– Как ты, урод, разговаривал? Считаешь себя выше человека?
Тут в снежном эльфаре проснулась и возмутилась его родовая гордость. Он выпрямился, задрал подбородок и произнес, как ему казалось, весьма внушительно:
– Да! Мы, снежные эльфары, выше людей и по уму, и по рождению, и по способностям…
Удар кулака по лицу опрокинул снежного эльфара на песок. Он упал, ухватившись руками за лицо, и тихо завыл.
– Хочу посмотреть, как ты справишься в пустыне без меня и этих людей, выскочка. Счастливо оставаться, высокий. Ха-ха!
Ганга хохотнула и обратилась к удивленному таким поворотом событий Ремсурату.
– Не помогайте этому дураку. Пусть сдохнет тут.
Жажда жизни у снежного эльфара оказалась сильнее гордости. Он поднялся на четвереньки и пополз к ногам Ганги.
– Госпожа! – подвывал раздавленный ударами судьбы Шав. – Не бросайте меня…
– Вон люди, их проси о помощи, скотина, – оттолкнула ногой эльфара орчанка. – А мне ты не нужен. Лишь обуза.
– Не бросайте меня, госпожа, я буду вас развлекать и петь. – Он от отчаяния встал на колени и, прижав руки к груди, неожиданно мощно и красиво запел на высоком эльфарском языке.
Снежные шапки родных гор
Чисты и светлы, как твоя душа,
Любимая моя.
В ясных глазах я вижу лишь укор,
Который прошелся по мне, все круша.
Ганга ошалело уставилась на снежного эльфара.
– Шав, ты с ума сошел? – спросила она. – Какая я тебе любимая?
– Это песня моего народа, госпожа, я хотел растопить лед вашего сердца…
Лу Мин, стоявший поодаль, тихо спросил Ремсурата:
– Ты слышал, какую ужасную казнь она хотела применить к этому несчастному горцу? Это как же так надо исхитриться, чтобы глаз на зад натянуть? И как ты думаешь, он видеть сможет?
– Не знаю, – буркнул тот. – Я понял, что все трое не являются людьми.
– Не люди? А кто?
– Не знаю. Но этот горец красиво поет. Только непонятно о чем.
– Госпожа, простите его, – вступился за эльфара чернокожий начальник охраны. – Он все понял и больше не будет называть нас хуманами.
– «Хуман» на древнем языке значит «человек», – пояснила Ганга. – Это не оскорбление. Но этот ледяной сморчок презирает всех, кроме представителей своего народа, слепленного из людей, лесных выродков и снежных троллей. От людей они получили способность думать, от лесных уродов непомерную гордость и от троллей непомерную глупость. Тьфу на тебя, ледышка! Живи. Прощаю. Ирри бы мной гордился, а дед заставил бы тебя есть овечий навоз… И сделал козопасом…
После всех этих событий караван продолжал двигаться дальше. К вечеру, когда половина светила скрылась за барханами и стало прохладнее, подул освежающий ветерок, караван подошел к внушительной роще низких деревьев с большими широкими листьями, где и остановился. В роще были вырыты несколько колодцев.
Верблюдов загнали в рощу. Вокруг стоянки расставили небольшие ящички-пугалки и возле каждого поставили по одному воину. Затем расставили большие котлы и стали на брусках торфа варить еду. Ганга наловила рыбу, дала эльфару почистить и выпотрошить, что он сделал весьма умело. Воду она собрала в свой мешок и заклятием ее очистила. Положила рыбу на большие плоские камни, что валялись повсюду, и с помощью заклинания шаманов приготовила ее. На действия орчанки с интересом поглядывали все, кто расположился вокруг.
Мечи купил хозяин каравана. Он сразу предложил хорошую цену. Он еще дал Ганге соль, так что ужин получился сытный. Дворф ел и нахваливал. Эльфар жадно глотал и давился. Вскоре все насытились. Ганга послала эльфара нарвать листья и сырую рыбу завернула в большие листья, сорванные с деревьев эльфаром. Выкопала ямку в песке и положила туда завернутую рыбу. Присыпала песком и создала над горкой огонек.
Дворф задумчиво помял листья, понюхал и стал жевать.
«Похожи на те, что я ел за рекой», – подумал он. На него в изумлении смотрели погонщики. Лу Мин, что находился рядом, подошел к орчанке и предупредил, причем в его голосе слышалась тревога:
– Госпожа, эти листья есть нельзя, они ядовитые.
Ганга посмотрела на дворфа. И недоуменно ответила Лу Мину:
– Я проверяла, листья не ядовиты.
Тот откашлялся.
– Кхм… Кхм… простите, я все время забываю, что вы не совсем люди… – сказав это, он отошел, сел на свое место и стал наблюдать за дворфом. А тот сыто отрыгнул, блаженно закрыл глаза и улегся.
Он видел фею, и та расчесывала ему бороду, при этом рассказывая все подряд. Он краем сознания ухватил ленивую мысль и удивился тому, что она одна и ее это не беспокоит. Раньше они летали стайкой. Поэтому он решил спросить:
– Фея, а почему ты одна и не улетаешь к своему народу? И как тебя зовут?
– Меня не зовут. Я всегда сама по себе. А имя мне дашь ты, мой бог. Оно будет направлять мою судьбу… Мой народ меня отверг, – просто, как о самом обычном явлении в ее жизни, ответила фея. – Но у меня есть ты, мой бог, и скоро они все прилетят и упадут на колени перед тобой. А я тебе скажу, кого надо принять, а кого нужно прогнать. Прогоним сразу Верну, эту кривляку, что строит из себя неписаную красавицу. Она первая закричала: «Посмотрите на нее, она голая!» И что? Она не видала голых подруг? Мы купались вместе. Просто позавидовала… А Вогнеяра мы примем. Он такой красавчик! – Фея закатила глаза. – За ним все девчонки увиваются…
«Как же ее назвать?» – слушая милую болтовню крохи, размышлял дворф. Как очень обстоятельный дворф, он знал, какая ответственность сейчас лежит на нем. Он предвосхищал судьбу малышки. «Первая Красавица? Солнцеподобная? Несравненная? Великая? Нет, не то. Надо что-то колдовское, волшебное… Золотая? Нет, опять не то… Сияющая Звезда! Вот как я назову ее. И не возьму ответственность на себя за ее будущее, и красиво звучит…»
– А еще мы находимся на территории диких айне…
– Я назову тебя Сияющая Звезда! – прервал он болтовню крохи.
Глава 5
В другом мире.
Закрытый сектор. Снежные горы.
Нейтральный мир. Город Брисвиль. Высокие планы бытия.
Космос закрытого сектора
Фома проснулся. Открыл глаза. Над ним с легким шелестом поднялась крышка медкапсулы. Он сел и осмотрелся. У капсулы стоял луковый человечек. Рядом с ним на гравиподушке левитировал дрон-стюард.
Брык скорчил рожицу и произнес:
– Ну ты и страшный, Фома. Где твоя мать так нагрешила, что родила такого урода?
