Пока до закатного часа остаётся время, они с Ки успевают немного поиграть в башку – с ленцой и передыхом, поскольку оба объелись, и больше на высоких подскоках, чем в воздухе – а после припрятать её в муравейнике.
Отчего-то желая удивить Ки как следует, Савря даже зовёт его с собой – проведать Мину Скромницу и Мэгз Шалунью, и рыжий действительно поражается её храбрости, ведь среди его холостой ватажки ходит об этих зверях захватывающе ужасный слух. Будто больно смелых охотников та, что с пятном, сбивает с лёту страшным ударом, а вторая добивает острыми копытами, а потом они вдвоём пожирают неуберёгшегося летуна, не оставляя ни перьев, ни даже косточек. Именно по этой причине вся их широкая луговина ограждена гремучими брякалками, и на шее у каждой тоже штука со звоном, ведь не могла же Чистая Смерть оставить крылатых без ясного предупреждения.
Впрочем, ни одного имени якобы сожранных козами летунов Ки припомнить не может, и Савря крепко подозревает про себя, что страшный слух – та же брякалка, которые Ййр сам и вешает, показывая, где баловаться не следует. И потом, Мэгз в самом деле умеет бодаться; об этом уж точно крылатые предупреждены, а остальное парни могли и сами додумать. Будь Ййровы бывшие люди настолько опасны, разве стал бы он их держать на острове – умной Савре-то это совершенно ясно.
Савря бесстрашно любуется Минькой и Мэгз с оградного столбика, хоть и неловко ей там стоять, держа в когтях промен-челюсть. Козы дают на себя посмотреть, не подходя близко – косятся с неудовольствием на Ки, замершего в ветвях ближайшей берёзы. Мэгз сердито кричит, и рыжий, поёжившись, охает тихонько. Да, Саврина храбрость ещё как его впечатлила, по лицу даже видно.
* * *
С кривой сосны под станционной горкой рыжий улетает будто нехотя – или так кажется, из-за сегодняшнего объеденья. Ничего, будут и у Саври такие же сильные и широкие крылья, вот тогда и станет понятно, чей полёт удалее… Задумавшись, юная страфиль постукивает своим новым приобретением об толстый сук.
Отсюда видно, как по тропке с ближней стороны моря идут рядышком Риша и сама Чистая Смерть. Риша говорит радостно и горячо, разом и ртом, и руками, а Чистая Смерть слушает; можно бы, пожалуй, слететь прямо к ним, но Савре пока охота побыть здесь со своими мыслями. Удивительно, сколько же этих мыслей у неё теперь расплодилось – то ли от растущей взрослости, то ли от хитрого людского языка. Человечья речь, конечно, происходит от пешего хода и не годится для летучей стремительной жизни, но ведь и страфилья речь плохо приспособлена к дружбе с людьми и к долгому житью в земном доме, решает Савря. Недаром даже утреннее обещание Ришка с Ийром всегда голосят, высунувшись с веранды!
Риша и Ййр не идут сразу в дом – сворачивают набрать яблок и о бок ходят там, среди молодых деревьев, как раз столько, чтобы Савря всласть надумалась.
* * *
Эсгрин-старшой сегодня всю дорогу величал Ришку «госпожой Стаховой», а когда она попросила его обходиться без церемоний, то «госпожой Ариной» – вон как проняло матёрого мужика от её новой старшаческой повадки. Эсгрин-малой, пожалуй, самый умный из той злосчастной компашки, с которой Ййру довелось свести этим летом некоторое знакомство – тот только глазами хлопал да потел в онемелом ужасе. Уж верно, не хотел ехать, да и поперёк родительской воли переть пока не осмелился.
А как справили все труды, да как проводили Брук и Эсгринов с дохлым старым генералом – и «госпожа Арина», славный человек, рассказывает Ййру, что она задумала привезти сюда на Дикий, раз у них теперь полно электричества. В числе прочего – и вертушку с музыкой. И машинку такую хитрую, чтобы шмот стирала (наверное, машинка тоже будет с музыкой, поскольку у неё есть барабан). А для убеждения научного народа нужны будут ещё диктофоны. И вот такая кинокамера – штука вроде как похитрее даже Кнаберовой светописной, но Риша уж выучится с ней обращаться. А может, для верности притащить сюда пару крупных учёных, хотя бы из того городка с куполами в сеточку, где кое-как живут инкубаторские страфили – пусть сами поглядят и послушают! Лишь бы не померли от удивления, когда Савря пожелает им доброго утра и пообещает в ближайшее время не убивать!
Ййр смеётся, живо представив эту картину. Ришка подхватывает смех, будто любимую запевку.
–Лучше яиц оттуда наворуй,– советует Ййр.– Ты говорила, родители-то их не ростят. Запхала бы хоть парочку под куртку, прямо к голому животу – и сюда обратно ходу. Я бы вдових упросил, чтобы хоть высидели. А там уж вырастим, на крыло поставим. Наши-то помогут.
Риша глядит на Ййра точь-в-точь такими глазами, как Савря – на хорошенький радужный пузырь, и рот приоткрывает совсем так же.
–Ты меня навёл на ТАКУЮ замечательную идею…– произносит она, растягивая слова.– Если только всё получится и когда я опять приеду…
Слушать бы и слушать.
Верить бы и верить в её непременное возвращение.
Не иначе как от этой замечательной идеи с крадьбой инкубаторских яиц она встаёт на цыпочки, протягивает руки и запросто обнимает Ййра, почти на нём повиснув.
«Ох, Риша ты, Риша, добрая косточка».
* * *
Только они успевают, взойдя на кухню, сложить свеженабранные яблоки в глубокую миску, как является Савря. Если об учуканном по самый лоб лице позволительно сказать, что оно сияет – то Саврино личико сияет не хуже электрической лампочки. Только от лампочек обычно не разит барсучьей требухой. Левая Саври-на нога лихо стучит об пол, потому что в когтях зажата какая-то кость, вроде бы старая.
–Барсука взяла,– первым делом восхищается Ййр.
–И сердце съела!– хвастает Савря.
–Ты же не могла съесть целого барсука,– говорит Рина.
–Я Ки угостила,– отвечает Савря и уточняет специально для Рины: – он парень. Рыжий. Плохо поохотился. Был голодный. А где э-лек-тричество?
Риша говорит, что они вызовут электричество, когда оно понадобится – к примеру, светить в лампах или быстрее чайника нагреть воду для мытья посуды. Что же это за штука такая полезная, Риша чинарём объяснить не может.
–Элис мастерица, и то мне растолковать не сумела,– Ййр пожимает плечами.– Потом уж махнула рукой и говорит: там махонькие чёртики сидят педали крутят. Но это уж пошутила, я понимаю. Не чёртики. И не колдунство – Элис-то не чародейка.
Риша от этих слов смеётся – необидно и не очень громко. Орк, тоже фыркнув, придвигает к раковине табурет, чтобы Савря пока хоть немного приумылась. Та перенимает старую кость крыловыми пальцами и кладёт пока на краешек стола, прежде чем воспользоваться умывальником.
Скоренько надрызгавшись и оттерев запястными сгибами лицо, Савря вдруг понимает, что в кухне как-то очень тихо.
–Господи, это что?– произносит Рина.– Это нижняя челюсть?
Чистая Смерть молчит и только кивает чуть заметно, два раза: вверх-вниз, вверх-вниз.
–Но ведь она не от животного,– говорит Рина так, как будто ей бы очень хотелось сейчас напропалую ошибиться в этом вопросе, и как-то бочком присаживается на подлокотник кресла.
