—Это я-то порчу нервы?— Роберт перегородил отцу дорогу.— Ты ее чуть не трахаешь в палате, а я вам нервы порчу? Уже вся больница знает, что ты по уши влюблен в Джулию. Устроил там «My Pet Show».
—Не забывайся,— Эдвард расправил плечи и, прищурившись, взглянул на сына.— Твои обвинения достаточно серьезны, так что будь любезен, объяснись.
— Ты не пускаешь меня, а сам проводишь около нее дни и ночи, ты ведешь себя с ней, как с собственностью, ты… Ты всем пациентам втираешь мази лично?
—Ах вот что…— уголки губ Эдварда дрогнули, но улыбка быстро растаяла на его лице. Он за последний месяц устал от неудобных разговоров с сыном.— Да, я один знаю, как быстро залечить шрамы на теле Джулии и доставить ей удовольствие выбрать себе любой свадебный наряд. У Виктора отличный персонал, но вряд ли владеет точечной методикой. И ты прав, я оградил ваше общение ради блага Джулии. Она стала мне еще дороже, с тех пор как ее сердце побывало в моих руках, хотя до этого я держал сотни других. Еще есть вопросы?
—Виктор сказал, что я погублю ее, доломаю,— Роберт отступил, и они пошли дальше,— что вам хорошо вместе. Джулия с тобой совсем другая, и мне следовало бы отступиться от нее. Да я сам видел записи из палаты.
Эдвард молчал, удивляясь про себя тому, как он еще сегодня утром мечтал устранить сына со своего пути, а сейчас понимал, что совесть не позволяет сделать этот шаг: «Джулия любит его и не переживет, если мой балбес бросит ее сейчас, когда она только пришла в себя».
—Я для нее, как ты слышал, всего лишь львенок. Меня бесит это, если бы ты знал, как меня это бесит. Порой мне кажется, что за ее душевной хрупкостью и ангельской внешностью, прячется бородатый викинг с топором. И она доверяет тебе, а не мне.
—Да, не скрою, для Джулии я стал бы лучшим мужем, чем ты. Она мне, как ты верно заметил, доверяет, и даже позволяет любить себя. Так всегда, сынок, в браке один любит, а другой позволяет. В вашем союзе все иначе. Она не доверяет тебе, но влюблена в тебя как кошка,— Эдвард носком ботинка поддел мелкий камешек и в сердцах пнул его с дороги. — И вот уже ты без ее ведома, снова решаешь за вас двоих быть вам вместе или нет.
—Я делаю это ради нее. И ты ошибаешься, она… она не любит меня, а лишь пытается полюбить. Все так сложно.
—А еще недавно я наблюдал такую ванильно-приторную историю о принце и Спящей красавице. Оказывается, одними бриллиантами жизнь не превратишь в сказку, а, старина? Я-то думал ты всерьез намерен жениться.
—Всерьез, но…
—Всерьез не бывает с «но». Лети в Лондон,— вздохнул Эдвард.— Прочисти мозг и поршневую систему. А там уже решишь все окончательно.
—Хронический стояк и жжение в яйцах меня измучили до дури, но я не собираюсь…
—Оставь подробности для приятелей,— перебил его Эдвард.— А теперь извини, мне пора. Дел много. Зайди попрощаться к Джулии, и не вздумай ей ничего ляпнуть и вновь довести до истерики.
***
Новая палата походила на номер в дешевой гостинице, но больничный запах не позволял забыть о том, что ты не гость, а пациент.
Самая обычная кровать с полированными деревянными спинками, такой же отделки столик с парой стульев в углу, тумбочка. Из удобств: телевизор на кронштейне, холодильник и душевая комната.
—Сами справитесь или помочь?— санитар приосанился.
—Сама,— буркнула она, не желая, чтобы этот верзила к ней прикасался. Всю дорогу он ухмылялся и сейчас снова хмыкнул, разозлив ее еще больше. Юля приподнялась на локтях, попробовала сесть, но земное притяжение оказалось сильнее.
—Да не мучайтесь вы,— санитар протянул ей руку. Она вцепилась в крепкую мужскую ладонь, села и скинула ноги с каталки. Санитар подхватил ее под локоть и помог переместиться на кровать.
—Вы ложитесь лучше.
—Оставьте меня, пожалуйста,— Юля горела желанием испепелить наглеца взглядом. Похоже, что получилось. Санитар быстро ретировался, ухватив каталку за одну ручку.
«Роберт, прости меня,— Юля только сейчас осознала, насколько она сблизилась с Эдвардом в последние дни.— Твой отец склеил меня по кусочкам, и я… я больше не буду… не знаю, чего, но не буду. Все как-то само собой. Господи, мозги набекрень». Юле не терпелось объясниться с Робертом, но он все не шел, а телефон ей еще не вернули.
Несмотря на приоткрытую форточку, в палате Юле показалось душно: «Я сейчас встану и дойду до окна. Все эти вертолеты в голове из-за долгого лежания и изобилия снотворного. Сейчас бы крепкого чая с сахаром. Ничего, я сильная, я справлюсь,— она размяла кисти рук, подвигала плечами, покрутила стопами, медленно повертела головой вправо, влево, вверх, вниз.
—Проспать три дня, а до этого еще неделю! За всю жизнь отдохнула. Мне нужно подняться, чтобы не потерять Роберта… Я не хочу его терять… И я его не потеряю.
Она оттолкнулась от спинки кровати и встала. Босые пятки тут же заледенели, коснувшись холодного линолеума. Ноги ее задрожали, и Юля, обогнув спинку кровати, вцепилась в нее двумя руками и устояла. Она переждала головокружение и выпрямилась, прислонившись к прохладной стене. Пот мелкими каплями сбегал по спине, но в мозгах немного прояснилось: «Нужно валить из этой больницы скорее, пока папа Эдвард не перетянул одеяло на себя. Папа-мягкая лапа».
Юля прикинула расстояние до окна, до стула и выбрала последний точкой следующей опоры.
—Мишка косолапый по лесу идет,— во рту все пересохло, но на столе ее ждал графин с водой.— Все преодолеет, все перенесет! Опа,— Юля уткнулась ладонями в прохладную спинку стула, отодвинула другой и плюхнулась на него.
Внутри все перевернулось, будто кто-то зарядил кулаком под ребро. Руки тряслись от тяжести графина как у забулдыги, когда Юля наливала в стакан воды. Она напилась и, плеснув себе остатки живительной влаги в ладонь, утерла лицо.
Под песню «Взвейтесь кострами» Юля, передвигая впереди себя стул, добралась до окна. Вдали виднелся залив, и сердце ее защемило: «Берег, мой любимый берег. Сколько случилось здесь всего… О нет! Я даже не знаю какое сегодня число». Головокружение проходило, и Юля все увереннее чувствовала себя на ногах, когда в коридоре послышались быстрые шаги. Она уже знала, что сейчас раздастся стук в дверь. Но ошиблась, этот человек вошел без стука.
