—Так вы действительно волшебник? Магию творить умеете?— теперь он с некоторой тревогой поглядывал на мой посох, украшенный бронзовым навершием, на котором значились неясные для деревенского мужичка буковки.
—Да, есть такое. И чудеса могу, и магию, такую, что у недругов зубы сами из десен выпрыгивают,— лениво отозвался я, полез в сумку и вытащил две бутылки «Клинского».— Хотя это дело нелегкое и…— я приложил бутылку к скобе повозки и ловким рывком отделил пробку от горлышка,— …опасное.
Пиво, истомившееся дорогой, с шипением брызнуло на Паленка.
—Ай!— вскричал он, оттягивая рубаху, словно его кипятком ошпарили. Кувыркнулся и слетел на обочину.
—Добрейший Гред, спаси и сохрани!— причитал гильдиец, усевшись на земле и хлопая себя по мокрой одежде.
Лошак тоже отчего-то испытал испуг, родил звук похожий на ржание и понес по колдобинам, широко, неуклюже взбрыкивая кривыми ногами. Пешие — благо их было перед нами немного — разбегались в стороны, бросая сумки, корзины и понося меня заковыристой бранью. Паленок, кое-как уяснив, что его транспорт с товаром теперь путешествуют без него, вскочил на ноги и бросился нас догонять. При этом он потрясал кулаками и извергал совершенно нечленораздельную речь.
За изгибом дороги начинался спуск и здесь лошачок полетел со всей возможной скоростью. Поначалу я сам испугался нашей бешеной скачки: повозку мотало, словно хлипкую лодочку в девятибалльный шторм. Иногда она налетала на кочки или крупные камни, жутко скрипела и трещала где-то в днище. Казалось, колесную посудину вот-вот разнесет к такой-то матери. И Паленок мне изрядно портил нервы истерическими воплями и обещанием огненных мучений в местном аду. Он, несмотря на тучность и отсутствие навыков спринтера, почти нагнал повозку. А потом случилось так, что одна из корзин выпрыгнула на кочке, и гильдиец поскользнулся на собственных яблоках. Падал он, широко разведя руки и выкрикивая всякие мерзости (наверное, про меня), пока земля и камешки не заполнили его рот. Увы, я ничем не мог помочь бедняге. Подстелить соломку я не мог даже с помощью магии, ведь самое простое заклятие требует тщательной подготовки и времени для воплощения.
Дальше дорога пошла ровнее, и я на минутку успокоился. Вспомнил об открытой бутылке «Клинского» и приложился к горлышку. Знаете, как полезно пиво в жару и в минуты таких вот нервных потрясений? Лично мне помогает: всего несколько глотков, и шипящая прохлада вернула мне просветленное состояние духа. Жизнь заиграла радостными красками. Гильда представилась не таким уж отвратным мирком. Приближающиеся стены и башни Рорида, казалось, имели определенную прелесть, этакий каменный шарм, в котором меня ожидали веселые вечеринки в тавернах, городские красотки, слава и почет. И сама езда с бешенным лошаком мне начала доставлять удовольствие. Я даже встал в полный рост, кое-как удерживаясь на трясущейся повозке, и возгласил:
—Чудесен мир, господа кенесийцы! Радуйтесь, к вам едет Блатомир!
Прохожие отбегали с дороги и взирали на меня глазами потрясенных кроликов. Наездник в зеленом камзоле придержал коня и съехал на обочину. За ним последовала телега, гремевшая горшками.
—Блатомир едет! Маг, герой и отличный парень!— размахивая посохом, я допил остаток пива и запустил бутылку в кусты — авось окрестные пьянчуги подберут.
