и
уважаемым человеком среди глав всех исследовательских команд и отделов фирмы.
Его голос в пользу «Викотека» перевесит множество голосов других людей.
На этот раз лифт приехал гораздо быстрее, и Питер скорым
шагом вошел в него. На нем был тот же темный костюм, но рубашку он сменил на
свежую – голубую, с белыми манжетами и воротничком. Он выглядел безупречно.
Спустя мгновение Питер увидел в углу лифта тоненькую фигурку. Это была женщина
в черных льняных брюках и черном джемпере. На ней были темные очки. Волосы были
зачесаны назад. Когда она повернулась и взглянула на него, Питер понял, что это
Оливия Тэтчер.
После того как он в течение нескольких лет периодически
читал о ней, он вдруг в течение часа дважды увидел ее. На этот раз она
выглядела совсем иначе – еще тоньше и моложе, чем в костюме от Шанель. На
мгновение Оливия сняла очки и взглянула на него. Питер был уверен в том, что
она тоже его узнала; но никто из них не сказал ни слова, и он даже попытался не
смотреть на нее. Однако в этой женщине было что-то такое, что притягивало его.
Питер не мог понять, в чем дело. Глаза, конечно же, но не только. В том, как
она двигалась и смотрела, были отзвуки всего того, что он о ней слышал. Оливия
казалась очень гордой, очень уверенной в себе, спокойной и замкнутой. И Питер
вдруг поймал себя на желании подойти к ней и задать ей тысячу глупейших
вопросов, таких, какие обычно задают журналисты. «Почему вы выглядите такой
уверенной? Такой далекой? Но и такой печальной. Вам грустно, миссис Тэтчер? Что
вы чувствовали, когда умер ваш мальчик?» Именно такими вопросами ее всегда
мучили, и она никогда не отвечала на них. Глядя на нее, Питер понял, что хочет
услышать эти ответы, подойти к ней, дотронуться до нее, узнать, что она
чувствует, почему от ее глаз к его глазам протянулись лучики понимания, словно
она вложила свои ладони в его. Он хотел знать, какая она, хотя и понимал, что
этого никогда не произойдет. Они были обречены на то, чтобы остаться чужими
людьми, не сказав друг другу ни единого слова.
У Питера перехватывало дыхание от одного того, что она
рядом. Он чувствовал аромат ее духов, видел, как свет отражается от ее волос,
ощущал мягкость ее кожи. Наконец, к его облегчению – потому что он не мог
заставить себя отвести от нее взгляд, – лифт приехал на первый этаж, и
дверь отворилась. Ее ждал телохранитель. Оливия ничего не сказала, просто вышла
из лифта и проследовала вперед в сопровождении широкоплечего стража. «Какая у
нее странная жизнь!» – подумал Питер, провожая ее взглядом. Казалось, его
притягивает к ней магнитом; ему пришлось напомнить себе, что у него дела, не
оставляющие времени для мальчишеских фантазий. Но ему было совершенно очевидно,
что в этой женщине было нечто волшебное; теперь он понимал, почему она
превратилась в своего рода живую легенду. Более того – она была загадочна.
Людей такого типа никогда не знаешь до конца, хотя и очень хочешь узнать. «Интересно, –
подумал Питер, выходя на залитую солнцем площадь и ожидая, пока швейцар поймает
ему такси, – а знает ли ее вообще кто-нибудь?» Из окна машины он увидел,
как она свернула за угол и поспешила по рю де ла Пэ, опустив голову и надев
темные очки. Телохранитель шел рядом. Питер невольно спросил себя, куда это она
направилась. А потом, заставив себя отвлечься от заворожившей его женщины, он
устремил свой взгляд вперед, на парижские улицы, разворачивавшиеся перед ним
одна за другой.
