Шустро подбежав к Ййру, Мэгз легко взвивается на задние ноги, оказавшись макушкой почти вровень с немаленьким орком, и в следующий миг они – без сомнения, намеренно и довольно сильно – сталкиваются лбами.
Ййр смеётся, а Мэгз возвращается в подобающее ей от природы четвероногое положение и трясёт головой.
Рина даже охает, почти не веря, что после такого удара крепкого козьего лба прямо в череп можно устоять на ногах и не заработать себе как минимум лёгкое сотрясение мозга.
–Тебе ничего? Не больно?
–Чего мне сделается,– Ййр отвечает весело, оглядывает своих питомиц, угощает какими-то, видать, вкусными корешками – припас в карманах.– Рон, тот был учёный человек… он мне так говорил: «У вас у орков лобовая кость толщиной в четыре вершка, а потом сразу затылочная». Слышь, Кнабер? Ты с утра не знал, что может быть у орка в голове. Теперь знай.
* * *
На обратном пути настроение у Сэма и вовсе оставляет желать лучшего. «На станции надо будет сразу заняться обедом»,– думает Рина. На сытый желудок ему сразу полегчает. По крайней мере, на это хочется надеяться…
Ййр останавливается посреди тропы – плавно, тихо, и Сэм едва не проходит дальше один, задев подсобщика плечом. Тот придерживает Сэма рукой поперёк груди:
–Хотели страфилей увидать?.. Светописец, без моей команды не щёлкай. Холостёжь. Они в жизни на карточку не щёлкались.
Рина шарит взглядом по окрестным деревьям, но замечает их не сразу.
Должно быть оттого, что страфили сидят на ветвях по обе стороны тропы совсем безмолвно и неподвижно, как изваяния безумного гения.
Непостижимые.
Страшные.
Прекрасные.
В тысячу раз грозней и восхитительней, чем это возможно передать.
Их определённо больше десятка, и все страфили очень пристально смотрят на двух людей. Эти глаза, как драгоценные камни: огненные опалы, льдистые топазы, сумрачные аметисты…
Ййр не говорит – выпевает им некий клич, улыбается, уперев руки в бока, и несколько страфилей, помедлив, слетают на ветви пониже. Шорох их крыл едва ли не тише, чем шелест ветра в листве. Кто-то отвечает орку, тот в свою очередь тоже не лезет за словом в карман,– и вдруг лес полнится смешливым клёкотом, а страфили будто совсем оживают, встряхиваются, подают голоса…
Сэм, зачарованный этим ужасом и восторгом, очень медленно поднимает фотоаппарат клицу, забыв или не услышав предупреждение Ййра. Рина замечает его движение в последний момент и не успевает остановить.
Щелчок затвора кажется чужеродным и катастрофически громким.
Глава 8
Мир рушится в пронзительном страфильем крике, в хлопанье узорчатых крыл, в яростном шипении. Каким-то крохотным краем сознания, уцелевшим даже под этой жутью, Рина видит, как трое или четверо крылатых свечой взмывают с деревьев вверх и исчезают за древесными макушками. Но остальные… Встопорщенные дыбом перья – хищно изогнувшиеся тела, готовые к смертельному броску – искажённые лица, утратившие даже дальнее сходство с человечес…
Какая-то сила жёстко, коротко тянет её за плечо, и Рина с маху сталкивается с Сэмом, которого точно так же сдёрнули с места. Подсобщик стоит – живая скала, вросшая в землю – и прижимает людей к себе.
Глухие быстрые толчки – вжатая в орка лицом, Рина чувствует, как бьётся его сердце, слышит где-то у себя над ухом сдавленный и сиплый вскрик Сэма, но никто не спешит рвать их на части когтями или причинять какой-либо другой вред.
Ййр говорит со страфилями, лишь слегка повысив голос – действительно говорит, в этом не может быть сомнений. Не пытается их переорать. Голос-гармонь гудит у него в груди: сперва чуть сердито и насмешливо, а потом – ласково и строго.
Жуткое шипение смолкает, сменяется негромкими растерянными голосами.
–Не дурить. Стоять рядом,– внятно произносит Ййр, выпуская Рину из своей хватки. Несколько долгих секунд спустя отпускает и странно согнувшегося Сэма, и глазау парня мокрые от боли, полоумные – подсобщик-то без всякой деликатности держал его за ухо.
Рина решается снова взглянуть на страфилей. Некоторые выглядят будто пристыженными, из самых ближних одна (один?), изогнув гибкую шею, прихорашивает перья, словно не имеет к случившемуся переполоху никакого отношения, у прочих всё ещё хмурый и взъерошенный вид.
Ййр идёт к страфилям ближе – шаг, другой, третий,– и Рине требуется усилие, чтобы не схватиться за него.
–Меня щёлкай, Кнабер,– говорит подсобщик.– А они посмотрят.
Сэм держится за смятое ухо, пытаясь отдышаться.
–Давай, Сэм, пожалуйста,– просит Рина.– Тогда страфили поймут, что фотоаппарат вреда не причиняет.
Сперва руки у Сэма дрожат; он быстро с этим справляется. Поначалу при щелчке затвора крылатые вздрагивают, но Ййр поворачивается перед фотоаппаратом расслабленно, даже с ленцой, и усмехается. Пять щелчков спустя подсобщик говорит:
–Хорош, всё-то не трать… ребятки поняли.
«Да, они поняли»,– думает Рина. Даже те несколько, что улетели прочь, теперь потихоньку вернулись и сидят на ветвях поодаль, с любопытством вытягивая шеи.
Сейчас страфили уже ничем не напоминают те великолепные недвижные статуи. На их лица возвращается тонкая красота, непривычная человеческому взору, но теперь эта красота не может скрыть живое опасливое любопытство, даже некоторую смущённость крылатых существ. И ещё Рине отчего-то приходит на ум, что вся грозная стая состоит из… мальчишек. Что ж, у многих действительно видны жениховские хохолки на затылках. И оперение на груди едва заметно отливает драгоценно мерцающей зеленью и лазурью.
Теперь почти все страфили смотрят на Ййра, и один, золотисто-рыжий, с яркими зелёными глазами, роняет какой-то жалобный, мяукающий распев, низко свесившись с толстой кленовой ветви. Ййр хмурится, взмахивает ладонью, будто отгоняет назойливое насекомое, но тут к рыжему присоединяются остальные. Раскачиваются на своих ветвях, уцепившись страшными когтями, и умоляюще мяукают. Ййр отвечает ворчливо, но в голосе ясно слышна улыбка. Голоса крылатых, шумный шелест и древесный скрип почти мгновенно смолкают.
–Выпросили у меня песенку – объясняет подсобщик, едва оглянувшись на людей.– Ихнюю любимую. Придётся вам потерпеть маленько. Ты, Кнабер, можешь ребят пощёлкать, как распоются. Они согласны. Только сперва не сбивай.
Сэм медленно кивает. Рот у него приоткрыт, красная бандана съехала на затылок, и пострадавшее ухо с этой банданой почти цвет-в-цвет.
Рина едва переводит дух, во рту у неё совсем пересохло, и хочется хотя бы присесть на землю – ногам сейчас веры нет, но она стоит, не решаясь даже ухватиться за Сэма. И ещё она успевает жгуче пожалеть, что с собой нет диктофона.
Подсобщик размеренно хлопает в ладони, будто задавая ритм.
Когда он начинает петь, Рина даже не сразу понимает, что песня ей хорошо знакома – родные и старые человеческие слова. Полное безумие, но это именно так. Тысячу раз слышанная песня, ставшая совершенно домашней и уютной вопреки собственному тексту.
