И, возможно, по здешним яростным закатам – тоже.
И по запаху лесной орхидеи, которую Рина поселила на веранде в жестянке из-под консервированных персиков.
Тосковать по здешней кормёжке было бы очень глупо, но вот это чувство тёплой настоящей сытости после изрядно припоздавшего обеда или почти полуночного ужина… такое вряд ли будет часто повторяться в той жизни, к которой Сэм привычен. Специально же не будешь сам себе такое устраивать!
И ещё множество дурацких мелочей, которых и вовсе не должно было быть, о которых даже никому не расскажешь, будь то низкопробный женский роман, оказавшийся неожиданно увлекательным чтивом при всех своих недостатках, гордость от начищенной картошки или от возни с поленницей.
В мыслях Сэма есть кое-что, чего он теперь старается избегать.
Да, думать о бледноглазом подсобщике напрямую слишком неудобно. Это будто рушит и подтачивает понятные основы.
Возмущаться или испытывать снисхождение было бы естественно и даже приятно. Только…
Ийр пережил наяву собственный кровавый ад. Ту клетку. И чёрт знает что ещё.
И делает здесь нечто по-настоящему великое, даже не задумываясь об этом! Как бы там ни было, Страфилев край Ибрагима Стахова годами обворовывали, но притом едва не вымершие фантастические летуньи явно здесь процветают. И во многом… да хотя бы отчасти – это заслуга бледноглазого. Хочешь или не хочешь, но надо это признать.
А орк просто живёт себе и живёт, и плевать ему на собственные заслуги.
Как ни трудно в этом признаваться самому себе, Сэм даже чувствует что-то вроде зависти. И к кому – к странненькому подсобщику. Да самое изысканное, что Ййр когда-либо делал – это плетёный соломенный половик. Да у него годовая зарплата наверняка меньше, чем стоимость Сэмова объектива, причём даже не самого лучшего!
Будь Ййр хотя бы настоящим человеком, Сэму хотелось бы действительно с ним дружить. Учиться у него какой угодно ерунде, пусть даже колке дров – эта грубая работа у орка выходит невероятно легко и красиво. Разговаривать. Слушать любые его истории. С радостью помогать в делах и искренне улыбаться от его похвалы. Как же было бы здорово просто смотреть на Ййра почти как Савря, с таким же чувством живой близости…
Но это лишние мысли. Ядовитые мысли.
Если хочешь добиться в жизни чего-то по-настоящему значимого, их следует избегать.
Остаётся последняя фотоплёнка…
* * *
На самой верхушке резной ясеневой кроны весёлый ветер пахнет морем, хвоей, живым и влажным лесным листом. Щекочет Саврин затылок, раздувает слёточьи ещё мягковатые перья, если вытянуть шею повыше.
Сильна земля, неоглядно небо. Скорее бы уж перелинять, начать мерять родную волю по своим крыльям!
Мать Гиблых теперь гораздо меньше присматривает, уважая Саврину взрослость. На далёких гуляньях Ййр режет черетянку, или берёт ягоду или проверяет, не дала ли где слабину окраинная стена; с охотой для своего пропитания Савря уже навострилась, часто справляется и сама.
Славно, славно сегодня сидеть тут на ясене, глубоко дышать, наполняясь лёгким воздухом, прислушиваться к дальним перекличкам других летуний и летунов.
Поднялись с лесного озерка серые утки – трудная добыча, уж больно они при полёте шустрые: не каждая взрослая страфиль умеет бить уточку. Тиу-Стремительная может, так значит, однажды сможет и сама Савря, пусть пока до утиной охоты ей ещё далеко.
Отсюда, с высоты, дом Ййра-Земли кажется не больше доминошной костяшки, но страфильи молодые глаза хорошо различают Ришу в яркой рубашке, поднимающуюся на крыльцо: Риша несёт несколько полосатых яблок. Рише потом нужно будет уплыть с острова, но она говорила, что вернётся. А другой Ййров человек тоже уплывёт, но о возвращении он помалкивает. Жаль. Сэм Кнабер тоже хороший, с ним весело бывает играть. Впрочем, по Савриной разумной мысли, Кнабер как человек и так уже вырос порядочно, и кожа у него сделалась темней, а лицо книзу уже заметно обросло короткой реденькой шёрсткой: должно быть, пришло-таки его время обзавестись острыми копытами и хвостом, совсем как Минька и Мэгз, и вернётся он совсем в другом образе. Кто их, людей, разберёт. Наверное, ему боязно и тоскливо от предстоящего превращения – то-то Кнабер теперь всё чаще хмурится и заранее отвыкает разговаривать по-людски.
Мысли о Ййровых людях – что лёгкие облака: скользят себе невесомо. А вчера вот к вечеру, когда поворачивали уже к дому поближе – Савря по деревьям, а Ййр, понятно, пешим шагом – повстречали стайку взрослых парней. Парни теперь дружные, почти до самых Осенних песен, покуда хохольники у них на головах лежат гладко и грудные перья не расцвечиваются переливами. Осенним песням по размаху и удали не тягаться с Весенними, но воздушных драк и красования на всех хватит, пусть и редко кто всерьёз женится перед долгой зимой. И Савря ничуточки перед парнями не заробела – вслед за Матерью Гиблых пообещала нынче их не убивать, и, видать, всей стайке это понравилось: заклекотали, ответили «чинарём». А один рыжий прибавил даже, что вообще никогда Саврю убивать не станет, мигнул и отвернулся – этакие глупости, конечно, при первой встрече не говорят, но слышать было приятно…
Вспоминая этого рыжего, Савря улыбается, перебирает лапами по гибкой ветке.
–Савря! К дому?
Может быть, тело у Чистой Смерти и бескрылое, но у голоса полёт не отнять.
* * *
–Земля!
–Ну.
–Если я по осени не полечу в Каменную Твердыню?
–Тогда оставайся у меня зимовать, с Мэгз и Минькой. Я их на зиму в дом беру.
Примерившись, Савря слетает с нижней ветки на траву – ладно же вышло!– и идёт своим привычным уже скоком вровень с неторопливым орчьим шагом. По правде говоря, в этом ответе юная страфиль не слишком сомневалась.
–Я тогда весной полечу.
–И то дело. Уже совсем будешь поспевши, опасная.
Горячая радость в груди катается от слов Земли, да и сама Земля выглядит довольной Савриным намерением. Чем не счастье! Разве только…
–Эй! Эй!
Ййр взглядывает на слётку, приподняв надбровье.
–А рыжий в Осенние песни женится??
Хмыкнув, Ийр сдвигает свою шапочку к затылку, обдумывает ответ, не сбивая размеренного шага, и произносит без поспешности:
–Навряд ли. Ки, он ещё первое лето в холостых. Не его время. Думаю, обождёт пока.
Помолчав, добавляет ещё:
–За зиму выучу тебя по-орчански укрывальники плести. Хочешь?
–Хочу,– радуется Савря. Делать плотные и ровные жгуты из сухой травы по отцовой и материнской науке она уже хорошо умеет, но перенять от самой Земли такую невозможную красоту!.. Об этом большинство летуний даже и во снах себе не мечтали.
* * *
Когда от последней плёнки остаётся всего несколько свободных кадров, Сэм решается, и… в подобных случаях часто пишут в романах «сердце у него заколотилось сильно и тревожно» или иную подобную белиберду. Но с сердцем у Сэма более-менее порядок, а вот внутри живота поднывает от какого-то глупейшего волнения. Можно было бы списать это тягучее нытьё на Ринин неудавшийся яблочный пирог, только вот Сэм его почти не ел: попробовал из вежливости – кислятина.
