Егор закатил глаза. О-о, онизвергался ругательствами, как Везувий, ноего гнев испепелял неменя— гопников, потому что это был огромный ихкосяк: неразрулить элементарную тему. Итеперь Егор чувствовал себя идиотом, причем это неябыл тому причиной. Закончив извергаться, Егор пнул Зяму под зад, Русе дал затрещину, объясняя, что они— лохи опущенные, раз такое чмо, как «этот хомяк» смог ихнахлобучить.
Япотянул Илью зарукав, имыпошли прочь, все ускоряясь иускоряясь. Друг постоянно оглядывался иглазам своим неверил: вот так иразрешился суровый конфликт⁈ Аяпонимал, что сэтого момента реальность изменила русло. Да, мои действия вряд лиостановят ядерную войну, ноповлиять насудьбы близких явсилах.
Когда Егор иего шестерки исчезли извида, Илья спросил:
—Янепонял, как так получилось-то? Нас должны были сговном смешать! Иони кнам больше небудут лезть?
—Будут, нопозже,— нестал врать я.— Пока они невидят внас угрозы, иэто хорошо, так мывыиграем время иподготовимся.
—Как тыэто сделал? Невероятно!
Вместо ответа ярассказал анекдот:
—Пролетает блондинка накрасный соскоростью 240км/ч, еетормозит мент. «Тыохренела так гонять? Предъяви документы!» «Выихтогда заберете, они уменя фальшивые». Гаишник говорит: «Ануживо измашины». «Невыйду, уменя кокаин вкарманах, рассыплется». «Открывай багажник». «Нет! Только неэто! Уменя там труп расчлененный вмешке». Мент вызвал спецназ, беспредельщицу вытащили, заломали, обыскали машину: багажник пустой, наркоты нет, документы впорядке. Напустились нагаишника: «Что тынесешь? Какой кокс, какая расчлененка?» Блондинка, припечатанная ккапоту, говорит: «Слушайте его больше, онсейчас еще заливать будет, что янакрасный ехала наскорости задвести».
Илья хмыкнул, посмотрел наменя пристально.
—Пашка, что-то стобой нето. Вот хвостом чую… как будто это неты.
Меньше всего мне хотелось обманывать Илью, человека, который скорее умрет, чем предаст друга. Ноикправде онбыл неготов. Вот сознайся я— идружбе конец, аондорог мне, пусть ему всего ичетырнадцать, амне сорок шесть.
—Уменя проблемы, Илья. Идома ивообще. Инетолько уменя, увсех нас. И, честно,— ясжал горло,— задрало. Задрало прятаться иубегать. Ярешил принять вызов. Мне наплечи бросается век-волкодав, ноневолк япокрови своей. Пойдем лучше делать домашку?
Илья жил впятиэтажке, одиноко возвышающейся над частными домами. Всего два подъезда ипятьдесят квартир. Илюхина трешка— насамом верху. Сбалкона открывается роскошный вид наморе, акогда полнолуние, мир внизу кажется серебряным. Мой друг враю: собственная комната, образцовые любящие родители, которые стучат прежде, чем кнему войти. Каретниковы живут вкаком-никаком достатке. Вовсяком случае, уних есть новые вещи иразнообразная еда, включая сыры, мясо. Ивидик есть!
Кроме меня, никто кним вгости неходил, однако втой реальности воры как-то прознали, что вэтой квартире есть чем поживиться, наведались вгости ивынесли все вплоть досервизов, ачто невынесли, торазбили. Вкаком году это произошло? Вроде летом девяносто четвертого. Непомню, янесразу узнал. Аможет, ивэтом.
—Хочешь кофе?— спросил Илья, снимая кеды.
