—Такое — нет,— Варольд прикрыл глаза и потер ладонями ломившие болью виски.— Ты что-то не договариваешь, моя мэги. Пожалуйста, скажи все. Эта женщина могла быть… Арсией? Ведь я знаю… Изольда, я знаю немножко больше, чем ты думаешь. Ты боишься, что я могу заподозрить тебя, в чем ты в действительности не виновата. Я знаю, что Канахор повернул события так, чтобы меня обвинили в том заговоре против короля. Это мне сообщила Арсия в своем последнем письме. Я знаю, что ты никогда не держала на нее зла, за то, что она увела меня тогда. И что ты никогда не была на стороне Ордена Алой Звезды. Откуда у Астры это незаметное с виду бронзовое кольцо. Тебе в прошлом знакомо оно?
—Я нашла его возле той разграбленной повозки. Варольд… я никогда не думала об этом… Клянусь тебе!— она привстала сложив руки на груди в знак Чести, глаза ее широко раскрылись и заблестели, словно большие жемчужины.— Что это за кольцо?
—Оно принадлежало Канахору. Хотя его отец — аютанский фахиш, сам он, как и Арсия, родом из Анраса. Часто бывал в долине Змей и носил его по привычке, как амулет на шнурке. Теперь я знаю, что Канахор побывал на том месте, где была убита мать Астры.
—Причем здесь Канахор? Что ты хочешь сказать этим, Варольд?
—Пока ничего. Кроме того, что когда появляется этот человек, приходит беда. Так было прошлый раз. Сразу за его появлением исчезла Арсия. Пока я не знаю точно, бежала она с ним или, наоборот, от него. Теперь он снова пришел. Я встретил его, как старого приятеля. Ведь почти двадцать лет прошло. Только у него другая память — он требует у меня либийскую карту. Помнишь? Кому не хотелось бы найти Корону Иссеи?— он улыбнулся совсем печально.— Только сейчас это не важно ни тебе, ни мне. Я просто хочу, чтобы ты знала: если меня убьют, то виновата будет карта Хевреха. Но и это не важно… Я хочу тебе сказать, что Арсия, когда так внезапно, необъяснимо покинула Иальс, была беременна. Это мне сказала старая Номара, служившая ей тогда.
—Варольд! Варольд!..— Изольда вскочила, схватившись за тяжелую серебряную подставку. В шаре хрусталя не было видно уже ничего.
Где-то на востоке всходил красный глаз Маро.
Глава седьмая. Капризы Раи
Рисуя изломанные линии, Коралисс лениво водил веткой по песку. Холодные сероватые волны накатывали на каменистый берег, сползали, оставляя белые клочья на скальных зубцах. Скрип разбитых ворот поместья Керлока слышался даже здесь, и в мерном шуме моря был похож на страдание одинокой чайки. Волна снова плеснула на ноги амфитриона, размыв и изменив часть рисунка.
—Эриса Ясноокая!— он вскочил, вглядываясь в расплывающиеся линии — море говорило с ним, показывая знак Начала Пути. Кто-то тихо засмеялся за спиной, и в плечо его ударилось маленькое зеленое яблоко.
—Все играешь, Бирессиа?— спросил Коралисс, не отводя взгляда от изменившегося знака. Мысленно он молил морскую богиню продолжить таинственное письмо и сказать об Удаче, повторяя: «Эриса, скажи! Скажи, страдающему сыну твоему. Рена держит нити не былого, но ведь ты их плетешь. Прошу, скажи, для меня! Скажи для нас всех!».
—Почему бы и тебе не поиграть со мной, Коралисс?— из-за увитого бурыми водорослями камня выглянула молодая амфитрита. Она держала в руке еще одно яблоко, сорванное в саду заброшенного поместья.— Сидишь в одиночестве, как важный краб. У тебя даже глаза покраснели от натуги.
Еще одна волна набежала, смыв рисунок и не оставив ничего, кроме таявшей быстро пены. Коралисс свел черные блестящие брови, маленький гребень на его спине ощетинился гибкими иглами.