Впереди у соединения дорог я увидел карету с золотистыми картушами на двери, фигурками Греда и Вирга над багажным ящиком. Неслась она, поднимая клубы пыли, так же быстро, как и моя повозка, и у меня возникло нехорошее подозрение, что нам может стать тесно на узком тракте. Это было даже не подозрение, а пророчество. Талант прорицателя уживался во мне наряду со многими другими талантами, и нет-нет давал о себе знать. Однако до богато украшенного экипажа оставалось еще четверть лиги,— метров сто пятьдесят по-нашему. Я надеялся, что возница окажется достаточно благоразумен, чтобы не создавать аварийную ситуацию, и притормозит ретивых лошадей.
Сто пятьдесят метров пролетели с неожиданной быстротой. Карета, напрочь игнорируя правила дорожного движения, выкатила на главную дорогу прямо перед носом стремительного лошака.
—Эй, дурень! Вправо бери! Вправо!— закричал я вознице.
Но вправо взял не возница, а мой сумасшедший буцефал. Пронесся, настигая деревянных богов над багажным ящиком, обгоняя саму карету, а потом резко принял влево. Угол повозки с трагическим скрежетом врезался в представительный экипаж. Меня швырнуло вперед. Рядом пролетели яблоки. Сизой картечью просвистели сливы. Я тоже отправился в полет и наверняка угодил бы под копыта лошаку, только разорвавшаяся сбруя освободила его, и он отскочил на десяток шагов.
Глава 2
Я растянулся на земле, вдобавок меня щедро присыпало фруктами и накрыло корзиной. Плащ мой порвался, и посох куда-то унесли катастрофические силы. Но больше я переживал не за посох с плащом, а за свой желтый саквояж. В нем имелось довольно приличное количество склянок с пивом и водкой, даже шампанское и коньяк на особо праздничный случай. Если хоть часть из этого добра разлилась, то пострадали бы очень важные вещи. Последствия могли оказаться ужасными. Да, и прежде эта сумка совершала серьезные кульбиты, но благодаря особо организованному пространству, внутренние сотрясение в ней мало отражали внешние потрясения. Но все же я несколько перепугался.
Озабоченный судьбой драгоценных для меня вещей, я повернулся, приподнял голову и сквозь прутики корзины увидел, что мой багаж покоится на горке яблок возле повозки — видно тайная сила рун защитила его от большой беды. Попутно я узрел, что дверка кареты распахнулась, и на землю ступил субъект в дорогом бархатно-синем костюме и крайним недовольством на физиономии, подчеркнутом искривленным носом. Следом за ним появилась дама в голубом, расшитом жемчугом платье. Она была настолько хороша, что я сразу перестал поносить в мыслях глупого кучера и даже думать о своем саквояже.
—Вы не ушиблись, госпожа Силора?— подавая руку, спросил субъект с искривленным носом.
—Извините, графиня! Пожалуйста, простите!— заблеял возница, отбросив поломанный хлыст и подбегая к карете.— Все из-за этого сумасшедшего! Надеюсь, вы не пострадали?
—К счастью, ни царапинки. Только брошка куда-то отлетела,— она улыбнулась очаровательной улыбкой и посмотрела на меня (вернее, на корзину, покоившуюся на мне).— Интересно, что с этим несчастным? Надеюсь, он не разбился насмерть.
—Вы говорите о мерзавце, чуть не разнесшим наш экипаж?— переспросил мужчина в бархатном костюме и дернул кривым носом.
—О, со мной все в порядке, госпожа Силора!— демонстрируя, что меня записывать в мертвецы еще рано, я откинул корзину и живой, здоровенький вскочил на ноги.— Отлично себя чувствую. Признаться, даже рад этому маленькому происшествию.
Я подошел ближе, разглядывая молодую графиню, с которой меня свел Паленок и его взбесившийся лошак. Вблизи кенесийка была еще более восхитительна, чем виделась мне через ивовые прутья корзины. Ее волосы цвета спелой пшеницы золотились на солнце, в глазах было столько глубокой синевы, что я испытал легкое головокружение. Расшитое мелкими жемчужинами декольте едва сдерживало ее часто вздыхавшую грудь. Боги, а может здесь в этом захудалом королевстве не так скверно?
