* * *
–Сэм, тише, ну спят же…
Дверь на пружине стукает об косяк, и Ййр решает, что можно уже подняться. Благо спал одетый во всё чистое. После мытья ещё слегка потряхивало, вот и оделся, чтобы скорей угреться.
Савря поднимает голову из одеял, зевает всласть, ворошит свои перья.
–Не сплю, не сплю,– произносит Ййр.– Наспавшись.
День идёт смирный. Облачная рвань припадает низко, временами сеет мелкий дождь, а то показывает шмат блестящего неба, и пару раз от лесу доносится хор страфильего хохота и воркотни, похожей на хвастливую песню. Звук, пожалуй, далековат для человечьего уха: людята не обращают внимания.
Бугайчик Кнабер удивляется разок, как это можно было так поуродовать руки при починке забора, особенно костяшки – как будто взбрело в голову по доскам кулаками лупить, и Ййр усмехается, уставившись на человека с интересом. Ришка, видя, что отвечать орк не собирается, со вздохом говорит, что случиться может всякое и иногда говорить об этом неприятно. Вот к примеру она однажды вешала на стену небольшое зеркало, а в результате здоровый зеркальный осколок воткнулся ей в ладонь, в самую мякотку, ух и крови тогда вытекло – жуть. Так вот ей ужасно неприятно было, когда молодой доктор спросил у неё, как так вышло.
В девичьем неторопливом голосе едва различим упрёк.
Сэм поджимает губы, кивает. От дальнейших расспросов удерживается. В конце концов, только одна Рина была свидетельницей того самого случая, когда несколько лет назад Сэм со злости грохнул об стену свой первый фотоаппарат – дарёный, баснословной фирмы – и сразу же об этом горько пожалел. Сэм уверен, что о том случае Рина никогда в жизни не сболтнёт. Рина – настоящий друг.
Сегодня Ййр двигается не так быстро, будто с неохотой. Между домашними делами – простирнуть то да сё, выгрести золу из обеих печек, подлатать «кирзовую» куртку, видимо от ветхости лопнувшую на боковом шве под мышкой – орк вытягивается на царь-койке, лежит.
Когда Рина отрывается на минутку от своего «рояля» и выходит в кухню налить себе чаю, она решается спросить:
–Ты нехорошо себя чувствуешь?
–Не. Лень одолела.
Савря утро напролёт развлекалась тем, что выкладывала костяшками домино различные узоры на столе, но сейчас между дождями светит солнышко.
–Лес?– говорит она, глядя на Ййра.– Тхорь? Кролик?
–Пойдём,– орк садится.– Прибирай в коробочку, а я пока портянки намотаю.
Прибавляет по-страфильи, вероятно пояснение для Саври насчёт уборки.
Та сноровисто принимается укладывать костяшки, все – непременно чёрной «рубашкой» кверху – Рина даже на секундочку залипает, наблюдая за её крыльями-руками. Кто бы вообразил, что страфильи когтистые пальцы годятся не только для детского карабканья по деревьям и взрослой расправы с добычей!
–Хочешь, давай я с ней пойду,– предлагает Рина.– Отдохни.
Ййр смотрит на неё, подняв надбровья.
–Я, конечно, не охотница, но ведь мы с Саврей уже ходили…– Рина немного тушуется от этого взгляда – вдруг обидела, со своей непрошенной заботой, вдруг Ийру не нравится, что она заметила его усталость?
Но орк отвечает всерьёз:
–Ты-то за меня сходишь, нет спору. Да я-то за тебя книжку не настучу! Чтоб все читали, кто грамотный. И диву давались: живёт на Диком такая Савря – кроличья гроза и заядлая доминошница.
В последних словах звучит смешливая нежность.
Как хорошо, и забавно, и немного грустно,– думает Рина.– Не обученный грамоте орк относится к моей будущей книжке серьёзней всех на свете – серьёзнее, чем мои преподаватели, чем все знакомые и друзья – даже Сэм – и чем я сама?..
–Может, Сэма попросим?– на всякий случай спрашивает Рина.