—Коралисс! Хватит мучить милых богинь, поговори лучше со мной! Ведь ты знаешь, как мне надоело здешнее море,— Бирессиа зябко передернула плечами, и прядь волос сползла по гладкой коже, как щупальце, отсвечивая синевой в солнечных лучах.— Чужое море. Серое, холодное. И скалы… Они похожи на застывшую тоску. Стены того мертвого дома и то приятнее. Там есть хотя бы тайна, человеческие цветы, здесь же только пустота. И твои пустые ожидания. Разве ты не понимаешь?
—Это ты, Бирессиа не понимаешь. Не понимаешь, что во многом наша судьба здесь. Ты так же беспечна, как мой брат. Зачем ты вызвалась меня сопровождать? Разве для одних игр?
—Не надо так говорить, Коралисс,— амфитрита подошла ближе и приложила палец к его губам.— Я хотела, чтобы тебе было хорошо. Чтобы не было одиноко. И еще… ведь я люблю тебя. А ты стал совсем другим.
—Я такой же, как всегда. Только я тоже хочу. Хочу, чтобы всем было хорошо. Чтобы ни мои, ни твои дети, и никто более из нашего морского народа не был более пищей Аасфиру,— он поцеловал ее палец и, выронив ивовый прутик, встал.
—Да, ты с детства думал обо всех нас. Я помню, зачем мы здесь,— Бирессиа смущенно оглянулась на выступы рифов, где, подставляя гибкие тела солнцу, плавали ее подруги.— Но зачем снова пытать богов? Ведь мэги рано или поздно отправится туда. Уже не от нас зависит, чем закончится ее встреча с чудовищем. Не от нас, Коралисс. Просто смирись. Даже Эриса не властна над будущим — хитрая Рая и Звезды держат эти нити, а мы, как вода, можем лишь сердиться или радоваться случившемуся.
—Не совсем так, Бисс,— он положил руку на ее маленькое плечо и тоже повернулся к морю, любуясь блеском утреннего солнца в волнах.— От того, что думаем и делаем мы, тоже зависит, каким будет узор из той пряжи. Я должен последовать за мэги Пэй — Эриса дала мне знак.
—Ты врешь. Ты сам этого хочешь. Очень, очень хочешь!— в глазах Бирессии появились иглы страха, она тут же вспомнила знаки на воде, которые чертила вечером сама, проклятые знаки, сплетавшиеся в слова любви, будто два истомленных тела — Коралисса и земной девы.— Днем и ночью ты думаешь только о ней! Только она тебе нужна на этом берегу! Из-за нее мы здесь! Коралисс!— амфитрита прижалась к нему, гладя перепончатой ладонью его живот.— Поверь мне. Пожалуйста, поверь. Она занята одной собой. Она Леоса, нашего милого доброго Леоса, оставила умирать на камнях. Она не знает, что такое тепло и любовь. От нее всем достается только беда.
—Зря ты так, Бирессиа. Астра поможет нам. Ведь ты сама читала слова пророчества. Если хочешь играть, то пойдем,— амфитрион взял ее ладонь и потянул к морю.
—Нет уж, теперь мое время быть в печали. Веселись сам!— она вырвалась и, шлепая пятками по мокрому песку, отбежала в сторону. Опустившись, на камни, серые, будто акульи плавники, прижавшись подбородком к коленям, амфитрита смотрела вдаль. Где-то там далеко на юго-западе, было теплое море, коралловые сады и островки золотистого песка, здесь же — только холод, боль и обида.
Протяжная нота, извлеченная из раковины ихтионита, разнеслась над волнами, поднялась высоко и пошла озорным переливом, таким не похожим на песни морских людей, потом вдруг прервалась хрипом — музыкант снова настойчиво старался подчинить незнакомый инструмент.
—Леос, иди сюда, Леос!— повернувшись, позвала Бирессиа.— Ну, иди, я же знаю, где ты.
Бард сбежал по тропинке, петлявшей между скал. Заметив в его руках раковину ихтионита, Бирессиа снисходительно улыбнулась.