О-о-о, почку продам зачашечку кофе! Такую роскошь родители себе непозволяли, пили измельченный цикорий, пересыпанный вкрасивую кофейную банку. Этот кофе подарили маме состоятельные пациенты, ккоторым она ходила домой ставить капельницы. Апотом, помню, мыпили напиток богов только попраздникам. Хотя сейчас, избалованный излишествами, понимаю, что кофе был так себе. Иведь всего тридцать лет прошло смомента, когда мырадовались новым кроссовкам больше, чем вдвадцать первом веке радуются ипотечной машине!
Мыжили взолотом веке, того незамечая. Нам казалось, что нас все притесняли, обижали играбили. Мыпугали друг друга геноцидом изолотым миллиардом, непонимая, что сами иесть тот самый золотой миллиард. Нашим детям, имеющим все, нечего было желать, когда вихвозрасте мыумирали отсчастья, получив несколько жвачек снаклейками, потому что многим даже это непокарману.
Яразулся иокинул взглядом квартиру друга: просторная кухня, гарнитур старый, еще советский, белые табуретки склетчатым верхом. Ковер настене— некрасный советский, ановомодный стиграми. Стены кривые… Нет, поместным меркам ровные, просто это язажрался. Под ногами скрипнул паркет.
Возле выхода стоял таз сосбитой кафельной плиткой, арядом кстене прислонилась медная труба, швабра инебольшой железный топорик— вванной был ремонт.
Леонид Каретников воспитывал сына настоящим офицером: держи слово, будь честным, защищай слабых. Новремена изменились, онсам, очевидно, брал подарки отстудентов, иначе откуда столько излишеств, когда зарплату вунивере пополгода задерживают?
Имать Илюхи, тетя Лора, брала взятки отнерадивых студентов. Так ивыживали. Помнится, многие знакомые жаловались, что некоторые преподы топили всех, чтобы урвать побольше. Каретниковы так неделали, они просто взимали налог заглупость илень.
—Так кофе будешь?— повторил Илья, гремя посудой вкухне.
—Если тыскажешь, что онмолотый, топоселюсь утебя направах, вон, Маклуши ибуду работать заеду.
Комне подошел рыже-белый кот Маклаут, потерся оноги, явзял его наруки ипонес накухню. Маклуша оправдал свою кличку ипрожил двадцать один год. Сейчас ему около пяти.
—Не, зерновой кончился, амолоть лень. Вот, есть «Нескафе-Бразеро».— Онпоказал баночку, которая почти неотличалась оттех, что явидел вмагазинах вдвадцать первом веке.
Вспомнилась песня группы Ундервуд: «Все, что нам сегодня пох… потомки назовут эпохой».
«Такой жебразеро, как я— негро»,— подумал я, ноотказываться нестал.
Илья разогрел нагазовой плите гороховый суп скопчеными ребрышками— мой живот заурчал впредвкушении. Вкуснейший оказался суп! Горох дешев, сытен ивсяко полезнее сизых макарон. Когда друг вочередной раз распахнул холодильник, язаметил там начатую палку ядовито-розовой колбасы «салями».
Пообедав, мыприступили курокам: английский, алгебра, история, география. Последними уроками был труд. Трудности возникли только салгеброй— формул-то янепомнил, поистерлись изпамяти застолько-то лет. Остальное мыщелкали, как орешки. Авот санглийским трудности возникли уИлюхи, онбольше технарь. Аясмоим нынешним сознанием хорошо справляюсь источными науками, исгуманитарными.
Распрощались мывначале седьмого. Перед тем, как отправиться домой, яспросил уИльи:
—Тыможешь разузнать адрес Лялиных?
—Вряд липолучится.
—Аутебя есть что-нибудь ненужное, ночто ценилось бы? Шоколадка тухлая или кофе невкусный. Выменяю наадрес.
Илюха почесал взатылке, кивнул.
—Есть один кофе, правда, начатый. Родителям непонравился, иони незнают, куда деть: дарить стыдно, выбросить жалко.
—О! Пойдет. Давай его сюда.
Это был индийский кофе вжестяной банке, вонючий, ввиде светло-коричневого порошка. Наверное, где-то вподпольном цеху шлепают, как сейчас— большую часть продукции.
