Должно быть, именно так приходит желание голыми руками изловить гадюку.
Гость и впрямь поглядывает в её сторону. Не в лицо, а всё больше в руки. Пару раз взгляд задержав, вдруг произносит:
–Вот про сирену я бы послушал. История-то как пить дать занятная.
Тут уж многие удивляются.
–Откуда узнал?– говорит Ёна, слегка вздрогнув.
А Штырь-старшак подмигивает Пенни, и лицо у него весёлое.
–Да чего проще – браслет увидел,– межняк старается дышать ровней, и чтобы голос звучал уверенно и спокойно.
«Когда змейку ловишь, ты главное не хоти её съесть…»
–А ты умница,– хвалит Аспид, подпустив в речь некоторого уважения.
После истории, которую Пенни-Резак рассказывает довольно скупо, Штырь добавляет, как бы в заключение:
–А ведь те паршивцы кому-то сиренок сбывали. Мои костлявые в ихней тачке потом нашли книжонку с именами и записями. Мозги я себе намозолил над теми каракулями, но думаю разобрался.
–И на что тебе?– хмыкает гость.
–Ну… пару бойцов возьму – и пойдём присмотрим, Тшешш, всё как ты учил. Сирены ведь нам теперь не чужие. За дружью обиду и отомстить бы след.
Аспид аж глаза ладонью прикрывает. Потом отнимает руку от лица и смотрит почему-то на Коваля:
–Ох, парнишка, я конечно давно знаю, что твою зазнобу ещё дцать лет назад в Ухистане крепко по каске шмякнуло, но чтобы до такой степени тронуться…
–Не в том дело,– спокойно говорит Тис.
–А в чём? Задружились вы на том озере с мокрозадым племечком – хорошо, отлично, и на будущее выгодно. Ещё-то на хрена бесплатно в заваруху лезть? Ради чего, орчьего клана старшак? У тебя своих забот мало?
–Это ты у нас умный, Тшешш. Думаешь, те, кто за ловцами сирен стоят, перед орками точно все до одного чистенькие?
* * *
Аспид молчит какое-то время. Глядит в огонь. Чуть притаптывает по земле ногой, будто бы в ритм песне, которую кроме него никому не слышно.
–Живёт на свете один костлявка,– выговаривает он жутковато-нежным, певучим голосом.– Бесцветный, что твой глист в спирту. На цепи его нашёл в одной конторе, знаешь, с собачьими травлями. Из нас, проклятых, всё-таки бойцы не бойцы – загляденье… Только этот глист в довесок ещё и песенки складывает, ха. А уж памятливый какой оказался. Такого тупозубого мне помог прижать – до сих пор, как вспомню, сердце радуется. И я ведь его не убил, того человечка. Я людским же законом его размазал и опозорил до конца его сраных дней. За орчонка-глиста он бы влёгкую отвертелся. От собаченек, может, тоже бы отклепался. А вот знаешь, что у него на дому нашли при подробном обыске? Страфилей. Свежих два чучела. Тупозубый, представляешь, при моём цепном однажды приятелям хвастался, какую редкую дичь стрелять ездил… Мне-то на страфилей плевать, я вообще думал, они вконец вымерли. А вот сами люди этих злобных куриц в последние годы с какого-то рожна спасать вздумали. Пёрышки красивые, голосить умеют сладенько, я не знаю. Короче, за страфилей людской закон заступился, как за алмазы золотые… Я тогда со смеху чуть не окочурился. Ох и буза поднялась! Про эти-то два чучела. А про глиста моего никто тогда и не вспомнил даже. Ну так оно и к лучшему. Мордочку рваную мы поправили, шлифанули, где надо – теперь та тварь цепная ещё повыше страфилей летает и послаще них поёт, а люди слушают.
Ох. Матушки-Дрызгин старый мафон – орчья песня, спетая чисто, внятно и яростно, человеческими словами.
Почти без музыки.
Под глухой сердечный ритм и лязганье железных звеньев.
Старшаки переглядываются.
–Падма.– произносит Тис без вопроса.
–Ишь ты,– усмехается Аспид, по-прежнему глядя в огонь.– И до вас добралось.
* * *
До густых звёзд Аспид спорит со Штырём – не горячась и без спешки, подбирает слова: «Хорошо, конечно, из врага заживо печёнку вынуть, но куда приятнее обложить гадёнышей их же законом, если только это возможно. И знай потом веселись, глядя, как они потешно корчатся, теряя своё драгоценное житьишко – не враз, а кусок за куском. Да ещё и остаются при этом, как правило, в полном сознании! В иных делах,– говорит Аспид,– от убитого врага толку мало, когда надо всю шарагу выпотрошить и прахом пустить. А ведь людским властям с мокрозадыми ссориться не резон, так что при помощи закона и всякой шумихи тут будет гораздо сподручнее разобрать кого надо на мелкие косточки, чем руками и честным ножиком».
Старшак уступает медленно, с видимой неохотой.
–Хаану, он дело говорит,– замечает Коваль тихонько.
И тогда Тис, сплюнув, протягивает Тшешшу царевичеву записную книжку.
–Похоже, с этой местью ты управишься лучше меня,– признаёт орчий старшак.– Не знаю, может быть, теперь ты и убиваешь реже. Но никто не скажет, будто ты особенно подобрел.
Кувырок
Ночка совсем осенняя, зябкая и тёмная, пусть темнота не страшна для осьмушкиных глаз. До чего же неохота лезть из дома вон, прочь от тёплого бока Ёны, волочься тихонько по холодку, теряя остатки сна – а что поделаешь, если приспичило дальние кусты полить, тут уж никак на месте не улежишь.
Пенни натаскивает длинный свитер, ставший совсем родным за последние дни, привычно поддёргивает к локтю рукав, чтобы не цеплялся за дарёный браслетик. Б-р-р-р, а зимой-то как… Может, в разнопёром клане чего и придумано на этот счёт?
С вечера старшаки отпустили спать нынешних кошачьих пастырей. Может быть, теперь кошкин сторожевой пост не так уж стал и нужен, потому что многие хвостатые забираются теперь на ночлег прямо в дома, в тепло и сухость готовых для зимы ор-чьих жилищ.
Впрочем, на обратном пути межняк отмечает, что при слабеньком «уличном» огне сидят двои: Морган и этот Аспид из Пожирателей Волков. Вовсе спать не ложились – и судя по всему, не собираются. Не коротают ночь разговором – просто смирно сидят. Кажется, у Моргана опять в руке костяная патлодёрка, он вычёсывает пёструю сторожевую. Пенелопе аж за два десятка шагов слыхать её густое рокочущее мурлыканье.
–Пенелопа Нелла Уортон,– окликает Аспид негромко.
Вот теперь становится кисло.
Будто в живот пнули ни за что ни про что.
Это во второй приёмной семье её так звали, Неллой – имя «Пенелопа» им, видите ли, не нравилось категорически.
Пенни сама-то и думать забыла об этом «Нелла».
И среди Штырь-Ковалей она точно ни разу не упоминала – чужая прихоть, давно уже отставшее, не своё, ненастоящее погонялово.
В документах оно вроде бы тоже нигде не было вписано.
Откуда Аспид знает?
Нарочно выяснял, что ли?
Какого рожна ему вообще это сделалось интересно?
–Подойди хоть, если не сильно торопишься.