Борька скинул его руку.
—Сам тыМоцарт!
—Ха-ха, Паганини!— вспомнил Чабанов смешное наего взгляд слово.— Только через «о».
—Царь Поганин,— буркнул Минаев, ивсе повалились сосмеху.
Мне тоже пришлось участвовать вовсеобщем веселье, чтобы сильно невыделяться.
—Ладно, пацаны, хорош. Хочет Боря— пусть учится драться. Главное пальцы ему неполомать, иначе онрисовать несможет.
Иснова все сложились отсмеха. Япродолжил:
—ИНаташа пусть учится. Унас женемужской монастырь, апросто клуб поинтересам. Закрытый клуб «Гоп, стоп». Всмысле «Стоп, гопник».
—Тогда уж«Стоп-гоп»,— подсказал Илья.— Акак желающих отсеивать будем?
Япроговорил тоном строгого профессора, сильно «окая»:
—«Стоп-гоп»— прям хорошо, мне нравится. Соискателей накорточки сажать будем. Ежели плохо будет справляться— наш парубок, ежели хорошо сидит— агент вражеский.
Асам подумал, что Боря сНаташкой после первой тренировки сольются, даивДимонах ясомневался. Мне жепредстояли чисто взрослые заботы: обеспечить семью, авпервую очередь одеть сестру сиголочки. Обидно занее было, она жвидит Ликушу ипонимает, откуда утой все эти красивые вещи.
Нуисамому подкачаться придется, ужочень ядохлый.
Глава 10
Удочка, нонерыба
Ставрида— сволочь капризная, нонеразборчивая, это япомнил еще изпрошлой жизни. Вчера она так неистово клевала, что уменя чуть неотвалилась рука, болящая еще стренировки. Сегодня впакете лежало пять рыбок— разве что мне наобед. Иденьги япотратил, купив пирацетам для мозгов, осталось семьсот рублей.
Рыбаки, которых намоле было множество, несдавались, делали заброс зазабросом, ноприходил невод стиной морскою. Яберег самодуры, потому что, если зазеваться, крючки цеплялись закамни, илеска рвалась. Ктому жеприплыли медузы, ивода походила накисель, недавала грузу опускаться глубоко. Вот так жить промыслом: тыполностью зависишь отпогоды идельфина, который топригонит стаю, топрогонит еепрочь.
Нет, это незаработок, развлечение скорее. Сколько лет ямечтал вот так беззаботно порыбачить? Вот иотведу душу.
Чтобы нетерять времени, ядостал литературу ипринялся читать. Потом переключился нафизику. Уже будучи взрослым, японял, что учителя— тоже люди, окончание учебного года они ждут сильнее нас, инекоторые изних вмае выполняют свои обязанности спустя рукава. Впрочем, как имы— учимся. Потому они радуются, если под конец мая хоть кто-то что-то учит.
Отбезделья вголову лезли мысли омоей семье. Когда вчера мыпришли домой, отца ожидаемо небыло, амать неразговаривала снами всем троими— комне, саботажнику, видите ли, неследовало ходить вбольницу. Только сейчас понял, что вместо того, чтобы учить нас дружить истоять друг задруга, родители, неведая того, поощряли крысятничество, чтобы нами легче было управлять. Янемного похвалил брата ссестрой, немного ихподдержал— ивсе, они заменя горой.
Сколько там натикало? Попривычке яполез всумку замобилой, мысленно чертыхнулся: мобилы появятся нескоро, ачасов уменя нет. Дед, рыбачивший пососедству, сказал, что двадцать минут одиннадцатого иначал сворачиваться. Нораз ужяздесь, буду сидеть допоследнего, деваться-то все равно некуда, арыба может появиться внезапно.
Дочитав физику, ячисто отбезделья сделал заброс, глядя напровисшую леску. Это значит, что груз лег намедуз инеопускается, катушка неразматывается. Н-да, сегодня мне неповезло. Вздохнув, япринялся крутить катушку, икогда леска натянулась, ощутил, как она дернулась.