–Громкий,– замечает Савря со вздохом.– Ходит шумит.
Маленькая страфиль притаптывает попеременно лапами: левой, правой, левой, выпятив грудь и вскинув голову.
–Другой раз попросим,– говорит Ийр.– Здешний шаг освоит маленько – тогда и попросим. Да мне бы сейчас размяться хорошо.
* * *
Деревья роняют с ветвей солнечно блестящие капли.
Скоро вновь налетит жиденькая хмурь, но сейчас умытый остров очень нарядный и всякая травичка, лист, хвойная игла, мох, гриб, да и сама почва пахнут вволю, плетут над островом купол буйного летнего таинства.
Савря помышковала немного, а потом ей повезло ухватить землероя-крота, вылезшего сдуру на свет из подмытой норки.
Дальний медный звон от береговых ворот застаёт Ййра врасплох. Кроме Брук, некому, а зачем ей до уговорённого срока сюда мотаться?
Ййр подзывает Саврю. Подставляет спину, чтобы уцепилась за курточную хватайку – и пускается впробежку. Сегодня, ясно, не махом – обычной ровной рысцой.
Вниз к воротам ведут две пары знакомых следов, а наверх – три. Ришка и Кнабер не оплошали с засовами. Небось не оплошают и приветить гостью с обычными чайными почестями.
Дома Ййр не спешит прямо в кухню, только здоровается из сеней и сразу несёт Саврю в помывочную, чтобы вымыла в тазу лапы, перепачканные мокрой грязью по самый животок.
Вроде никаких тревожных известий Брук не принесла – только новый ворох бумажной канители для Рины о поимке какой-то хитрой мошенницы, да полтора десятка утиных яек – слёточка от сердца радуется угощению и тут же высасывает одно с громким хлюпаньем, проколов его крыловым когтем.
–А у нас тут переполох был,– сообщает Брук. Вид лакомящейся утиным яйцом страфильей слётки ей, кажется, не в диковинку. А вот рассказать о загадочном происшествии явно невтерпёж было – да Брук и не слишком старается это скрыть.
Ййр кладёт на стол локти, вострит уши – послушать.
Кнабер тоже расположился довольно удобненько, убрав на полку приехавший с Брук припас, а Ришка ещё хлопочет – кладёт на тарелку сладкие овсяные хлебчики к чаю.
–Третьего дня запропали, значит, ребята…– рассказчица невторопях перечисляет разные человеческие погонялова пропавших, их родственные связи внутри компании и с поселковыми жителями разной степени почтенности. Не так чтобы это было важно для слушателей, зато для самой Брук – ещё как; Ййр со всеми этими людьми вообще знаком почти исключительно по её рассказам.
–Все, считай, школота ещё, или с этого года выпустились,– Брук загибает пальцы,– получается, парней шестеро и две девчонки с ними. Сговорились вроде как отметить окончание наук. Софи бы им выпивку не продала, так они подговорили Ника, старого поганца…
Далее Брук подробно объясняет, каким образом и у чьих именно родителей бедовая «школота» сбодала пару лодок.
–Господи, я надеюсь, они в порядке?– Рина не выдерживает основательного стиля повествования госпожи Брук, и та с лёгкой досадой раскрывает-таки интригу.
–Сегодня в ночь притащились, охламоны… Девицы и младший Эсгрин ещё ничего, обделались лёгким испугом, нутам, синяки, шишки, ничего серьёзного. А вот прочие! У кого зубов поубавилось, у кого лицо в котлетку. У Чарли-переростка вот так восемь пальцев сломаны!– госпожа Брук выставляет перед собой руки с поджатыми большими пальцами.– А у его братца – только четыре, и ухо всмятку. Притащились, словом, как чертями избитые. И ведь хором все говорят, что поплыли отмечать на Черничину – островок здесь в заливе, подальше от вас к югу будет, если кто не знает. И сидели себе тихо-мирно, чисто лимонады пили, шашлычок жарили, а напала на них нечистая сила вроде диких феяр и всех как есть заморочила. Даже священникова племянника!