Я задрожала, в глазах на миг потемнело: переодеваясь после ванной в ночную сорочку, я встала перед зеркалом, и в слабом лунном свете, пробивающемся сквозь окно, увидела на своей шее четкий след от засоса!
Какого?!..
Дрожащими руками я зажгла масляную лампу, и тут же, едва ли не теряя сознание, поднесла ее к шее, ставая поближе к зеркалу…
Ох, нет, кажется, мне просто показалось. Да, точно, видимо, это была иллюзия, созданная воспаленным после сна сознанием, а недостаток света ей помог. Вот и привиделась полная ерунда. Ну а сейчас, когда я тщательно рассматривала кожу при освежении получше, то четко видела, что моя шея идеально чистая, без единого непристойного следа… которых на ней, вообще-то, отродясь не было. Ведь муж, даже в первые недели брака (пока я ему еще не приелась) никогда не оставлял на моей коже никаких следов… да и шею мне, насколько я могу припомнить, ни разу не целовал.
А еще никаких таких распутных ощущений у меня с ним и близко не было, так что ума не приложу, как мой мозг умудрился вообще ТАКОЕ нафантазировать.
Сон. Мне просто нужен сон.
И надеюсь, что когда я во второй раз лягу в постель, то хотя бы теперь найду в этом сне покой…
Вместо еще большей тревоги.
Глава 4. Письма
После того непристойного сна, который вообще непонятно как мог присниться мне прошлой ночью, в одном я точно не сомневалась: когда я пойду в кабинет мужа, чтобы обыскать его, мне ни в коем случае нельзя пересечься там с Дорианом Бладблеком. Но отнюдь не потому, что я боялась повторения сцены из сна — такого уж точно ни за что не случится в реальной жизни. Однако лишних проблем я не хочу, а он однозначно способен мне их доставить. Так что прежде чем отправляться в кабинет, я потратила немного времени на то, чтобы выяснить, где же именно сейчас находится глава королевской внутренней полиции, и чем он там занят. В результате вскоре я знала, что мой оппонент сейчас обследует апартаменты покойного, вероятно задавшись целью изучить там все до малейших деталей. И похоже, будет занят там надолго. А значит, я могу действовать.
Выдохнув, я посчитала до десяти, открыла резную шкатулку и достала из нее золотой перстень-печатку с фамильным гербом графа Рейнера. Тот самый, который теперь, со следующего дня после погребения прошлого владельца, официально переходил ко мне. Как символ того, что теперь я возглавляю дом. А еще — как магический ключ к замкам, которые мог открыть лишь глава дома Рейнер.
И именно на последнее я теперь надеялась, отправляясь в кабинет, который, по сути, отныне так же переходил ко мне по праву, четко прописанному в завещании мужа. Потому что такие замки там как раз вполне могли находиться. И откроются они никак не ушлому следователю, нет — только тому, кто придет открывать эти «замки» с перстнем Рейнеров, будучи его полноправным владельцем.
Действовать нужно было быстро. Очевидно что обыск требовал как можно больше времени, которого никогда не будет достаточно, как бы долго Черный герцог не возился в покоях Браяна. Так что я шла по коридорам быстро и уверенно, с максимально спокойным лицом, чтоб вдруг не привлечь совершенно ненужное мне лишнее внимание прислуги.
Шурша складками черного вдовьего платья, я проскользнула к той самой тяжелой двери и вздрогнула, ощутив легкое дежавю, хотя казалось бы, события во сне происходили ночью, а сейчас — день. Тем не менее, мое тело все равно задрожало, когда я отворила дверь и прошла внутрь, быстро закрывая ее за собой.
Время пошло.
