–Она не могла далеко уйти! У нее… – голосит врач, но его будто кто-то затыкает на полуслове.
–Открывайте ворота! Когда она успела ключи стащить? Выкатывайте мерс! Нужно ее у шоссе вылавливать. Руслан, Кир, поднажали.
Я разжимаю кулак и любуюсь на ключи от машины, как на бриллиантовую диадему. Как хорошо, что у парней не хватило ума заглянуть в мою сумку. Где-то далеко надрывно лает собака, слышится рёв мотора и мимо ворот проносятся две машины. У забора раздаются незнакомые голоса:
–Нахрена Волк врача замочил?
–Князь за эту бабу голову отвернет, а так на докторишку спишут.
–Хэзэ, короче.– Калитка жалобно скрипит, но не поддаётся.– Тут закрыто.
–Может под забором пролезла?
–В такую грязь рухнула? Ты чего?
Оглядываю себя и ужасаюсь. Мокрая, грязная, я трясусь от холода и страха. Если парни сюда зайдут, то непременно сунуться в будку. Рассчитывать на хорошее отношение Волка уже не приходится.
–Она скорее всего туда нырнула. Смотри, вон там в заборе дырень какая.
Парни убираются прочь. Выждав пару минут, выглядываю из-под забора. Никого. Выкарабкиваюсьна дорогу и бросаюсь к своей машине. Бампер помят и фара вдребезги. Дубль два. Панель приборов приветливо вспыхивает яркими огоньками. Мотор, передача, сцепление, газ! Мчусь, маневрируя среди луж и ям.
Выскакиваю на шоссе и через двойную сплошную сворачиваю налево. Внутренний компас меня не подводит. Вскоре появляется указатель на Петербург. Держали меня парни в тридцати километрах от города по Мурманскому шоссе. Самое главное–проскочить без документов пост ГАИ. В милицию я, конечно, идти не собиралась. Оттуда меня под белы рученьки вернут Князю.
Небеса сменяют гнев на милость, и до коммуналки на Техноложке я добираюсь без приключений. О моем любимом лежбище знает только Конни. Он мне и купил здесь комнату.
–Катя, здравствуй! Ты откуда грязная-то такая,– подслеповатая соседка, старушка лет семидесяти, всплескивает руками.
–Привет, Марьиванна, самосвал обрызгал.
Для обитателей коммуналки и некоторых моих знакомых я Катя Громова. Фальшивые документы мне выправил Конни. Фамилия Сани, моего первого возлюбленного, досталась мне случайно. Я сначала хотела отказаться, но потом приняла это как знак. Не знаю, правда, какой. Давно уже поняла – просто так в жизни ничего не бывает. Я шмыгаю в свою комнату, закрываюсь на ключ, сажусь на пол и реву. Я вырвалась из ада, но плачу не поэтому. Волк убил человека ради меня, а не чтобы прикрыть тылы. Впервые я встретила мужчину, который не пожалел бы для меня своей жизни. Встретила и потеряла.
–Катюша, поставить чайник? Пирог сегодня испекла. Вкусный!– Мария Ивановна, как и прочие соседи, благоволят ко мне. Я выручаю их деньгами и помогаю с продуктами, когда приезжаю сюда пожить.
–Спасибо! Только умоюсь с дороги,– я размазываю слезы грязными кулаками по лицу и встаю.
Яблочный пирог, сладкий черный чай и болтовня соседки убаюкивают. Но расслабляться рано. Железная коняшка под окном может выдать меня. Окна,наполовину заклеенные фольгой, надежно хранят меня не от солнца. Я нажимаю на пару кнопок под подоконником, и его крышка медленно поднимается. Сейф Конни сотворил собственноручно. Я улыбаюсь. Перетянутые резинками пачки денег, пистолет, драгоценности и документы хранятся здесь как в Швейцарском банке. Я вытаскиваю несколько купюр, одеваюсь и, собрав последние силы, отгоняю машину в давно пустующий гараж отца. Обратно я возвращаюсь на такси.
