На поведении Марины эта новость почти не отразилась – разве что стала еще более замкнутой. Эта история уже начала забываться, как вдруг Марина удивила всех во второй раз – никого не предупредив, не вышла на работу. Не пришла она и на следующий день и вообще, больше ее в библиотеке не видели. Тетка, с которой Марина жила, тоже ничего не знала:
– Я на нее очень сердита. Марина, всегда такая хорошая скромная девочка, в последнее время стала настоящей мещанкой – мальчики, наряды, косметика. А недавно я обнаружила у нее в столе, вот, посмотрите! Она вывалила перед ошеломленными сотрудниками стопку дамских романов. Наверно, убежала с кем-нибудь из этих, как их там, героев-любовников. Простая трудовая жизнь ее, видите ли, перестала устраивать. А неделю назад так вообще полное неприличие – она пришла домой в двенадцатом часу! И, представьте себе, в сопровождении мужчины, который по возрасту в отцы ей годится. По виду типичный ловелас, одет так, знаете, вызывающе, длинные волосы – одним словом, полное моральное разложение. Я Марине, конечно, сделала выговор, а кто кроме меня разъяснит ей, что она вступила на скользкую дорожку, в конце которой ее неминуемо ждет падение. А она, вот, вместо благодарности! Увидите ее, скажите, что я очень недовольна ее поведением!
Выйдя на лестничную площадку, сотрудницы молча переглянулись и пожали плечами. Добавить к сказанному было нечего.
А свадьба Вероники с профессорским сыном не состоялась. Вероника неожиданно забрала заявление назад. Никаких объяснений по этому поводу от нее добиться не удалось. Коллективу пришлось удовлетвориться наиболее вероятной гипотезой: „Совесть замучила“. Похоже, совесть мучила ее настолько сильно, что это серьезно отразилось на характере девушки. Во всяком случае, хихикающие компании из читального зала бесследно исчезли, да и сама она стала как-то потише, поскромнее, что ли. А звание „самой обаятельной и привлекательной“ досталось Полине Ивановне, старейшему сотруднику библиотеки.
Через некоторое время после исчезновения Марины
Сегодня у меня вечер, а точнее ночь визитов. Я лезу по стене блочной пятиэтажки. Мои когти без труда находят мельчайшие трещинки и щелочки, а руки легко прилипают к гладким поверхностям. Вот и окно кухни. Да, хороший подарок сделал профессор Лизов своему сыночку – квартира в тихом зеленом районе, а кухня обставлена как в импортном каталоге. За столом сидит милая парочка – Алешенька Лизов, довольно улыбаясь, тянется за сигаретами (а раньше ведь не курил). Вероничка в полупрозрачном пеньюаре ядовитого розового цвета, поверх которого надет кокетливый передничек, размешивает сахар в Алешиной чашке. Идиллия, одним словом.
Внезапно стекло разлетается на сотню мелких осколков. В кухню врывается поток холодного ноябрьского воздуха, летят и кружатся какие-то бумажки, с грохотом падают блюдца. На подоконнике стою я. Стою и наблюдаю, как эта парочка делает жалкие попытки понять, что же происходит.
– Здравствуй, Леша, а я тут мимо шла, дай, думаю, зайду. А то ты столько звал, прямо, неудобно даже.
Молодой человек несколько минут тупо таращится на меня. В голове у него не наблюдается ни одной мысли. Тем более что в соседней комнате начинает громко выть собака. Крупная немецкая овчарка забилась под диван, и издает наводящие тоску звуки. Наконец молодой человек с трудом выдавливает из себя:
– Ой, Марина, ты! А я тебя и не узнал, ты прекрасно выглядишь.
И, правда, узнать меня не просто. На мне длинное черное платье с открытыми плечами, а тощая косица превратилась в копну волос цвета темной меди. Взгляд его задерживается на моем маникюре – ну да, его тоже раньше не было – длинные кроваво-красные ногти. И, наконец, самое главное – не так уж часто в гости приходят через окно пятого этажа. К тому же на улице ноябрь, а я стою тут в легком платье и, похоже, совсем не мерзну.
Я перевожу взгляд на Веронику. Ее переполняют страх, досада за прерванный ужин и, надо же! угрызения совести. Повинуясь моему взгляду, она берет чашку уже остывшего кофе и выливает прямо на свой розовый пеньюар. Я улыбаюсь Алеше самой лучшей вампирской улыбкой:
– А ты, я вижу, ждал меня и даже угощение приготовил: (я киваю на побледневшую Веронику и довольно облизываюсь). Как это мило с твоей стороны! Тогда, если не возражаешь, я подкреплюсь, а потом мы с тобой поболтаем.
Вероника тихо ахает, вскакивает из-за стола, отшатывается к стенке, при этом поскользнувшись на бутерброде, который, как и положено всякому порядочному бутерброду, упал маслом вниз. Кое-как добравшись до своего жениха, забившегося в дальнем углу за импортной мойкой, она прячется за него.
– Лешик, скажи ей, я это не нарочно, просто так получилось. Ты ведь сам меня на этот новый фильм пригласил, а в „Идеальной чашке“ мы вообще случайно оказались…
И тут происходит невероятное. Дело даже не в том, что на брюках воспитанного профессорского сына расплывается мокрое пятно. Он отступает в сторону и толкает свою невесту прямо ко мне, при этом вереща не хуже мартовского зайца:
– Я здесь абсолютно не при чем, я к зачету пришел готовиться. Это она мне проходу не давала, прямо в читальном зале едва на шею не вешалась. Это она во всем виновата, не трогай меня, пожалуйста!
Вероника сначала безмерно удивлена, затем в ее взгляде мелькает разочарование и, наконец, презрение – это она обнаружила, что стоит обеими ногами прямо в луже, происхождение которой легко угадывается.
А я тем временем удобно устроилась на кухонном столе, сбросив на пол чашки, корзинку с печеньем и антикварную сахарницу и вовсю любуюсь спектаклем. Собака в соседней комнате воет, не переставая.
– Ну, что, Вероника, отбила, значит, перспективного жениха у серенькой Маришки. Что же, раз тебе так хочется – забирай себе это сокровище с мокрыми штанами. Смотри, какой храбрец, за тебя просто в огонь и в воду готов.
Алексей опускает глаза и становится краснее вареной свеклы.
– Ну и видок у вас. Ладно, у меня сегодня еще куча дел, счастливо оставаться.
Когда парочка более-менее приходит в себя, в кухне уже никого нет. А в небе неторопливо набирает высоту необычайно крупная летучая мышь. Ее слух, гораздо более тонкий, чем у обычных летучих мышей, улавливает звуки скандала, который стремительно набирает обороты в кухне на пятом этаже. А соседям со всех пяти этажей для этого не нужны и особо чуткие уши. Через разбитое окно все прекрасно слышно и так.
Снова настоящее время
Мы с Сергеем сидели в моем подземном жилище и поедали пиццу. Точнее, это он наворачивал ее за обе щеки, а я неторопливо жевала тонкий ломтик. Обычная пища, конечно, не дает мне насыщения, но удовольствие от нее я по-прежнему от нее получаю. Поэтому в у меня холодильнике всегда есть что-нибудь вкусненькое – охотничьи сосиски, сбитые сливки, торт из мороженого…
С позапрошлой ночи лицо и руки у молодого человека немного зажили и в целом вид его уже не вызывал такого ужаса.
– А, между прочим, если бы ты тогда стал вампиром, то с таким лицом бы и остался. Да-да, потом-то все заживает просто на глазах, а вот повреждения, полученные при жизни – это насовсем.