Есть? Или это медуз леской рвет?
Есть! Аллилуйя! Дамного, полная подвеска!
Вдалеке дельфин показал свой плавник.
— Ай, красавец, спасибо!— сазартом поблагодарил я, глядя насеребристых рыбок, которых тащил.
Подтянул, достал, снял. Пять штук, дабольшие! Дед, который собрался уже спрыгивать свозвышенности напешеходную часть мола, передумал уходить. Жадно поглядывая намой улов, стал собирать удочку.
Нониунего, ниусоседнего парня ничего неловилось. Стой стороны мола, где низко изабор, клевало немного. Яулыбался, ловя завистливые взгляды, иговорил себе, что это самодуры особенные, намоленные. Когда снимал скрючков очередной улов, парень, рыбачивший слева, неудержался, подошел.
— Начто ловишь? Дай глянуть?
Недожидаясь разрешения, онподтянул ксебе самодур, погладил крючки. Дед тоже подошел.
— Алишних нет? Ябыкупил.
— Нет,— вздохнул я, разводя руками.— Один только запасной, носамому нужен.
Ставрида ловилась круче, чем вчера, икполудню ведро наполнилось, ноостановиться недавал азарт, янаполнил ведро под завязку, поднял: килограммов десять есть. Может, больше. Иеще немного врваном, много раз стираном пакете— хорошо!
Пашка, стоп! Харэ жадничать. Попробуй теперь это сбыть.
Меня одолевала слабость, потому пришлось разделить рыбу надве части инести костановке введре ипакете. Устарушки вгазетном ларьке явыменял рыбу нафасовочную бумагу, пересыпал улов изпакета введро, чтобы ставриду было видно, окинул взглядом немногочисленных ожидающих, икрикнул:
— Покупаем ставридку! Свеженькая, только крякала!
Изшестерых лишь трое повернули головы, ноинтереса вихвзглядах ненаблюдалось. Яподождал, когда придут другие люди, ипродолжил зазывать:
— Дешевле грибов! Двести рублей всего. Первому покупателю— сто пятьдесят!
Иопять никто интереса непроявил. Дачто жвысегодня, неголодные, что ли? Никого неинтересовала моя ставрида. Почему? Вчера выдавали зарплату, асегодня все потратили? Или сегодня Меркурий какой-нибудь ретроградный? Или просто вечером народу больше, ионсденьгами, асейчас вокруг нищие бездельники. Япомахал удилищем, отгоняя слетевшихся нарыбу мух. Обещал Илюхе прийти втри, но, наверное, придется довечера торчать, пока народ сработы непойдет.
Сутра рыба неловилась, теперь, вот, покупатель неловится. Поавтобусу, который ходил вмой поселок через каждые полчаса, японял, что прошел час, апродать удалось только полтора килограмма. Потом еще час— два килограмма. Так, глядишь, кночи управлюсь. Желудок заворчал, требуя еды. Ктрем дня ушло шесть килограммов— половина добычи.
Толиотусталости, толиотголода разболелась голова, иначало тошнить. Впрошлой жизни яплюнул бынавсе ивызвал такси, сейчас янищий, хочешь нехочешь— терпи итрясись вавтобусе. При мысли онабитом дребезжащем «икарусе» тошнота подкатила кгорлу. Квест «как доехать, непроблевавшись». Все-таки ясебя переоценил.
Кшести часам япродал последний килограмм ставриды, отошел всторону, пересчитал деньги: две тысячи триста рублей! Плюс вчерашние семьсот. Три тысячи! Это два килограмма сыра, которого безумно хотелось. Нотранжирить нельзя. Нужно собирать доллары кденежной реформе, тоесть кавгусту, чем ихбудет больше, тем больше язаработаю изакрою насущные потребности.