Но почему ты мне ничего не отвечаешь, а ведь ты так мне нужен! Ой, что это? Кажется, в глазах статуи мелькнули крохотные огоньки. Нет, привиделось или просто игра света. Или частичка его души все же услышала меня? А вдруг у нас и в самом деле есть душа?
* * *
Небольшое кафе, такие нынче на каждом углу. Когда-то здесь была одна из первых кооперативных забегаловок, по тем временам просто шикарное заведение. Теперь здесь… ну, просто уютное местечко, где иногда можно посидеть после работы. Стандартное меню, стандартный интерьер, претендующий на европейский стиль, дополненный блеклыми пейзажами на стенах и впечатляющих размеров икебаной на барной стойке. Но для посетителей, занявших столик в нише «для VIP-персон», все это не имеет ровным счетом никакого значения. Трое мужчин среднего возраста в дорогих костюмах более уместно смотрелись бы в зале дорогого ресторана, чем здесь, за белым пластиковым столиком. На нем несколько бутылок пива и тарелки с «легкой закуской по-мужски», то есть сухариками, солеными орешками и волокнами вяленого кальмара.
— Ну что, мужики, за дружбу?
— Давай! Один — за всех!
— И все — за одного!
— Гип-гип, ура!
— Помните, мы тут сидели, отмечали регистрацию фирмы? Никто не верил, что у нас что-то получится.
— Помню, родственники все уши прожужжали: куда вы лезете, да там уже давно все схвачено, сидите на попе ровно и пережидайте плохие времена.
— А ведь смогли! Даже не верится, что все это было с нами: конкуренция, базарные разборки…
— Что-то ты, Серега, побледнел. Никак Козлова вспомнил с его пищевыми отходами из Европы? Прекрати, мы победили, и жизнь продолжается.
— Кстати, я поинтересовался: он так до сих пор в куличики и играет. В одной очень закрытой лечебнице.
— А Сицилиец, про него что-нибудь слышно?
— Вы не поверите — бросил все и эмигрировал в Италию. Может, и в самом деле вышел на нужных людей. Упертый мужик был, хоть и козел.
— Помните, как его тогда разыграли? А как после этого развернулись — сразу три филиала открыли. Молодые были, легкие на подъем, не то, что теперь…
— Брось ты, Валерка, мы еще о-го-го! Как вы в своих апартаментах, устроились уже?
— Все отлично, Людмила довольна. Появилась отдельная комната под ее библиотеку, это у нее мечта с детства; для Юли, вместо уголка за шкафом, теперь девичья светелка с окнами на восточную сторону. Жаль, эркер не дали пристроить — я бы там зимний сад развел и аквариум во всю стену.
— Это сколько лет уже дочке?
— Пятнадцать, самый тяжелый возраст: борьба за свободу в полном объеме. Подавай ей дискотеки, тяжелый рок, футболки с монстрами. Скоро, чего доброго, мотоцикл потребует. Я-то на все это нормально смотрю, а вот супруга частенько просто на стенку лезет. Можно подумать, она не помнит, как на учительском столе брейк танцевала. Да, был такой факт в ее биографии, а еще потом удивляется, в кого дочка такая уродилась. Все хотел ее в какую-нибудь секцию устроить, чтобы, в случае чего, могла за себя постоять. Я-то, если что, любому башку оторву однозначно, но это будет постфактум, а не превентивная мера. А Людмила уперлась, что ей нужнее английский и бальные танцы. Мечтает ее видеть настоящей леди… Ладно, прорвемся, не впервой. Ты вот, Толик, лучше скажи: вы с Иришкой еще не надумали расширять семейный состав?
— Куда там! Она же теперь главный редактор, да еще курирует семейное приложение «Замочная скважина». Мы и дома-то почти не пересекаемся; тут уж — либо бизнес, либо семейная жизнь…
— Это точно, не семейная жизнь, а сплошная фикция.
— Уж тебе-то жаловаться: и Констанция при тебе, и королева.
— Рисковый ты мужик, Серега. Не боишься, что супруга узнает да устроит твоей Констанции зачистку территории?
— А мне кажется, что ей на все чихать. И чего с ней творится, ума не приложу. То ходит, смотрит, будто сквозь тебя, то психовать не по делу начинает. Позавчера в свою секретаршу швырнула монитором — пришлось новый покупать и этой тоже выплачивать компенсацию. А то ушлая девица уже в суд хотела подавать за моральный ущерб.
— Чего, монитором?! Они же у вас допотопные, мне и то враз не поднять!
— Забыл, что ли, — это нам с тобой не поднять, а ей и легковушку без домкрата — как не фиг делать. Забыл, как мы колесо меняли? Так что, мы с Надей тихаримся, как можем. Хоть эта сцены не устраивает — спокойная, уютная, а какие щи готовит! Вечер у нее провел, а будто на курорте побывал…
— Может, у вас все не так плохо? Вдруг она оттого психует, что у вас самих расширение семейного состава в планы пора забивать?
— Исключено, она же, как бы это помягче выразиться… Вы не подумайте, мне по барабану — живая она там или нет, пусть хоть дочка самого Дракулы. Хотя такого тестя не хотелось бы… Просто хреново все как-то в последнее время. Пиво у нас еще осталось? А, вон, еще поднесли.
— …Ого, вот это да! Как это у тебя получилось — только глянул на кружку, а она к тебе сама в руку скользнула! Ну и ну, сантиметров двадцать проехала, не меньше. Да ты у нас, оказывается, экстрасенс, как в «Сталкере» у Тарковского. И часто с тобой такое?
— Да так, иногда накатывает, а если нарочно — хоть ты тресни. Не поверите: в метро ехал — какая-то тетка на эскалаторе за мной стояла, так я ее мысли слушал, как радиопередачу. А на прошлых переговорах пытался и — ничего, тишина в эфире.
— Да уж, с кем поведешься…
— С кем поведешься, так тебе и надо, вот что я вам скажу!
— Вот, блин, время бежит! Все, мужики, я исчезаю, пора дочку из бассейна вылавливать, только-только успею — и то, если пробок не будет. До завтра, увидимся в офисе.
— Тогда разбегаемся. Один — для всех!
— И все — до одного!
* * *
Игорь Мельников, студент одного из питерских институтов, а по совместительству технический сотрудник отделения милиции, склонился над старинным фолиантом, испытывая большое желание оглушительно чихнуть, нарушив строгую тишину читального зала.
Надо сказать, что подобные мысли нередко посещали его. Как часто люди сами создают себе кумира, можно сказать, на пустом месте и в упор не видят явных вещей только потому, что они выпадают из плоскости мировоззрения обычного обывателя. Вот, к примеру, библиотека, в которой проведено столько времени. Чтобы добраться до нее, нужно сделать ровно двести шагов по холодному, продуваемому сквозняками коридору, стены которого выкрашены ядовито-зеленой краской. Наверно, поэтому кто-то из институтских остряков прозвал этот коридор «зеленой милей». На каждом шагу можно было лицезреть живописные и скульптурные изображения ученых и прочих индивидуумов, наследивших в истории. Все это, вместе взятое, должно было бы внушить жаждущему знаний благоговейный трепет, но вместо этого Игорь Мельников испытывал лишь тоскливое раздражение, а слова «пыль веков» вызывали в его сознании навязчивый образ швабры и влажной тряпки.