Выдохнув, я первым делом направилась к самому очевидному месту: рабочий стол мужа. Тот самый, который Дориан уже, без сомнений, обыскивал. Вот только кроме бумаг, которые он уже просмотрел и вернул на место, меня интересовало то, к чему доступа он бы совершенно точно не получил: тайные отделения. Которые, я была в этом точно уверена, имелись в рабочем столе графа Рейнера. И тот, кто не владел этим перстнем, при всем желании не смог бы получить к ним доступ, а то и обнаружить. Ведь системы заклинаний, разрабатываемые для такого рода особой мебели, делались с расчетом на то, чтоб до них не сумел добраться даже самый искусный и пронырливый маг, который теоретически мог бы попытаться завладеть секретами хозяина такого рабочего стола.
Открывая ящик за ящиком, я внимательно прислушивалась к магическому полю перстня… пока, наконец, не уловила легкий, едва заметный резонанс. И вызывал его дальний левый угол нижнего ящика, из которого я осторожно повынимала все бумаги, предварительно пробежавшись по ним взглядом (ничего важного — увы).
Приблизив перстень к месту, от которого шли магические волны, я увидела слабое свечение в форме круга, размер коего идеально подходил к размеру печатки на перстне. Недолго думая, я потянулась рукой и приложила его к нему.
Тут же послышался легкий щелчок, с которым дно ящика немного приподнялось спереди. Схватив со стола нож для конвертов, я подковырнула его и едва удержалась от победоносного возгласа: там лежали какие-то бумаги. И я, не медля, схватила их…
Прошло лишь несколько секунд чтения, а мои пальцы уже задрожали. Первым там лежало письмо, написанное изящным почерком:
«Браян, это несправедливо и бесчестно! Ты ведь знаешь, что я не просто спала с тобой, Я ЛЮБИЛА ТЕБЯ! И тот ребенок, которого я родила — плод моей любви к тебе! Как смеешь ты не признавать этого ребенка? Заявлять, будто он не твой? Я — его мать, и точно уверена, что Освальд — твоя плоть и кровь! И нет, я не претендую на то, чтобы ты признал своим первенцем бастарда от простолюдинки, отодвинув своего законнорожденного ребенка от жены высокого происхождения, хотя тот появился на свет уже после Освальда. Но… Твой СТАРШИЙ сын должен быть обеспечен соответствующим своему происхождению образом! Ему нужен большой красивый дом, штат прислуги, лучшие репетиторы и средства, которые обеспечат ему достойное существование! Ты ОБЯЗАН, слышишь, ОБЯЗАН выделить своему сыну хорошее содержание! И даже не надейся, что я отступлю!
Даже если ты забыл меня, все равно твоя, Элиза».
У меня не было слов. То есть… мой муж не просто регулярно спал со всеми красивыми девушками в округе. Выходит, как минимум одна из них забеременела от него, и как минимум одна — ТРЕБОВАЛА немалых денег на то, чтоб ее сын был обеспечен, словно наследник какого-нибудь мелкого аристократа?
От оскорбления, обиды и возмущения у меня перед глазами потемнело. Поэтому прошло несколько минут, прежде чем я сумела взять в руки следующий лист бумаги, испещренный мелким, рубленым почерком:
«Лорд Рейнер, никаких сомнений: ребенок Элизы Лайнер совершенно точно не от вас. Даже если забыть о том, что ни у нее, ни у вас в ближайших трех поколениях предков не было ни одного голубоглазого блондина, коим родился Освальд Лайнер… В ходе заказанного вами расследования я выяснил, что становясь вашей любовницей на те три недели, на протяжении которых вы были ею увлечены, Элиза уже состояла в отношениях с неким Бредом Сейтоном, разнорабочим в мясной лавке Френка Миллера. Согласно тому, что я выяснил, взяв показания у восьми свидетелей, она спала с ним до вашей с ней интрижки, во время, а затем два месяца после. Что впоследствии подтвердил так же и он сам. А еще признался, что бросил Элизу, узнав о ее беременности, когда она убеждала его в отцовстве. Причем разошелся с ней со словами: «А откуда я знаю, что этот ребенок именно от меня, а не от лорда Рейнера? Вот пусть он его и обеспечивает!». И, к слову, этот Бред как раз голубоглазый блондин.
