Неуютно шагать сквозь лес, не видя впереди привычной оранжевой шапочки. А перед глазами так и стоит Ю. И слетевшая на землю Эри, протяжно и жалобно что-то ему мяукающая. И как старый страфиль тоже целует Эри в лоб, а она кладёт красивую голову ему на плечо.
И как Ййр поднимает страфиля на руки, охапкой, чтобы отнести его туда… туда, где всё кончится – а на древнем лице великого Восходящего Ветра при этом такое счастливое выражение, точь-в-точь как у ребёнка, которому пообещали ярмарку с аттракционами и целую гору сластей.
Ййр велел дожидаться его на тропе, откуда хорошо виден залив.
Сэм вроде не возражал, но теперь начал злиться.
Он как будто не очень понимает, куда и зачем отправились Ййр со старым Ю, а Рина просто не может ему сказать. Сказать было бы правильно, но ей это не под силу.
И хотя ноги у Сэма наверняка гудят вдвое сильнее, чем у неё, а может, даже и сбились уже в кровь из-за слишком новых его ботинок, останавливаться и ждать Ййра он не хочет. Сэм хочет поскорее вернуться на станцию, и это понятно. Рина точно не сумеет напрямую его переубедить, только ещё хуже обидит. А что, если попробовать иначе?
Проглотив так и не выплаканные слёзы, Рина устало улыбается.
–Сэм, давай немножко отдохнём, когда выйдем на тропку. Пожалуйста. Давай перекусим. Я взяла овсяное печенье и свиную тушёнку, и у нас ещё почти целая бутылка воды.
Взгляд Сэма немного смягчается. Рина не сомневается – он уступит, и тогда она постарается грызть эти печенья так долго, покуда их не нагонит Ййр. И всё-таки Сэм находит нужным немного поворчать:
–Свиная тушёнка?! Рина, ну о чём ты думала! Её же невозможно есть, если не разогреть.
–А я и спички взяла,– отвечает Рина.– Разогреем на костерке, ты же умеешь…
Должно быть, мысль о разогретой тушёнке, пусть даже свиной, вполне убеждает Сэма.
–Ты всё-таки умница,– признаёт он.– Я всегда это говорил.
Меж древесных стволов уже можно различить живое сияние моря.
Эри ожидает их на том самом ясене, где обедала кроликом по пути сюда. Она снова кажется бесстрастной, и только в лиловом взоре чудится Рине задумчивость и печаль.
–Эри, спасибо,– говорит Рина.
Тёмная страфиль недолго всматривается ей в глаза, и потом безмолвно улетает прочь вдоль высокого берега.
Глава 13
Недалеко от тропы удалось разыскать подходящее для костра место и немного мелкого сухого хвороста на растопку. А вот с пригодными палками покрупней дело идёт трудно. Сэм приволок несколько толстых мёртвых ветвей, но они чересчур длинные, и лишь одна оказалась в достаточной степени сухой, чтобы разломать на части.
Рине было бы даже немного стыдно перед Сэмом, но он увлечён и, кажется, рад возможности себя проявить. Сказал сидеть и отдыхать, пока он разыщет чуть подальше в лесу что-нибудь подходящее для костра – голос весёлый, деловитый.
Рина, усевшись на рюкзак, раскладывает свой маленький дорожный припас: коробок спичек, воду в бутылке, печенья и жестянку с тушёной свининой.
Так забавно: ум её сейчас словно разделён на две неравные части. Одна часть, спокойная и деятельная, живо задаётся вопросом, чем же Сэм будет есть тушёнку – об этом при поспешных сборах Рина совсем не подумала. Может, подцеплять печеньем? Или лучше каким-нибудь гладким кусочком коры? Спокойная часть ума, впрочем, очень быстро находит вполне изящное решение и уже прикидывает, как поудобнее согнуть тонкую консервную крышку, чтобы вышло подобие ложки. Даже если у самой Рины не слишком хорошо получится, так ведь у Сэма более сильные пальцы. Нужно будет просто объяснить ему свою задумку, вот и всё.
Ну а вторая часть в это время переполнена печалью и жалостью к старому Ю. Рина вспоминает драгоценные фотографии страфилей, которые хранил дедушка Ибрагим – ещё чёрно-белые, или сепия в тёплых приглушённо-коричневых тонах. Рина тысячу раз их рассматривала. И конечно, между прочих крылатых там был Ю. Совсем молодой, с таким недоверчивым взглядом на умном лице.
Ведь это он, Ю, спас Страфилев край в тот первый, самый тяжкий год, когда Рины ещё и не было на свете.
Первые спасённые, которых дедушка Ибрагим и его люди сумели разыскать и выкупить из неволи, действительно были в ужасном состоянии. Немало было и раненых, но даже не в этом дело. Хуже всего, что все они были сломлены и безумны.
Дедушка, с его чутьём и разумом изобретателя, одним из первых догадался: страфили отчего-то не переносят некоторых радиочастот. Буквально – сходят с ума, не могут больше охотиться, умирают от истощения или от усталости в беспорядочном, непрерывном полёте… Вот почему далёкий остров Дикий оказался такой удачей и надеждой на спасение: природная «мёртвая зона», к тому же удалённая от тех, кто хотел бы прибрать к рукам последних сказочных страфилей ради забавы или выгоды.
Но спасённые продолжали гибнуть.
Несмотря на все усилия.
Несмотря на лучший уход, который только можно было им предоставить.
Никто из первых одиннадцати крылатых на острове не проявлял воли к жизни. Шестеро погибли, так и не оправившись.
Дедушка не привык сдаваться. Но даже лучшие специалисты, которых он смог разыскать в ту, первую островную команду, уже начали говорить, что дело безнадёжно. Что у великой мечты Ибрагима и у фантастических крылатых созданий, очевидно, нет и не будет никакого будущего.
Но Ю взлетел.
Восходящий Ветер сделал чудо. Он спас Страфилев край.
«Не успели как следует испугаться, недосчитавшись с утра этого удальца. Глядь, а он сидит на самой крыше! И сейчас вижу его, Ариш, как наяву. Сидит, и взгляд лихой, совсем здоровый. Новую черепичку когтем сорвал, как шелуху с семечки, будто баловался. И взлетел в небо…»
–И его крылья заслонили золотое Солнце…– шепчет Рина вслух, повторяя слова дедушки Ибрагима.
«Другие крылатые смотрели на его полёт так пристально, так жадно. Будто они все начали пробуждаться от своих кошмаров, понимаешь?
Когда он полетел… тогда я впервые в жизни плакал от счастья».
Рина чувствует, как из уголка её глаза скатывается одна горячая слезинка. А вторая повисла в ресницах, Рина моргает, чтобы её стряхнуть.
«А второй раз я так же плакал, когда тебя на руки взял. Маленькая была, будто кошурка. А уже смотрела ясно, строго так…» – «Ну деда! Ладно я, я же обыкновенная! Ты лучше про страфилей расскажи. Пожалуйста!..»
Печаль и жалость легчают. Они словно теплеют там, в тёмной своей сердцевине, и становятся чем-то иным. Рина благодарна. Теперь тот юный страфиль с чёрно-белой фотографии обретает в её памяти жгуче живой опаловый взор. И яркое стальное оперение, гладкое и блестящее, тронутое на груди самоцветными переливами. Ю поцеловал её в лоб на прощанье, точно она ему родня, как Эри.
