- Хорошее местечко ты себе выбрал для зимовки, - хохотнул мужчина, закидывая ногу на ногу. Издевается ещё, урод. - Но я пришёл не злорадствовать, а облегчить твои душевные страдания...
Как великодушно.
Меня изрядно напрягало его напускное дружелюбие, не сулящее ничего доброго, так что продолжал прожигать его взглядом, полным ненависти, сохраняя молчание. Мое нежелание вступать с ним в диалог его не беспокоило. Милославский упивался моментом и своей победой надо мной.
- Ты на Никочку не злись. Она такая ветреная девочка... вся в мать, - встряхнул дорогие часы на запястье и сложил пальцы пирамидкой, - запуталась она, понимаешь?
Я приподнял брови и откинулся на жесткую спинку стула. От здешнего комфорта ныла каждая мышца, о существовании которой я раньше даже не подозревал. Вот и сейчас хотелось растереть ладошкой ноющую поясницу, но я скрестил руки за спинкой стула, выгибая дугой спину и расправляя позвоночники. Хрустят.
Милославский уловил мой настрой и, не ожидая ответа, продолжил:
- Помолвлена она давно. Оставил ее жених на долгих два года, вот она и обиделась, загуляла, как кошка. Женщины же они как? Ласку любят и ненавидят чувствовать себя брошенными.
Глубоко вдохнул затхлый запах комнаты для свиданий, мало отличающейся от камеры, пытаясь усмирить вдруг вспыхнувший гнев. Но от притока кислорода, как известно, огонь только сильнее разгорается. Стараясь сохранить безразличную маску на лице, сжимаю до хруста костей кулаки за своей спиной. Нарочно выводит меня, выродок.
- Приехал ее жених, вот к тебе и не пришла. А что ты ей дать можешь? Ммм? Молчишь? - он поднялся с места и стал мерять комнатушку шагами. Нервничает...
Я тоже неспокоен. Гнев красной дымкой туманит разум, но все же пытаюсь трезво оценивать ситуацию. Он знает, что мы пытались сбежать, а значит к ее внезапной пропаже Милославский вполне мог приложить руку.
- Моя дочь привыкла жить в комфорте. Ни в чем себе не отказывать. Сложно от этого отказаться, когда с рождения с золотой ложкой во рту. Хотя, откуда тебе знать, - безнадёжно махнул рукой в мою сторону.
- Зачем вы мне все это рассказываете? - спросил, разглядывая дыры в полу.
- Чтобы ты не думал, будто моя дочь станет ждать тебя на воле. Неееет. На следующий неделе она выходит замуж. Они любят друг друга и жених простил ей эту лёгкую интрижку с тобой, - с улыбкой шизофреника продолжал убеждать меня в своих словах. А я не верю. Этот соврёт с три короба и дорого не возьмёт.
- Господин Милославский, время, - по-военному четко отчеканил мой конвойнер и снова закрыл за собой железную дверь. Сопроводил его внезапное кратковременное появление взглядом и спросил:
- Если у них все так прекрасно, тогда зачем вы здесь? И чем я помешал вам на свободе, позвольте узнать?
Наши глаза встретились. Он хмурил брови, отчего между ними собиралась толстая упрямая складка, уголки губ опущены вниз, челюсть плотно сжата. Я же глядел открыто, расслабленно, хоть и твёрдо. Мне терять уже нечего.
Милославский подошёл ко мне вплотную и наклонился к моему лицу. Его слова сочились ядом и ненавистью, а слюна брызгала во всех стороны, оповещая о чрезвычайно возбуждённом состоянии хозяина:
- Тыыы... нарушил все мои планы, щенок... Если бы моя дочь покорно не раздвинула перед тобой ноги, был бы ты на свободе. А это..., - он звучно втянул воздух носом, переводя дух от беспрерывной тирады, - ты заплатишь за то, что обесчестил ее. Пару лет тюрьмы за девственность не слишком большая плата, в отличие от той, какую пришлось заплатить мне!
Затем он выпрямился, одернул полы пиджака и прошёлся ладонью по зачесанным назад волосам.
- Я позабочусь о том, чтобы ты не отделался штрафом и присел на реальный срок, бродяжный ты пёс - процедил сквозь зубы, окончательно теряя остатки некогда дружелюбной личины.
- Вам бы у врача провериться. Видно же, что кукуха улетела, - покрутил у виска пальцем, понимая, что окончательно вывести его из себя - это все, что я сейчас могу. Больше положенного мне все равно не в паяют.
- Щенок, - выплюнул он ругательство и открыл тяжёлую, скрипучую дверь,
- И вам не хворать, Дмитрий Александрович.
На моих запястьях с щелчком сомкнулись металлические кольца и под толчки конвоя я проследовал в свою временную камеру. В ней я несколько месяцев дожидался решения суда.
3.8
Нью-Йорк. Наши дни.
Она молчала. Я видел, как тяжело даётся ей каждое слово, каждое воспоминание. Притянул ее к себе, крепко обнимая со спины.Ника откинула голову мне на грудь и тяжело вздохнула, размышляя над услышанным. Мы замерли единым целым на скомканной постеле в свете тусклой луны. Каждый думал о чем-то своём, но оба жалели о потерянном времени.
А меня стал беспокоить ещё один вопрос: если Нику заказал муж, значит ли это, что она уже родила наследника и ее хотят убрать за ненадобностью? Смогу ли я принять ребёнка от другого мужчины? Это так быстро не решается... с этим надо переспать.
Мерзко думать, что чужие руки касались ее, но и глупо надеяться, что за десять лет брака этот мажор не притронулся к ней и пальцем.
Дьявол...
Сжал челюсти, подавляя желание сорваться с места и убить его прямо сейчас.
- Ты любишь его?
- Как я могу любить человека, который превратил мою жизнь в ад? Нет. Я ненавижу его. Всем сердцем, - холодно проговорила, не задумываясь ни на секунду. Оснований сомневаться в ее словах у меня не было и на сердце должно было посветлеть, но стало ещё хуже. Воображение заиграло, подкидывая красочные эпизоды ее «счастливой супружеской жизни»...
Нику выдали замуж против воли. Это несколько расходилось с той информацией, которой меня усердно кормил ее папаша.
- Боже мой, я и не подозревала о том, как далеко зашёл этот человек, что по вселенскому недоразумению оказался моим отцом, - вздохнула она. - И сколько ты отсидел? - виновато прошептала, ссутулив плечи. Как будто груз ответственности за ошибки родителя тяжёлой ношей водрузился на них и она не сумела удержать привычную ей безупречную осанку.
Убрал чёрный вьющийся локон с обнаженного плеча на грудь и поцеловал, выступающие косточки, с удовольствие отмечая рваный вздох и мурашки, покрывающие гладкую кожу.
- Ты не должна испытывать чувство вины, птичка, - прошептал, чередуя слова с поцелуями, достающимися нежной шее. Она прикрыла глаза и длинные чёрные ресницы коснулись свода щёк, рот призывно приоткрылся.
- И все же. Я хочу знать..., - спустя несколько мгновений извернулась, высвобождаясь из объятий, и поймала мой взгляд, механически выхватывающий каждый участок обнаженного женского тела. Она туже обвязала себя простыней, недвусмысленно намекая, что намерена договорить.
- Прости. Рядом с тобой мои мозги превращаются в кисель, - признался, потирая лицо ладонями. - Глупо было бы надеяться, что мне не впаяют по полной. Так что я отсидел максимальных три года. В удовлетворении ходатайства об условно-досрочном освобождении было отказано.