–Мишка, узнал? Мне нужна помощь твоя,– звоню я знакомому парнишке из военно-медицинской академии.
–Катюша?
–Она самая. Захвати свой походный чемоданчик и приезжай.
Я диктую адрес. Не могу утверждать, что Михаил поверил в мой рассказ про напавших на меня в ночи бандитов. Он относится к людям, которые не задают лишних вопросов. Тем более что я помогла отправить его маму на лечение в Германию.
Своим родителям я вру, что уезжаю в Прибалтику и с чистой совестью исчезаю из жизни. Месяц я провожу в постели под чутким наблюдением моего приятеля, не рискуя выходить на улицу. Мысли о Волке я гоню прочь, но он приходит ко мне во снах.
В конце ноября мы с Михаилом покупаем «восьмерку». Я прошу его оформить машину на себя и выписать мне доверенность. Подъехав к старому ДК, где базируется наше шоу, я поднимаюсь по ступеням и с замиранием души переступаю порог. Знакомые стены, знакомые афиши. Комок подступает к горлу, но я сдерживаю слезы. Черный парик и макияж меняет мою внешность до неузнаваемости. У вахтерши я выведываю, что администратор наш умер от инфаркта в день, когда меня похитили. Нашли его утром в машине. Танцовщиц после рокового представления бандиты увезли с собой и больше их никто не видел. Парни разбежались. А приму–меня то есть–убили прямо здесь, а тело забрали с собой. Милиция покрутилась денек-другой и больше не появлялась.
Я возвращаюсь домой и прибираю бутылку коньяка. На следующий день мне здорово влетает от Михаила. И тут же мы нарезаемся вместе.
Глава 20
Геля зачеркнула на календаре тридцатое декабря и погладила себя по животу. На четырнадцатой неделе, он еще не округлился, но от него шло фантастическое тепло. Хотя, вполне возможно, что Геле это просто казалось. Вот уже третий месяц новая жизнь теплилась внутри нее. «Мой дорогой малыш, я так жду тебя,– Геля посмотрела на маркер в руке – чёрным дням придет конец!». Она оглядела комнату, раздумывая, где поставит кроватку. Книжный шкаф из красного дерева со стеклянными дверцами, заполненный её любимыми книгами, в тон платяной шкаф с зеркалом, набитый новыми нарядами, рабочий стол со швейной машинкой, полки с яркими ящиками для рукоделия и кассетным магнитофоном, трюмо, уставленное разноцветными флаконами дорогих духов и элитной косметикой, полуторная кровать с балдахином из светлого льна, удобное кресло с табуреткой для ног и столиком-торшером, на котором неизменно стояла ваза с цветами. Хрустальная люстра со множеством висюлек освещала мягким светом эту темницу без окон. Их заменял портрет хозяина дома в полный рост, выполненный акварелью.
Художнику дважды пришлось восстанавливать картину после вандального нападения. Геле эта «мазня» жутко не нравилась, но она научилась не замечать навязанное ей «произведение искусства» ибольше не дорисовывала ни рогов, ни копыт, ни хвоста для завершения образа. Но сейчас перед картиной стояла наряженная елка, чей хвойный аромат напоминал о некогда любимом празднике, и взгляд время от времени всё-таки останавливался на портрете. Вот и сейчас: «Давно не виделись, сэр-дурак-красный-пиджак!» Мысли о детской кроватке вылетели из головы. Геля чертыхнулась, подошла к трюмо и опустилась на стул перед ним.
Грустно взглянув на своё отражение, она сняла колпачок с маркера.
–Жил да был чёрный кот за углом,– пропела она и начала рисовать на лице кошачью мордочку. Спиртовой запах фломастера ударил ей в нос.– и кота ненавидел весь дом! Только песня совсем не о том, как не ла-а-адили люди с котом.
