«Янехочу знать,— читалось наеелице.— Янеготова это знать».
—Ну?
Ивсе-таки она сдалась. Япринялся набирать номер, прижав трубку куху ипоглядывая насестру, которая все больше бледнела, судорожно сжимала-разжимала пальцы. Тр-р-р, тр-р-р, тр-р-р— вертелся диск. Изтрубки донеслись протяжные гудки. Наташка шумно сглотнула слюну. Наконец бодрый женский голос ответил:
—Алло?
—Здравствуйте, это Саша изинститута.— Ятак представился, потому что Саш много, иужточно уВлада есть знакомый стаким именем.— Позовите, пожалуйста, Влада.
—Минутку.— Донеслось приглушенное:— Вла-ад! Тебя тут какой-то Саша.
Онответил матери неразборчиво ивыдохнул:
—Да!
Япротянул трубку Наташе, которая тотчас жадно внее вцепилась ипрохрипела:
—Влад, привет. Это я…
—Незвони мне больше,— прорычал он, ипосыпались короткие гудки.
Наташа стояла исмотрела втрубку. Лицо еебыло каменным. Она неверила своим ушам, потому остервенело принялась звонить еще. Иеще. ИЕще. Новызов снова иснова сбрасывали. Сообразив, что еепредали, она упала надиван изакрыла лицо руками, воскликнув:
—Нупочему-у-у?
—Отец пригрозил, что посадит его засвязь снесовершеннолетней,— объяснил я.— Онхвост иподжал. Потом, может иприползет, нонужен литебе такой… парень?
Как жемне хотелось найти этого Влада! Расквасить его морду, потом— пристрелить его, атруп скормить рыбам. Ясел рядом сней надиван, посмотрел набабушку, стоящую впроеме двери, кивнул навыход. Она поняла без слов, имывышли наулицу.
Бабушка так изощренно выругалась, что Боцман, лежащий упорога, вскинул голову.
—Извини,— сказала она мне.
Яподелился планами:
—Сейчас япоеду водно место, поговорю счеловеком ипопытаюсь сплавить папашу ей.
Бабушка вскинула брови.
—Ей?
—Любовнице. Скажу, пусть забирает его себе. Пока оннесвалит, ноги нашей втой квартире небудет.
Бабушка покачала головой.
—Бедная моя Оленька! Какой подонок, а— даже дети знают, скем ончешет свой хер! Нотывсе делаешь правильно.— Она горько усмехнулась.— Вот ведь как. Что уИрки, что уОленьки были козлы, анемужья, аединственный мужчина вдоме— внук.
Она ободряюще похлопала меня поспине. Свой парень бабушка Эльза.
—Бабушка, иди кНаташе. Ненадо ейсейчас быть одной. Аяпоехал— хватит тянуть кота заяйца. Гангрену лечат оперативно.
Переобувшись вподсохшие кеды, яотправился наостановку. Вавтобус сел всемь вечера. ВНиколаевку должен был приехать около девяти. Если очень повезет, успею раньше.
Яуже знал, что ейскажу. Носработает лимой план, зависит оттого, что там заАня Лялина. Вдруг психопатошная дура, икидаться начнет? Или стерва размалеванная.
Воображение нарисовало перегидрольную курицу скрасными губищами итенями доушей. Ипатлы дыбом, лакированные. Эдакая злая мачеха, современный вариант.
Нотак лионо насамом деле?
Глава 17
Мышь половая, одна штука
Лялины жили вдвухэтажном общежитии при въезде впоселок. Как, интересно, папаня справлялся, когда уАни есть принцесса Анжелочка? Еепросили часок погулять, посидеть под ларьком, пока они предаются плотским утехам? Может, потому онинеуходит отнас, что имсАнечкой жить негде?
Если всем нам переселяться кбабушке, опять будем сидеть друг удруга наголовах. Нет-нет, пусть онвалит изквартиры, еще чего— жилье оставлять ему илюбовнице.
Нораз япришел, нужно доводить начатое доконца. Гюльчатай, открой личико! Сейчас яузнаю, какая ты, разлучница и, надеюсь, избавительница.
Наступеньках уподъезда два тощих татуированных деда курили папиросы. Япоздоровался. Так принято всельской местности: если здороваешься— хороший мальчик, нет— хамло зазнавшееся. Деды кивнули вответ. Яразвернул смятый листок садресом, чтобы неошибиться. Двадцать восьмая квартира— навтором этаже.
Вдоме воняло… даже незнаю чем. Есть характерный запах советских общежитий: прогорклая вонь стряпни, впитавшаяся встены, табак, запах старческого тела ичего-то еще.
Точно незахочет родитель сюда переселяться. Япереступил дохлого таракана ишагнул надеревянный щербатый пол второго этажа. Где-то орал младенец, разноголосо работали телевизоры, визгливо ругалась женщина, все это сливалось вадскую какофонию неудавшейся жизни.
Едва неударив меня поносу, распахнулась дверь, ипод ноги выпал мужик врубахе исемейных трусах. Закопошился, пытаясь встать. Янаправился дальше, считая двери, потому что ненавсех были номера. Нашел нужную— дерматиновую, советскую, такую же, как унас вквартире, постучал.
—Кто там?— донесся тихий женский голос, иобраз перегидрольной мегеры вмоей голове распался.
—Анна Лялина,— отчеканил ябасом.— Открывайте, срочное дело.
Глазка небыло, щелкнула щеколда, идверь приоткрылась, вщели мелькнул карий глаз. Вэту жещель ясунул кед исказал:
—Впустите. Ясын Романа Мартынова.
Яоказался прав всвоих опасениях— она попыталась закрыть дверь. Было быбольно, если быяносил недубовые отечественные кеды, ачто-то поизысканнее.
—Нехорошо, Анна.— Проговорил я.— Лучше тебя меня впустить, атояподниму шум. Мымирно поговорим, ияуйду.
Предполагая, что отец рассказал ейобукраденном обрезе, яскинул ветровку иподнял руки.
—Видите, ябезоружен. Открывайте.
Вмоем времени она схватила бымобильный, быстренько набрала отца ипредупредила обопасности, здесь жетелефонная будка была наулице одна навсех.
—Дахватит уже. Вычто, ребенка испугались?
Скрежетнула цепочка, Лялина открыла дверь, ияобалдел. Это была очень молодая женщина вдомашнем халате, вбелых носках ирозовых тапках склубничками. Белая кожа, темно-русые волосы, стянутые вхвостик, белесые жиденькие брови «домиком», маленький рот счуть оттопыренной верхней губой, востренький носик. Она часто-пречасто заморгала глубоко посаженными глазками-бусинками. Мышь половая обыкновенная. Вся злость нанее улетучилась мгновенно.
—Япройду, да?
Вкомнате было бедненько. Двуспальная кровать, шкаф, стол уокна. Фотография дочери настене. И, куда жбез него, ковер. Само собой вырвалось:
—Акак жевы… ААнжела?
—Живет вкомнате напротив.— Авот голос уэтой мыши теперь был нетихим, онстал сильным, напористым.
Нетак она проста, как кажется. Простые вментовке неработают.
—Даже чаю непредложите?— Япротопал вспальню ирасселся настуле, повертел вруках забытые отцовские часы.— Эти часы ему дарила мама надень рождения. Продала дедов кортик икупила часы. Выверите вприметы?
—Нет,— ответила она, все так жестоя удвери.
